Дьявол из преисподней. Глава 4, 5, 6

Глава 4 

  Вот и еще один день неизвестности близится к концу.   Оксана подошла к зеркалу и не узнала себя.   Разве это я? Нет, это худая, с безжизненным взглядом женщина, не может быть Оксаной Бесединой.
  За эти десять дней она похудела больше чем на десять килограмм. Угрюмо усмехнувшись, Оксана подумала, что несколько дней эмоционального стресса сделали то, чего не смогли сделать никакие таблетки и диеты. Даже мысль о еде вызывала в ней, сейчас, отвращение. Тело было легким, в голове звенело, но мозг работал напряженно и четко. 
  - Если эта неопределенность продлится еще с неделю, я просто умру от истощения.
  Раньше она не могла понять фразу «она медленно угасала». Теперь это происходило с ней. 
  Надо заставить себя поесть, - и тут же в голову пришла мысль, - а зачем? Может это и есть выход из создавшегося положения. С ее смертью не будет и потребности в мести Плахина. Даже если этот подонок все расскажет мужу,  и дочери – она все равно этого уже не узнает. И они будут жить спокойно, может, даже, пожалеют ее – Оксану. Ведь покойникам всегда прощают и забывают их земные грехи.
  Оксана повеселела. Дочка уже большая, самостоятельная. Может им вдвоем с отцом будет даже лучше. Вдруг ужасная мысль пронзила Оксану - а, если Олег женится? Ну, конечно! Он же молодой мужчина. Не будет он жить один. А, вдруг, попадется стерва и невзлюбит падчерицу? И жизнь Олеси превратится в кошмар и все по вине идиотки матери? Нет! Это не выход из положения. Надо бороться, драться, кусаться – ради дочери. Даже пойти на убийство, если потребуется. Ишь ты, расквасилась. Выбрала легкий путь. Сама на тот свет, а на этом хоть трава не расти, что ли? От страха мозги атрофировались. Сижу, гадаю, жду, когда этот выродок позвонит. А что, первой нанести удар слабо? Фамилию его знаю, год рождения, имя, отчество. Узнать в справочном бюро адрес и приехать самой. А там уж, как получится.
  Оксана зашла на кухню. Увидев нож для разделки мяса, пальцем потрогала лезвие.  лезвие было острое, что и требовалось.   Замотав его в кухонную    салфетку,      положила в сумочку.   И, вдруг, Оксана почувствовала, как будто огромная тяжесть свалилась с ее плеч. Она приняла решение. Неуверенности, терзаний, больше не было. Была цель.
  Впервые, за много дней, она, вдруг, почувствовала голод - просто зверский голод. Открыв холодильник и набрав полную тарелку еды, Оксана с жадностью набросилась на нее. Потом, сварив кофе и сев с ногами в кресло, она начала проигрывать варианты убийства.
  Вдруг она поймала себя на том, что напевает какую-то песенку и даже улыбается.    Конечно, только со смертью  этого дьявола,   она сможет жить спокойно. Ведь все эти годы, она подсознательно, все время ждала, что он ее найдет. Она ходила, как по краю пропасти, по тонкой проволоке: где шаг влево, шаг вправо - означал падение и смерть. Неужели, она теперь сможет жить, не вздрагивая, случайно увидев похожее лицо? Не оглядываясь,  услышав кем-то произнесенное: «детка» или «малышка».  Не просыпаясь ночью в холодном поту от кошмара, из которого она вот уже пятнадцать лет не может выбраться. И всего-то требуется – убить! Это не будет убийство - это будет избавление. Начало новой, спокойной и счастливой жизни.
  Оксана встала из кресла, зашла на кухню, вымыла посуду и напевая хит сезона с непонятным припевом: - Ля-ля-фа  - эти ноты, ля-ля-фа  - одиноки, - открыла шкаф и начала одеваться.  Она надела серое платье, которое ей никогда не нравилось, так как делало ее бесцветной и скучной серой мышью. Оксана купила его на распродаже, сама не зная, для чего. Это бывает практически с каждым человеком – хоть раз в жизни, он покупает вещь, которая ему не нужна и изначально обречена на долгое лежание в шкафу. Человек понимает, что носить ее никогда не будет, но берет: после чего дома ругая себя, почем зря, он засовывает ее в самый дальний угол и благополучно забывает. Так случилось и с серым Оксаниным платьем.    И вот теперь оно пригодилось. Никто не обратит внимания на серую, бесцветную тетку в бесформенном платье и в платке. Волосы она стянула резинкой в пучок и повязала сверху черный платок. Сняв очки, она  взяла сумочку и  вышла из квартиры.

