Дядя Толя

Дядя Толя



Анатолий Иванович строго посмотрел на меня и спросил:
- Саша, ты шину подпилил?
- Я не закончил ещё.
- А ну, брось болтать и заканчивай пилить.
- Я сейчас.
- Никаких сейчас! Немедленно иди пилить!
Пришлось прервать интересную беседу с Колей Ильиным и вернуться к верстаку и к зажатой в тисках алюминиевой шине. Мне было очень жаль прерывать рассказ Коли. Коля рассказывал о своём походе на лиман. У них были интересные приключения. Так нет, надо же появиться Анатолию Ивановичу на самом интересном месте и оторвать меня от компании молодых рабочих, вышедших покурить. Сам не курит, работает без перерыва, и думает, что другим не нужен перерыв на перекур. Вот Коля уже полчаса треплется, и никто его к станку не гонит. Всё потому, что Коля уже имеет рабочий разряд и работает самостоятельно. Ничего, через пару месяцев моё ученичество окончится, и я тоже получу разряд.

Это мама  устроила меня в электроцех учеником. Она хотела, чтобы я получил рабочий стаж. Это полезно при поступлении в институт. Мама слышала о том, что было постановление ЦК о преимущественном приёме рабочих в институт. Да и в анкете социальное положение будет записано: «рабочий», а не «сын служащего». Времена такие, что это важно. Евреев теперь не очень охотно берут в институт. А молодых рабочих охотно. Мама думает, что жизнь подается законам математики: еврей это минус, рабочий это плюс. Плюс уравновешивает минус. Может быть она права, но я думаю, что еврей два минуса, а рабочий это только один плюс. И в результате будет всё равно минус. Так что на дневной факультет соваться нечего, а вот на вечерний поступить можно. На вечерний конкурса практически нет, и там национальность оценивается только в один минус.
Я закончил выпиливать в алюминиевой шине угол и понёс шину Анатолию Ивановичу. Он придирчиво осмотрел шину, проверив штенгелем размер выреза. Проблем с размером не было, но дядя Толя всё равно остался недоволен моей работой:
- Ты, что не мог напильником подровнять? Смотри, какая грубая работа. Любую работу надо делать с любовью. Ты на Колю не смотри. Он лентяй и ничего толком не умеет.  Дай напильник, я подправлю.
В умелых руках Анатолия шина действительно стала выглядеть так, как будто уголок был выпилен не вручную, а  на станке. Я невольно залюбовался тем, как ловко он зачистил мою работу. Всего несколько движений, а результат налицо.
- Дядя Толя, а не всё ли равно зачищен или нет уголок? Там на подстанции шина будет установлена на самом верху и ваша работа никому не будет видна.
- Я это не для подстанции делаю, а для себя. И тебе рекомендую всё делать как для себя. Тогда ты себя сможешь уважать. Меня этому ещё мой отец научил. В войну это меня спасло.
- Как это? – удивился я.
- Много будешь знать, скоро состаришься.
Я знал, что дядя Толя не очень любит рассказывать о себе. Его замкнутость по личным вопросам я оправдывал том, что дядя Толя серьёзно относился к работе, не позволяя себе отвлекаться от выполнения задания. Мы шли к подстанции и несли приготовленные для установки шины. Шины были полностью подготовлены для монтажа. На подстанции мы внесли в дежурный журнал намеченные работы и приступили к монтажу. Собственно работу делал дядя Толя, а я подавал ему шины, держал шину, когда устанавливались первые болты и т.д. Анатолий Иванович работал молча. Вскоре шины были закреплены на изоляторы,  и я подал ответвление.  Мы подключали разъединители. Всё это время меня подмывало узнать, как это любовь к хорошей работе спасла Анатолия Ивановича на войне. Но я знал, что дядя Толя вопросов не любит, и я не стал его спрашивать.
Тоня Полякова, дежурная по подстанции, подошла к нам и сказала, что звонили из механического цеха и просили Анатолия Ивановича срочно прийти к ним. У них не работал новый фрезерный станок.  Цеховой электрик не cмог определить в чём причина. Эта работа не входила в обязанности Федоренко, но они просили его выручить цех.
Анатолий Иванович закончил с шиной, и мы пошли в механический цех. Ося Львовский, молодой неопытный электрик, моргая глазами и разводя руками, смущённо сказал:
- Анатолий Иванович! Два часа ищу, что случилось, и не могу найти. Новенький станок. Вчера всё работало.
- Тестер дай! – сказал дядя Толя.
Он открыл шкаф и проверил напряжение в нескольких точках. Напряжение контрольной цепи было равно нулю. Оказалось, что сгорел предохранитель в контрольной цепи. Установили новый предохранитель. Опять не работает. Опять предохранитель сгорел. Значит где-то в этой цепи короткое замыкание. Просмотрели шкаф и обнаружили металлическую стружку, замыкавшую цепь. Очистили от стружки, сменили предохранитель, и всё заработало. Ося смущённо признался, что забыл закрыть шкаф, вот стружка и залетела.
Я внимательно наблюдал всё это и запоминал порядок действий дяди Толи. Мне нравилась его спокойная уверенность в том, что он найдёт проблему и сможет помочь исправить повреждение. Я очень хотел, чтобы когда-то и меня вызывали помогать электрику цеха. Анатолий Иванович, не комментируя свой успех, отправился со мною в электроцех. Там нас ожидало очередное задание.