                Глава  5

  Дом в Гатчине Трухин нашел быстро. Это была старая пятиэтажка – хрущевка. От частых ветров и дождей, она съежилась,    вросла    в землю и смотрела на окружающий ее мир, как бы с укором вопрошая -сколько мне еще предстоит мучаться и мучить людей, которые живут во мне с протекающей крышей, трубами, сыростью, с грязными подъездами и разломанными дверьми.   
  У подъезда, который был нужен Трухину, сидела старая бабка и лузгала семечки на удивление крепкими зубами. Рядом с ней крутился облезлый серый кот, которого она периодически отталкивала ногой приговаривая: - Пошел, пошел от меня бродяга. Нечего попрошайничать. Крыс вон развелось,  видимо,  не видимо, а ты еду выпрашиваешь, бездельник. Не мурлычь, не мурлычь. Вот мужичья порода!  Лишь бы не работать. Всю жизнь за бабий счет живете. 
  Трухин подошел и сел рядом. Бабка, увидев более удобную мишень для обстрела, с энтузиазмом начала костерить весь мужской род от Адама и до какого-то Витьки. Трухин улыбался и молчал. Не выдержав такого равнодушия и не получившегося диалога, бабка, встав со скамьи и уперев руки в бока, прокурорским голосом потребовала от Трухина документы: - Ходют тут всякие, а потом ящики почтовые пропадают и батареи из-под лестницы. Сидит, улыбается, молчит и думает:  я уже уши развесила и растаяла. Меня  брат не проведешь. У меня глаз зоркий – орлиный. Я тебя раз увидела - считай сфотографировала. Ежели чего напакостишь, в милиции твой портрет быстро нарисуют. Так что иди-ка ты отсюда по добру и по здорову. Здесь тебе ничего не обломится. Не повезло тебе - на меня нарвался. А я всю жизнь трудовую в народной дружине была.  Много вас таких аферистов по выловила. Даже грамоту от профсоюза имею – за мужество и героизм. Понятно тебе?
  И она, гордо задрав подбородок, начала притоптывать левой ногой,  в дырявом тапке. Кот, проявив солидарность, поднял шерсть дыбом и начал угрожающе шипеть. 
Картина была настолько уморительная, что Трухин, не выдержав, рассмеялся. Достав свое удостоверение, он протянул его бабке. Та, взяв его в руки, недоверчиво переводя взгляд с фотографии на оригинал, начала читать: - Трухин Александр Анатольевич, старший оперуполномоченный Уголовного розыска, майор. 
  Через минуту другую, совершенно успокоившись, она села рядом с Трухиным и даже, как бы кокетничая, протянула ему руку: - Евдокия Кузминична Сухова, будем знакомы.
  - Евдокия Кузминична, - начал Трухин, - я как понял, вы в курсе всех здешних событий и дел. Поделитесь, если можно, своими наблюдениями. Меня интересует ваш сосед по подъезду Дмитрий Плахин.   Что вы мне можете о нем рассказать? 
  Бабка, нахмурив брови,  в недоумении пожала плечами. 
  - Это кто ж такой? Я всех в нашем подъезде знаю наперечет. Но такой фамилии не слыхала. Ты чего-то, милок, путаешь. Ни каких Плахиных у нас тут  отродясь не бывало. 
  Трухин удивленно посмотрел на Сухову. 
  - Как это не бывало? А в девятой квартире кто живет?
  Бабка замахала руками: -  Да что ты! В девятой эти – семья беженцев из Ташкенту. Наши они, русские. Их, значит, оттуда турнули и все ихнее прихватизировали. 
  - Приватизировали, - машинально поправил Трухин.
  - Вот я и говорю, прихватизировали. Прихватили, значит, себе.  Ну, а им куды деваться? А у Васьки, мужика Людкиного, здесь родители живут. Вот они сюда, значит, и прибежали.  Теперь уж года три будет, как здесь осели. А до них тут бабка Воронова жила, да померла. К ней внук приезжал. Похоронил и квартиру-то продал. Так, что никакого  Плахина тут  не было. Правда фамилию внука не знаю, врать не буду. 
  Трухин внимательно посмотрел на бабку: - Евдокия Кузьминична, а вы ничего не путаете? Может, квартиры перепутали?
  Бабка, поджав губы и качая головой, произнесла: - Нет, господин хороший, я то ничего не путаю, это вы чего-то ни того городите.  Как же я могу перепутать, если сама в десятой квартире живу  - на одной площадке, значит.
  Трухин встал.
  -  Извините, Евдокия Кузьминична, а не подскажете, сейчас там, в девятой квартире, кто-то есть?
  - А куды им деться? - Сухова обвиняюще посмотрела на Трухина, - страну-то разорили: заводы, фабрики закрыли.  На работу теперь вон только по блату устроиться можно.  Раньше гнали, штрафовали бездельников-то, а теперь захочешь поработать  - ан, накося выкуси.  Безработица. Спи - не хочу.  Демократией называется.  Васька-то день бегает, бывает, где халтурку сшибет. А Людка-то день-деньской с детишками дома торчит. Редко к свекровке выберется и все.
  Трухин пошел к двери. Бабка прокричала ему в след: - Ты стучи в дверь-то. Звонок у них не работает.
  Дверь открыла молодая, утомленная женщина, с маленькой девочкой на руках. За подол ее платья держался мальчик лет четырех.
  - Вы к кому?
  - Извините, я из милиции, можно зайти? – Трухин показал женщине удостоверение.   
  Женщина, пожав плечами, обречено прошептала: - Сколько можно? Ну, раз пришли, проходите. 
  Трухин вошел в прихожую и растерянно замер. Такой ужасающей бедноты ему видеть не приходилось даже в притонах алкашей и наркоманов.  В стену, с пожелтевшими и кое-где оборванными обоями,   было вбито несколько гвоздей, на которых висело старенькое пальто и потертая куртка.
  В комнате, кроме старой, железной кровати     и покосившегося стула больше никакой мебели не было. На полу лежал старый матрац и байковое одеяло. В углу стояла картонная коробка с детскими вещами.
  - Проходите на кухню. Там можно сесть.
  В кухне стояла газовая плита, старый, потрескавшийся стол, три табуретки и на стене висело несколько деревянных, самодельных полок для посуды. На бельевой веревке сушились детские трусики и рубашки. Трухин присел на табуретку.
  Женщина со слезами на глазах произнесла: - Выселять пришли? Дознались все таки. Ну, что мне с детьми на улицу идти, что ли?  Мы, разве виноваты, что по распределению попали в этот распроклятый Ташкент? Работали не хуже других. Наживали, обживали, а всё пришлось бросить – рады, хоть живы остались. Приехали, а к родителям мужа не прописывают – жилплощадь,  не позволяет. Какие-то шесть метров на человека надо. Они в комуналке, в шестнадцати метрах вдвоём живут. А нас-то четверо. Вот и оказались на улице. А человеку за квартирой только и требовалось присматривать - вот он нас и пустил. Хороший человек. Даже денег не взял. –Живите, - говорит, - пока на ближайшие пять лет мне эта квартира не понадобится. Главное, чтоб присмотр был. – Так мы на него день и ночь молимся. Что ж, его теперь накажут, что нас приютил? Я знаю, что регистрацию проходить надо. Но, за эту регистрацию, каждые три месяца, столько нужно денег заплатить, да справок собрать. А откуда у нас деньги? Муж на работу нигде устроиться не может.  Говорят, специалисты его профиля сейчас не требуются. А у меня двое маленьких на руках. - Женщина заплакала.
  Трухин поёжился. Он чувствовал вину перед этой измученной и уставшей  женщиной. Он знал, что его личной вины в этом нет, но он чувствовал её,    эту вину - и от того злился на весь белый свет.  Неловко потрепав мальчика по головке,  стоявшего у колен матери и смотревшего на него не по детски серьезными глазами   
  он произнес: - Успокойтесь. Я пришел совершенно по другому вопросу. Выселять вас не собираюсь, и докладывать никому ничего не- намерен. Этот разговор останется между нами. Мне необходимо знать адрес настоящего хозяина этой квартиры. Ну, то есть, где он фактически проживает.