Я жалел Осю Львовского, и мне было обидно, что такое элементарное повреждение Ося не смог устранить. Видно их в ремесленном училище плохо готовили. Родители Оси погибли во время войны, и он вырос в детском доме. Он учился без охоты и когда он закончил седьмой класс, его направили в ремесленное училище. И в детском доме, и в училище Ося постоянно подвергался унижениям. Мальчишки обижали его за то, что он рыжий еврей, а воспитатели за то, что он плохо учился. И сейчас начальство его постоянно ругает за плохую работу. Есть от чего приуныть. Ося живёт в заводском общежитии. Живёт очень тяжело. Зарплаты едва хватает на питание.  Настроение у парня невесёлое. Я чувствовал это и очень жалел парня. Я не знал, как его подбодрить.

В электроцехе был день выдачи зарплаты. Зарплату начинали выдавать сразу по окончании рабочего дня. Цеховой экономист Зоя Яковлевна выдавала деньги. Она в заводской бухгалтерии получала платёжные ведомости. Потом она в кассе получала деньги на весь цех. К кассе она шла в сопровождении двух наших рабочих, которые охраняли её по дороге в цех. В награду за это эти рабочие получали зарплату вне очереди. Все остальные выстраивались в очередь. Я стал за Тоней Поляковой. Впереди нас было более половины рабочих. Очередь двигалась медленно. Тоня спросила меня:
- Чего это Анатолия Ивановича в механический цех вызывали?
- Там Ося не мог запустить новый фрезерный станок.
- Ося? Это такой рыженький, красивенький долговязый паренёк? – спросила Тоня с видимым интересом.
- Да, это Ося. Мне жаль его. Все его обижают, а ремеслуха не научила. Он старается, только знаний мало. Вот дядя Толя и выручает.
- Чего это ты его жалеешь? - полюбопытствовала Тоня.
- Он на один год старше меня. В войну потерял отца и мать. Живёт один на мизерную зарплату в пятьсот пятьдесят рублей. Начальство его ругает. Друзей ещё не нажил. Скучно живёт. Нет никого, кто бы его поддержал.
- Да ты что? – удивилась Тоня.
- Правда, это именно так. Он совсем одинок.
- Саша сделай милость, познакомь меня с ним.
- Правда, Тоня?
- Парень красивый, тихий. Что ещё бабе нужно? – Тоня лукаво улыбнулась.
- Тоня, не шути. Он вправду очень одинок.
Тонина очередь подошла. Она деловито пересчитала купюры и отошла. Я получил мои жалкие гроши. Отошел от стола Зои Яковлевны.
- Я действительно хочу с твоим Осей познакомиться, - Тоня сказала это серьёзно, глядя мне в глаза.
- Чего мудреного?  Подойди к нему и скажи: Я Тоня.
- Я серьёзно. Он давно мне приглянулся. Не пьёт, не ругается. В наше время таких  мужиков не найти.
- А то, что он еврей, это тебя не пугает? – спросил я откровенно, испытующе глядя Тоне в глаза.
- Из евреев самые лучшие мужья получаются – спокойно ответила девушка.
- Приходи завтра в обед в столовку. Приведу его.
- Не могу. Завтра дежурю. Давай послезавтра, а?
- Договорились.
На выходе из цеха я встретил Анатолия Ивановича. Он мне загадочно улыбался. Он, видимо, подумал, что это я с Тоней заигрываю. Я не стал его переубеждать.
Моя мама работала в бухгалтерии. Каждый день она ждала меня после работы на проходной. Мы всегда вместе домой возвращались. Я отдал маме полученные деньги и рассказал маме, что Тоня заинтересовалась Осей, и я обещал её с ним познакомить. Мама сказала, что напрасно я интересуюсь Осей. Ося не тот парень, с которым мама бы хотела, чтобы я дружил. Он парень необразованный и дальше рабочего не выдвинется. Лучше бы я искал знакомства с ребятами, которые хотят учиться и пойдут в институт.