  Женщина посмотрела на Трухина и, пожав плечами: - Вы имеете в виду Дмитрия? Так он нам как сдал эту квартиру, так мы его больше и не видели. Я же вам сказала, что денег он с нас не берет. Сказал, что будет жить в городе, наверное, у него там тоже есть жилье, а эту квартиру просто не хочет продавать. Вот что б было спокойнее, присмотр и все такое, он нам и разрешил тут жить. А что б разговоров не было, он велел нам сказать, что мы эту квартиру купили. А до вас никто и не спрашивал. 
  Трухин вынул из папки фотографию убитого Плахина и протянул Людмиле:  - Это он?   
  Людмила, побледнев, поднесла руку ко рту: - О, Боже!  Да, это Дима. А что с ним случилось? Он мертв?  - и снова заплакала.  – За что же такого хорошего человека жизни лишили? Не люди, а звери. Что за жизнь пошла!   - и, вдруг, помертвела. – Так это значит, что теперь нас уже точно отсюда выселят. Или - родственники наследство делить будут,  или – государство себе заберет.  – И, прижав детей к себе, запричитала, - Бедные вы мои, да куда же мы теперь денемся? Да кто же нам поможет?   
  Трухин молчал. Потом, как будто, что-то решив для себя, произнес: - Я лично займусь вашим вопросом. Уточню, если наследников у Плахина нет, может и удастся эту квартиру оформить на вас. А теперь, извините – мне пора.
  Он вышел на улицу, бабки на скамейке уже не было - только кот, растянувшись и свесив хвост до земли, спал, похрапывая во сне, как человек.
  Трухин задумался: так, адрес есть, а результата нет. Значит Плахин жил в Питере без прописки, а это, дохлый номер. Разыскать в многомиллионном городе человека, не зная его места проживания, это все равно, что искать иголку в стоге сена. Значит, квартира     ему досталась после смерти бабки. Он прописался, а жить не стал. Здесь каждый друг о друге знает все. А ему это было не нужно. И денег не стал брать, чтобы не светиться. Главное, что штамп в паспорте о прописке есть, а больше ему ничего и не надо было.  Продавать квартиру было не выгодно, а так и дешево, и сердито. Хитер был мужик - благодетель. Значит, здесь узнать ничего не получилось. Надежда только на фирму «Лето» и на господина Баскина. Если была визитка, значит, люди знакомы, а если знакомы, значит, хоть что - то, о его жизни после освобождения мы должны узнать. Надо ехать в Управление. Здесь больше делать нечего. Он быстрым шагом пошел на вокзал. Электричка отходила через 15 минут.  Следующую же  надо было ждать,  больше часа.         

                Глава   6
 

  ридический адрес фирмы «Лето» был зарегистрирован в Купчино, на улице Ярослава Гашека. Подъехав по указанному адресу, Власов не обнаружил ни вывески, ни самой фирмы.  В этом доме первый этаж занимали: «Салон красоты», магазин «Продукты» и Пункт видео проката. Остальные этажи дома были жилые.
  Власов обошёл дом со всех сторон дважды. Подвальные помещения были закрыты. На подъездах стояли кодовые замки.
  - Да, «Летом» здесь и не пахнет. Скорее пахнет трубой – канализационной. А если быть более точным, то это дело дурно пахнет. Ну, да где наша не пропадала! 
  Власов зашёл в «Салон красоты». Ничего красивого в этом Салоне не было: мутные, давно не мытые окна, грязный, кое-где задравшийся ленолиум на полу, продавленные кресла.   
  В комнате стоял острый запах пергидроля, лака и ещё чего-то специфического, по которому сразу можно определить, что ты попал в парикмахерскую. Клиентов, на данный момент, не было и две девицы, возраста не поддающегося определению,  из-за количества краски,  наложенной на их лица, и невообразимым причёскам, перемывали косточки какой-то Лариске.  На появление Власова они никак не среагировали, словно это было пустое место, а не человек.
  Власов прошёл и сел в одно из кресел.