Тоня сдержала своё слово. Она пришла знакомиться с Осей. Ося тоже хотел познакомиться с девушкой, но его пугало, что всё это шутка и подстроено, чтобы посмеяться над ним. Он сидел за столом и моргал своими длинными загибающимися красными ресницами. Его лицо приняло цвет его волос. От напряжения и ожидания подвоха, Ося весь съёжился. С того момента, как во время войны умерла его мать, никто не интересовался им.  Даже я не мог его убедить в том, что девушка сама попросила, чтобы я познакомил её с ним. Он мне не мог поверить. Сначала он не хотел идти в столовую, но мне удалось возбудить в нём любопытство.
Тоня не собиралась обижать Осю. Она искренне интересовалась рыжим парнем. Ося почувствовал её искренность. Они поговорили немного и договорились встретиться вечером после работы.
С этой встречи Ося привязался к девушке и ходил за ней, как собачка за хозяином. Он выполнял все её указания: постригся, выстирал свою робу и даже сходил в вечернюю школу узнать, когда начнётся запись на новый учебный год.

Друг Коли Ильина Жорка Шкодяк из второго механического, был очень недоволен дружбой Тони с Осей. Жорка предлагал дружбу Тоне, но девушка его отшила. Ребята в цеху подшучивали над Жорой, говоря, что Жора должен был выкрасить волосы в красный цвет, если хочет завоевать сердце девушки.
Однажды в обеденный перерыв я встретил во дворе завода Тоню и Осю. Они сказали мне, что в магазине на Московской улице, расположенном у самых ворот завода, выбросили колбасу. Они спешат занять очередь. Я знал, что мама была бы рада, если бы мне удалось достать колбасу, поэтому я последовал за ребятами в магазин. Мы заняли очередь. Очередь, состоявшая из рабочих завода, была человек на сто. Я подумал, что, скорее всего, мне не достанется колбаса, но всё же остался стоять в очереди.
К очереди подошёл пьяный Жора. Оглядев осоловевшими глазами очередь, выдыхая водочный перегар прямо мне в лицо, он спросил:
- Чего дають?
- Колбасу, - ответил я.
Вдруг его взгляд уперся в Тоню и Осю.
- Тонька, сволочь, с жидом спуталась?
- Отстань, пьянчуга, - ответила Тоня.
- Это я пьянчуга? 
Жорка с силой ударил Тоню в грудь. Тоня от боли согнулась, уцепившись за насмерть перепуганного Осю. Я сам не знаю, как это случилось, но во мне закипела злость на Жорку. Я встал между Жоркой и Тоней и изо всех сил стукнул Жорку по голове. Жорка опешил.
- Тебе сказали, чтобы ты отстал, так отвали. Тоню тронешь, побью, – сказал я, грозно нахмурив брови. Непонятно откуда у меня набралась храбрость вступиться за Тоню.
Жорка посмотрел на меня злобно, вытащил из кармана спецовки нож и замахнулся. На лету его руку перехватил Анатолий Иванович. Он сжал своей могучей рукой Жоркину руку так сильно, что нож выпал.
- Ты по лагерю соскучился Георгий? Пожалей себя. Сидеть в тюряге из-за этого не стоит. Спрячь нож и уходи. К Тоне и Осе не подходи ближе, чем на сто метров. Это я тебе говорю! Понял? – спокойно, но грозно сказал дядя Толя.
Жорка сразу протрезвел. С Анатолием Ивановичем он боялся ругаться. Чего доброго старый рабочий скажет матери Жоры. Потирая руку, он молча поднял нож и пошёл в направлении проходной завода. Обеденный перерыв кончался, а до прилавка мы так и не дошли. Возвращались на завод ни с чем. На проходной охранник обыскивал Жору. Видно в охрану успели доложить, что у Жоры в кармане нож. Охранник нашел нож и отобрал. Он вызвал начальника караула. Я понял, что Жорке грозит большая неприятность. Мне стало его жаль. Ну, погорячился парень, чего не бывает.
- Товарищ начальник – обратился я к караульному начальнику. – Отпустите Шкодяка. Случайно нож попал к нему. Я видел, как мальчишка на улице ему подсунул. Он и не знал.
- Отберы нож, Сердюк, и хай идэ.
Я схватил Жорку за руку и потянул от представителей охраны. Жорка благодарно посмотрел на меня. 
- Я себе другой сделаю, - сказал он. – Хочешь, я и тебе сделаю из обломка напильника.
- Мне не надо, - сказал я. – А девушек бить в грудь это подло.
- По пьянке я, не понимал, что делал.
- Извинись перед ней.
- Ещё чего?  Я извиняться не стану!
- Ты говоришь, что хочешь девушкам нравиться? Кому такой грубиян понравится?
- Это ты не скажи. Я парень видный. Бабам нравится, когда их бьют.
- Не знаю, что твоим бабам нравится, а девушкам точно не нравится.
Я поспешил в свой цех. Наверное, там Анатолий Иванович уже ругает меня за опоздание.
С этой поры у меня с Жорой наладились приятельские отношения. Да и с Тоней тоже. В цеху долго помнили, как я Жоре дал отпор. Даже Анатолий Иванович стал ко мне с большим уважением относиться. Я ещё долго удивлялся, откуда у меня храбрость взялась. Ведь Жора пересыпьский. Там в очереди, наверное, много его дружков было. С другой стороны я не мог не вмешаться. Такой уж у меня характер.
Моё ученичество подходило к концу. Ещё неделя и я пойду сдавать на разряд. Я внимательно приглядывался к работе Анатолия Ивановича, стараясь усвоить всё, что он мне показывал. Анатолий Иванович щедро делился со мной своими знаниями. Он знал почти все работы, которые производились в цеху. Однажды он даже сам при мне перемотал сгоревший электродвигатель. Я слушал его и запоминал его советы.  Я не боялся экзамена на разряд. Лето подходило к концу. С первого сентября дополнительно к работе на заводе я должен буду ходить в вечернюю школу в десятый класс. Мы с Тоней уговорили Осю пойти в школу.  Его взяли в восьмой класс. Ося боялся, что он всё позабыл, но отказать Тоне не решался. Чтобы Ося лучше учился, Тоня решила пойти с ним в один класс. Она твердо решила, что Ося ей подходит, и она командовала им как хотела.  Надо было посмотреть на Осю. Он стал совсем другим. В нём появилась уверенность и надежда. Даже на работе он стал лучше успевать, и вызовы на помощь стали очень редки. Тоня вдохнула в него желание жить.