  - Нет, ты посмотри, какой нахал! Молодой человек, мы вас приглашали? Тань, ну никакого уважения не стало. Раньше сидели, как миленькие по два часа в очереди и сопели в тряпочку – пока не позовёшь, с места не сдвинутся. А теперь стали господа! В очереди сидеть  не могут -  норовят в кресло,  и обслуживай их! Слепой что ли? На двери чего написано?   
  - Валь, ну чего ты завелась? Ну, сел и пусть себе сидит. Надоест, встанет и уйдёт. Не обращай на него внимания. Может, он читать не умеет. Хотя, чего читать-то? Я ж с тобой заболталась и объявление-то не вывесила. Рыкаем на мужика, а он и не виноват ни в чём.
   - Мужчина! Не работаем мы нынче. И так клиентов не густо, каждая копейка на счету, а тут и эти, из-за  этой – Лариски, потеряем. Шальная уже неделю ходит. Чего-то с документами напортачила.  А времена-то нынче капиталистические – не заплатил, рот раззявил  и всё, кислород перекрыли. Вот поехала разбираться, а мы сидим, ждём.. Так что, приходите лучше завтра. Не обижайтесь на грубость.
   Власов наклеил на лицо свою фирменную улыбку: - Девочки, да я не в обиде. Разве можно обижаться на таких очаровательных девушек? Я просто увидел вас,  и ноги отказали – одна краше другой. Я, можно сказать, влюбился сразу и надолго - а главное в обеих!
   Валя рассмеялась: - Малохольный! Влюбился он. Как бы не так. Птицу видно по полёту. Тебе, такие, как мы с Танькой, до фонаря. Ты молоденький, хорошенький, чистенький. Тебе и стрижка-то не нужна, да и выбрит   начисто. Мы ж с Танькой профессионалки. Ну, я имею в виду в парикмахерском деле. Припёрло,  что ли? Баба нужна? Так мы этим делом не занимаемся. Хотя, если очень надо, могу предложить одну блондиночку. Через пять минут здесь будет. Ну, что? Звонить? 
  Власов, закатив глаза к потолку и почесав голову,  состроил кислую мину: - Нет, блондиночка не подойдёт.  Терпеть не могу пуделей. А блондинки мне пуделя напоминают. - И тут же, не дав открыть рта обеим, продолжил, – Брюнеток тоже не переношу. Как увижу брюнетку, так сразу ворона представляется. Жду с ужасом, что сейчас каркать начнёт. А рыжие, говорят, бесстыжие. С такими свяжешься - обберут до нитки. Шатенки,  вообще – ни рыба, ни мясо.Все «каштанки», «платинки», «краснодревовые» – сплошная липа! Чёрт знает,  что они под краской скрывают. А я всё натуральное люблю. Вот вы – это, что надо. Или вы – или никто!  - и Власов театрально вздохнув, закрыл лицо руками.
  Женщины недоумённо переглянулись.
  - Валь, а может он того, «голубой» или шизик?
  - Ага, «голубой». Тань, это у тебя крыша поехала.  Он же над нами издевается.
А мы и уши развесили.   
  Валентина подошла к Власову и  прошипела: - А ну, господин хороший, вали отсюда, а то «крышу» вызовем.
  В это время в комнату быстрым шагом вошла высокая женщина лет 35. Она подошла к окну, достала сигарету и закурила. Она казалась подавленной. Глаза были пустыми и безжизненными. В комнате повисла напряженная тишина. Первой не выдержала Татьяна.
  - Ларис, ну, чего? Разобралась или как?
  Лариса молчала. Она курила по-мужски, глубоко затягиваясь и выпуская дым через ноздри.
  - Ларис, - Татьяна дотронулась до ее руки, - чего молчишь-то? Договорилась?
  - Вляпались мы девки, и к тому же здорово вляпались. Ума не приложу, как выкручиваться будем. – Лариса, закрыв глаза, даже потрясла головой. 
  Татьяна метнула тревожный взгляд в сторону Валентины. 
  - Ларис, объясни толком, чего случилось-то? Ты деньги за счета, которые принесли,  уплатила? – Вдруг, как будто что-то сообразив,  она всплеснула руками, - украли что ли?  Сколько раз тебе было говорено, не вози такие деньги в сумочке, купи дипломат. Нет, так надежнее, так надежнее, - передразнила она Ларису. 
  Власов сидел в кресле всеми забытый и внимательно слушал этот сумбурный диалог. 
  Лариса, потерев лоб рукой, произнесла: - Все девчонки, остались мы: без салона, без работы и, очевидно, без квартир. Мы банкроты и к тому же должны огромную сумму денег. Попросту говоря - нас подставили, и кинули.
  Валентина схватилась рукой за сердце.
  - Ты чего такое говоришь-то? Как это без квартир?
  - А вот так это!  - Лариса сквозь зубы процедила нецензурное выражение. – Нас просто использовали. Провели, как дурочек. Ни у какой фирмы «Лето» мы это задрипанное помещение не покупали.
  - Как это не покупали? – Татьяна с недоумением посмотрела на Ларису.
  - А вот так! Они, оказывается, сами его снимали. Это помещение принадлежит фирме «Гарант». Эти сволочи,  пользовались им целый год.  Наговорили  и  на отправляли факсов,  на тысячи. Оплату не  делали.    А мы темные, мало того, что все деньги им за это помещение отдали, так еще и подписали бумаги, что все их обязательства берем на себя.
  - А как же договор купли-продажи? Нотариус? – Валентина заплакала. – Ты же говорила: все официально. Документы нам показывала, подписывала чего-то.
  - Вот и до подписывалась. Нотариус тоже липовый оказался. Бумаг же много было. Они, видно, подменили какие-то. И те, в которых мы все их долги берем на себя, подписаны действующим нотариусом, а договор купли-продажи – липовым. С «Гарантом» они договор расторгли  и исчезли в неизвестном направлении, а платить теперь нам.   
  - Сколько? – Валентина прижала руки к груди. 
  - Всего, вместе с кредитом,  семьдесят тысяч.
  - Рублей?
  - Долларов! 
  Женщины замерли, словно на них напал столбняк. Вдруг, Лариса заметила Власова.
  - А это кто такой? Почему посторонние в зале? Мы же закрыты.   
  Власов встал с кресла. Достал удостоверение:  - Да нет, я не посторонний, я, девочки, свой. И оказался, что называется в нужном месте, в нужное время. Я тоже разыскиваю фирму «Лето» и господина Баскина. Но так понимаю, что увидеть-то мне его и не придется.
  Лариса долго изучала удостоверение Власова, бросая взгляд с фотографии на оригинал. Потом, вернув, усмехнулась: - Моя милиция всегда на посту. Вам они тоже нос утерли, раз разыскиваете? Ну, мы то ладно, темные люди в бизнесе, а что б наша родная милиция в дураках ходила?
  Власов,  обняв ее за плечи, прошептал: - Родные мои, милицию обмануть нельзя, она сама кого хочешь обманет, заманит и на принудительные работы отправит.
  Валентина с надеждой посмотрела на Власова: - Ой, а может, вы нам поможете?  Вы  извините, если мы чего тут не так вам наговорили. Мы ж не со зла. И мы на все согласны. Мы все ваши условия …, - она кокетливо повела плечом.
  Лариса одернула ее: - Вот дура. Думай, что говоришь. Тоже мне нашлась Клавдия Шифер.
  Власов поднял руки: - Девочки, успокойтесь, сядьте и напишите обстоятельное заявление. Отнесите в отдел, который занимается экономическими преступлениями и мошенничеством. Там разберутся.     А мой отдел,  расследует убийства. Поняли разницу? 
  Татьяна всплеснула руками: - А у нас что? Нам только и остается: или самим в петлю, или найти этих гадов и поубивать их. Мы же теперь во век не расплатимся.. 