Однажды утром на работу не пришёл Анатолий Иванович. Я не мог понять это. Обычно очень аккуратный Анатолий Иванович приходил минут на двадцать раньше смены. А в этот день, хотя время подходило к полдню, его ещё не было. Я слонялся без дела, не зная чем заняться. Мастер цеха Моисей Григорьевич подозвал меня и велел разбирать высоковольтный трансформатор, поступивший на профилактический ремонт. Моисей Григорьевич спросил меня, знаю ли я что и как надо делать. Я один раз участвовал в такой работе и думал, что я запомнил порядок действий. Мастер на всякий случай объяснил мне порядок работы ещё раз.
- Анатолий Иванович взял отгул? – спросил я.
- Нет. Его не будет некоторое время. Тебе придётся поработать без него.
Мне хотелось узнать, почему дяди Толи не будет на работе, но я не решился спросить. Если он взял отпуск, то почему не предупредил меня?  Странно. Я работал молча. Месяцы учения не прошли даром. Работа шла споро. Даже мастер Моисей Григорьевич одобрительно поглядывал в мою сторону. Подошло время обеда. Я вышел из цеха и направился в заводскую столовую. В столовой я столкнулся с Жорой Шкодяком. Жорка пригласил меня к своему столу. Там уже сидели Тоня с Осей и новая подружка Жоры Клавочка. Они подвинулись, освобождая мне место.
- Что там с дядей Толей случилось? – спросил меня Жора.
- На работе его сегодня не было.
- Это всё, что ты мне расскажешь? Человека забрали органы, а ты говоришь, что на работе его нет.
- Какие органы? – опешил я.
- Органы государственной безопасности. Твой Анатолий Иванович вражеский шпион.
- Такого не может быть! Он хороший.
- Наивный ты. Хороших не забирают.
- Не понимаю. В чем его обвиняют?
- Ты думаешь органы вывешивают обвинение на афишных тумбах? Не знаю, в чем его обвиняют. Но если его взяли, то это серьёзно.
Мне стало не до пищи. Не верилось, что дядя Толя враг. Я такого себе представить не мог. Оказалось, что не только я, но и Тоня была шокирована новостью.
- Откуда ты взял, что Анатолия Ивановича арестовали? – строго спросила она.
- Моя мамка у них была понятой, когда в квартире шмонали.
- Ну и что там нашли?
- Что у него найдёшь? Он и мебели толковой не имеет. А если из шпионских материалов, так кто будет таким дураком, чтобы держать в квартире шифры. Мамка сказала, что ничего не нашли.
- Он не шпион! – сказал я.
- Я думаю, - сказала Тоня, - они придрались к тому, что он был у немцев в плену. Бывшим пленным доверия нет.
- Он был в плену? – это была ещё одна новость для меня.
- Дядя Толя этого не скрывал, – рассказала Тоня. - Он был в плену. Ему повезло, и один немецкий фермер взял его работником на ферму. Там он проработал два года. Вошел в доверие. Ему позволили управлять грузовиком. Возил для фермера материалы и продукты. Улучшив момент, удрал на этом грузовике к югославским партизанам. Там воевал до конца войны. В 1945 году вернулся домой. Но вся его семья погибла во время войны. Вот и жил он бобылём все эти годы. Не может он быть шпионом. Выстрадал он.
- Чего бы его пришли арестовывать? – настаивал Жора.
- Не знаю, - сказала Тоня. - Но он точно не шпион. Был бы шпионом, он бы устроился на военный завод, где есть секреты, а у нас кроме плугов ничего нет. Нечего делать шпиону у нас на заводе.
- И то, правда, - согласился Жора.

Я вернулся в свой цех в удручённом настроении. Мне не верилось, что дядя Толя шпион. Не похоже было такое на него. Суровый, молчаливый, но сердечный и справедливый он совсем не походил на шпиона. Тот факт, что дядя Толя был в плену, как мне казалось, не мог быть причиной ареста. Недавно прошёл 20-й съезд КПСС. Времена изменились. Многие бывшие пленные давно были прощены и вернулись домой. Их даже выдвигали в разные органы власти.
На следующий день утром ко мне подошёл Моисей Григорьевич и сказал, что в кабинете начальника цеха сидит следователь. Он вызывает рабочих для вопросов. Меня тоже вызовут. Будут спрашивать об Анатолии Ивановиче.
- Будь осторожен, – доверительно сказал Моисей Григорьевич. -  Это следователь из КГБ. Он будет стараться поймать тебя на чём-то.
- В чём обвиняют дядю Толю?
- Не знаю. Похоже, он сменил фамилию в плену и не поставил власти об этом в известность.
- Это преступление?
- Не задавай лишние вопросы. Мы все за Толю болеем.
Я не хотел идти на допрос к следователю, но понимал, что отвернуться не удастся. Решил ничего плохого о дяде Толе не говорить. К тому же ничего плохого я о нём не знал. Главное для меня было придумать, как сделать, чтобы меня больше на допрос не вызывали.