  - Вот, когда их поубиваете, мы вами и займёмся вплотную, - он подмигнул Татьяне. – А пока, извините: на нет,  как говорится,  и суда нет. Внимательней надо читать документы, да знать, что подписываете. А раз в этих делах ничего не соображаете, надо адвоката было нанимать, да не того, которого они вам привели, а своего. Лицензию его почитать, да  справиться: есть ли такой и имеет ли право эти сделки совершать. А раз денег для этого пожалели, вот за скупость и расплачивайтесь. Сколько уже поговорка существует – «не знаешь броду - не лезь в воду». Нет, лазите, а потом из-за вас работы выше крыши. Трупы ваши вылавливаешь, вынимаешь, вытаскиваешь из всяких мест. Ладно. Не ревите. Поговорю с Павловым, он этими делами занимается. Может,  что и получится. Но это вряд ли. Сильно не надейтесь. Раз сами бумаги подписывали, не под давлением – это глухарь. Я имею в виду – оплату по их обязательствам. А вот договор купли-продажи, здесь можно что-нибудь накопать. Вы мне лучше скажите: такая фамилия Плахин – вам ничего не говорит?   
  Лариса побледнела. 
  - Как это ничего не говорит? Вы имеете в виду Диму?
  Власов встрепенулся.
  - Да, а вы его знаете?
  - Как же она его не знает? – Татьяна взмахнула рукой. – Из-за кого же она неделю сама не своя ходит? Исчез голубчик - и ни слуху, ни духу. Три месяца ей мозги пудрил - жениться обещал. Он её с этим Баскиным из «Лета» и познакомил. Аферист. Вот она твоя любовь! Мы ведь раньше все в парикмахерской, на Бухарестской, работали. А этот донжуан появился и начал Лариске на мозги капать: чего, мол, на чужого дядю горбатиться. Откройте свой салон, а с помещением я вам помогу. У меня друг тут не далеко как раз продаёт и не дорого. Заём возьмёте и понемногу расплатитесь. Зато сами себе хозяйки будете.   Все, что заработаете,  ваше будет. Заработали. Гад такой. Он и Ларискину машину  угнал. Все, можно сказать, мы люди конченые. Заем сорок тысяч долларов под свои квартиры взяли, да долг – тысяч семьдесят и набежит. Вовек не рассчитаться.
  Лариса робко посмотрела на Власова: - А что, Дима действительно аферист?
  Власов пожал плечами: - Похоже на то. Так, когда вы говорите, видели его в последний раз?
  Лариса шмыгнула, как-то по-детски носом: - Пять дней назад.  Он сказал, что надо съездить в одно место. Взял машину и уехал. Больше я его и не видела.   
  - А на угон машины в милицию не заявляли?
  Лариса горько рассмеялась: - А чего ж заявлять-то? Я на него генеральную доверенность оформила. Пожениться же собирались. Он попросил - я и оформила.
  Татьяна зло произнесла: - Учат нас дур, учат и все бес толку. Любовь, любовь! Ласковое слово скажут, а мы и травой стелемся. Все готовы отдать.
  Лариса повернулась к Татьяне.   
  - Тань, ну тебе же он тоже нравился. Да и не скрывал он ничего, паспорт нам показал и прописку, - Лариса повернулась к Власову, - он в Гатчине прописан. Я и дом, и квартиру знаю. И в графе семейное положение  у него пусто было. Поэтому я и поверила. Нельзя же никому не верить. Если домашний адрес есть, значит, его можно найти, так ведь?
  Власов закрыл глаза, помолчал, потом произнес: - Да, девоньки, вляпались вы основательно, - он достал фотографии и протянул их Ларисе, - это он?
  Лариса, взяв фотографии в руки, взглянула на них и тут же, побледнев, потеряла сознание. 
  Татьяна кинулась к ней:  - Валь, воды быстрей. Ларис, ну чего ты? Ларис, не умирай!   
  Она хлопала подругу по щекам, тормошила, уговаривала. Наконец Лариса открыла глаза. Власов содрогнулся, увидев этот безжизненный взгляд.  Глаза ее стали пустыми и неподвижными, как у зомби.  Татьяна, облегченно вздохнув, взяла упавшие на пол фотографии и вскрикнула: - Валь, глянь.   
  Валентина, заглянув через плечо подруги и увидев на фотографии труп Плахина, произнесла:  - О, Боже мой! Он же мертвый.   
  Три пытливых взгляда устремились к Власову.
  - Да, Плахин был убит вчера ночью. В кармане его брюк лежала визитка с этим адресом, на фирму «Лето». Вот я и пришел, надеясь выяснить, существует ли связь между убийством Плахина и этой фирмой. Лариса, а вас я попрошу поехать со мной. Нужно провести опознание трупа. 
  Лариса глухо зарыдала.