Меня действительно пригласили к следователю. Сухощавый мужчина в штатском сидел за столом начальника цеха. Рядом сидела молодая женщина. Похоже, что она записывала всё, что говорили.
- Фамилия, имя и отчество, - спросил следователь.
Я ответил.
- Член КПСС, комсомола, профсоюза?
- Мне скоро семнадцать лет и до КПСС я ещё не дорос, а в комсомоле и профсоюзе состою, – ответил я.
- Предъяви комсомольский билет.
Я достал билет и подал его следователю. Он передал женщине. Та записала номер билета и вернула мне.
- По нашим сведениям ты был учеником Федоренко.
- Почему был? Разве он умер? – я сделал вид, что не знаю ничего о его аресте.
- Здесь вопросы задаю я, – сурово сказал следователь. – Ты ученик Федоренко?
- Да, я его ученик.
- Что ты можешь о нём сказать?
- Честное комсомольское? Он очень строгий. Всё хочет, чтобы было сделано очень хорошо. Даже там, где можно не запиливать, заставлял меня пилить.
- Что он тебе говорил?
- Он говорил, что любую работу надо любить.
- А о правительстве он тебе ничего не говорил?
- Нет. Только по работе. Зачем ему правительство? Он ведь слесарь. Ему надо было, чтобы я напильники держал в порядке, свёрла и разный инструмент. Он сказал, что работника определяют по тому, в каком виде у него содержится инструмент.
- Я тебя не об этом спрашиваю. Политические разговоры он с тобою вёл?
- Как же, вёл, конечно.
- Так расскажи, чему он тебя по политике учил.
- Он сказал, что рабочая политика это хорошая работа. У мастера только тот рабочий ценится, который хорошо работает. Говорит, что будешь хорошо стараться, тебе премию выпишут, а будешь лениться, на одной зарплате сидеть придётся. Вот такая политика.
- Ты, что смеёшься? Я тебя о политике спрашиваю!
- Так я же о политике и говорю! Надо, говорит, обязательно премию зарабатывать, потому как на одной зарплате пропадёшь.
- А о партии он с тобой говорил?
- Нет, со мной не говорил. Я в шахматы не умею. Это он с другими шахматные партии разбирал. Он здорово разбирает партии. Говорит, что лучше Ботвинника никто не играет. Дядя Вася, он тоже в партиях смыслит,  сказал, что его тёзка, Смыслов, не хуже играет. Но дядя Толя ему не верит. Он все партии изучил.
 - Уходи! Ты свободен.
Я с удовольствием вышел из кабинета. Понял ли следователь, что я про Швейка читал, или не понял, не знаю. Мама меня сильно ругала, когда узнала, что у следователя я прикидывался дурачком. Она боялась, что я мог на себя навлечь большие неприятности, если бы следователь понял мою игру. Но, скорее всего он не понял, ведь больше меня к нему не вызывали. Только на следующий день Моисей Григорьевич подошел ко мне и сказал:
- Ты, что это следователю такое говорил, что он меня о твоих умственных способностях спрашивал?
- Ничего интересного не говорил.
- Не волнуйся, я ему сказал, что все нормальные ребята твоего возраста в школу ходят, а не на слесаря учатся. А ты хитрован! Идише коп!
В ответ я только улыбнулся. Моисея Григорьевича не проведёшь. Он сразу понял, что я дурачком прикидывался. Видно, что ему этот трюк понравился. После этого он стал мне больше доверять и иногда делился со мной теми новостями, которые доходили до нас.
Василий Осадчук, тот самый на которого я ссылался у следователя, был из рабочей элиты: депутат Верховного Совета Украины, член пленума Обкома партии. Он был близким другом Анатолия Ивановича. Они часто за кружкой пива играли в шахматы после работы. Дядя Вася по своим каналам узнал, что у КГБ нет никаких сведений о враждебной деятельности Анатолия Ивановича. Всё дело возникло, когда какая-то довоенная соседка Федоренко узнала его и донесла в органы, что до войны у Федоренко была другая фамилия. Скоро будет суд. Анатолию Ивановичу предъявят обвинение в том, что он скрывал своё прошлое от властей. Друзья в органах рекомендовали Василию организовать на заводе документ о том, что коллектив цеха берёт Федоренко на поруки.
Когда подошло время суда, оказалось, что Осадчук лично на суде говорить не собирается. Он рекомендовал, чтобы на суд от нашего цеха пошли молодые рабочие. Тоня Полякова вызвалась пойти с Осей. Но Моисей Григорьевич категорически возражал, чтобы Ося пошёл на суд. Он считал, что лучше, если пойду с Тоней я. Рыжий Ося мог произвести плохое впечатление на судью. Мне он рекомендовал сидеть молча и моргать глазами. Выступить от имени нашего цеха должна была Антонида. Ей велели ни одним словом не отступать от речи, которую ей подготовят.
Суд проходил в здании городского суда. От имени обвинения выступил прокурор. Он сказал, что Анатолий Иванович присвоил себе чужое имя, и вот уже более десяти лет живёт под чужим именем. Судья посоветовался со своими заседателями и предоставил слово защитнику.
- Дорогие товарищи! – выступил защитник. – Мой подзащитный сменил имя не по злому умыслу, а по нужде. В 1941 году его часть попала в окружение. Солдаты его взвода отстреливались до последнего патрона. Подзащитный был легко ранен в ногу, и уходить не мог. Будучи по национальности евреем, он знал, что в плену ему грозит неминуемая смерть. Поэтому он порвал свою солдатскую книжку и воспользовался документами погибшего товарища. Это был акт самозащиты, оправданный обстоятельствами. В дальнейшем случилось так, что по этим документам он воевал в рядах партизан, получил правительственные награды, которые он завоевал своей кровью. Всё это было проверено и подтверждено соответствующими органами. Я рекомендую рассмотреть ходатайство рабочего коллектива, в котором он проработал много лет, и освободить моего подзащитного на поруки коллектива.
Судья потребовал поручительство. Тоня, одетая в новое белое платье, улыбаясь, подошла к судье и передала поручительство. Судья внимательно прочёл документ и велел приобщить его к делу. Я всё это время смотрел на Анатолия Ивановича. Он сидел бледный, осунувшийся. Его лицо не вырожало никаких эмоций, как будто судили не его. Я понял, что старый рабочий доверился судьбе и не желал, чтобы посторонние видели его переживания. Судья спросил, кто хочет высказаться по делу. Тоня подняла руку. Ей разрешили выступить. Она, как это было условлено, прочла по бумажке текст выступления, подготовленный на заводе. Тоня читала громко с выражением. Больше никто не выступил. Суд удалился на заседание. Дядя Вася Осадчук появился в зале суда. Я увидел, как он о чём-то шептался со следователем, после чего следователь прошел  в комнату к судье.
Нам велели встать. В зал вошли судья с заседателями. Судья взял подготовленное решение и зачитал:
- Районный суд под председательством судьи Иваненко А.П., рассмотрев предъявленные суду материалы обвинения и объяснения защиты, учитывая все обстоятельства дела постановляет: 
1. Считать подсудимого, Федоренко Анатолия Ивановича, по суду оправданным в злостном скрытии своего настоящего имени.
2.  Вернуть подсудимому фамилию, имя и отчество в соответствии со свидетельством о рождении  с оформлением в милиции по месту жительства в двухнедельный срок.
3.  Освободить обвиняемого  из-под стражи на поруки рабочего коллектива.

Это была победа. Прямо из суда мы вышли с дядей Толей. На улице нас ждала группа рабочих во главе с Моисеем Григорьевичем. Анатолий Иванович пользовался глубоким уважением на заводе. Рабочие волновались, ожидая решение суда. Узнав решение суда, работники поздравили его с успешным завершением дела. В «Лондонской» нас ждали заказанные столики. Все были радостно возбуждены.

А через пару дней дядя Толя появился на работе. Мне он сказал, что я по-прежнему могу его называть Толей, хотя теперь он по паспорту Арон Израилевич, а по фамилии Бронштейн. На заводе многие над ним подшучивали, называя его Фёдорштейн. Он не обижался. Он поздравил меня с получением третьего рабочего разряда, сказав, что я всегда могу обращаться к нему.

Весной следующего года Тоня объявила, что выходит замуж за Осю Львовского. Ося подошёл к Арону Израилевичу и спросил:
- Дядя Толя, что вы мне порекомендуете. Я думаю сменить фамилию на фамилию жены.
- Не будь дураком. У тебя же на лице национальность написана. А что Тонечка думает?
- Она хочет перейти на мою фамилию.
- Твоя Антонина умница. От судьбы не уйдёшь. Видишь, как у меня получилось? Судьба догнала и рожей в грязь. Хорошо ещё, что не упекли. Спасибо друзьям.