Стиль Фета

С точки зрения А.Ф. Лосева (Лосев А.Ф. Проблема художественного стиля. - Киев, 1994. - С. 226), стиль «есть принцип конструирования всего потенциала художественного произведения на основе его тех или иных надструктурных и внехудожественных заданностей и его первичных моделей, ощущаемых, однако, имманентно самим художественным структурам произведения».
А.П. Скафтымов (Скафтымов А.П. Тематическая композиция романа «Идиот» // Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей. - М.: 1972. - С. 24) считает, что главным принципом формирования произведения искусства является телеологический и созданию искусства предшествует задание, что в произведении искусства нет ничего случайного. Художник из проносящихся в воображении формальных возможностей выбирает конкретные, потому что узнает в них соответствие тому, воплощения чему он ищет. Все компоненты художественного произведения по отношению друг к другу находятся в определенной иерархической связи: каждый компонент, с одной стороны, в задании и функции подчинен, как средство, другому компоненту. Однако, с другой стороны — сам обслуживается в качестве центра другими компонентами.
А вот художественное «движение», развитие мотива воспоминания привело В. Набокова к созданию нового типа русской мемуаристики, без изложения событий в дневниковой последовательности; без описания возрастных ступеней: детство, отрочество, юность, без установления строгих причинно-следственных связей между ними; без исповедальности; без диалогов, которые никакой человеческий мозг не способен сохранить с точностью; без соблюдения иерархических отношений между субъектами повествования, но как способ эстетического освоения прошлого, осмысления своей жизни в форме художественного творчества, вариантом которого становится животворящая память со всей полнотой переживания исчезнувшего мира.
Г.Р. Державиным осуществлен опыт по междисциплинарной интеграции  почти всех видов художественного творчества (поэзия и живопись, поэзия и скульптура, поэзия и музыка), разработаны уникальные синтетические модели, ориентированные на построение полновесной поэтической картины мира и предполагающие комплексный характер их рецепции.


Фет нашел свои способы передачи сложного человеческого мира. Качественный сдвиг в том, что Фет сумел выразить в лирике те сложнейшие психические процессы, которые теперь принято называть подсознательными. Алогичное течение этих процессов требовало соответствующих образных сцеплений. Лирическая поэзия, по мнению Фета, сконцентрирована вокруг лирического события, а изображение неопределенных чувств, в чем обычно упрекали «чистых поэтов», годится только для прозы.  Фет выявил не только богатство человеческих чувств, которое открывала лирика и до Фета, но   богатство человеческой чувственности, которая существует помимо ума и умом не контролируется. Отсюда у Фета осознанный творческий принцип «наперекор уму». «Ему открыта, ему знакома область, по которой мы ходим с замирающим сердцем и полузакрытыми глазами» (А.В. Дружинин).
О.Н. Жердева (Жердева О.Н. Образы немецкого мира в творчестве А.А. Фета - дис. к. ф. н. - Барнаул, 2004) вписывает «фетовский немецкий мир» в контекст русской культуры середины XIX века. Нерусское и недворянское происхождение живущего в России делало необычайно чутким к восприятию той и другой культур. Известно, что в жизни Фета очень остро стояла проблема наследственности, преемства и решалась через активное участие Фета в судьбе своих племянников. Отчасти эта ситуация проецируется на творческий путь Фета, последние десятилетия жизни которого отмечены появлением в его окружении ряда «литературных племянников», к которым может быть отнесен и Вл. Соловьев.
Работа Соловьева «О лирической поэзии. По поводу последних стихотворений Фета и Полонского» посвящена преимущественно поэзии Фета, которую Соловьев считал самым последовательным в русской литературе выражением «чистой лирики» истинного искусства.
В представлении символистов Фет выступал поэтом-освободителем, максимально приблизившимся к тайной бездне, услышавшим «зов задушевный». В символистских манифестах однозначно заявлялось, что Фет воспринимает мир как «голубую тюрьму» и запечатлевает в поэзии мгновения интуитивного прозрения в мир запредельный, мир сущностей. Но в многовековой системе мистицизма мистика Фета — явление весьма производное, вторичное и даже «провинциальное».
Г.В. Петрова (Петрова Г.В. А.А. Фет и русская поэзия первой трети ХХ века - дис. д. ф. н. - Великий Новгород, 2010) обнаружила, что Брюсов не столько обращается к определенным фетовским мотивам и темам, сколько разрабатывает ту или иную образную ситуацию, уже возникавшую в стихах Фета. Фетовское обнажение «нервов и психических процессов» может быть поставлено в непосредственную связь с устремленностью Брюсова к изображению физиологических процессов. «Душевный человек» Фета и «физиологический» Брюсова последовательно связаны.
Лирическое пространство главной поэтической книги Анненского «Кипарисовый ларец», в составе которой поэтические аллюзии на Фета многообразны и разноплановы, принципиально выстроено на идее «коллективного мыслестрадания».


В «Вечерних огнях» немного стихотворений, совмещающих оба понятия («вечер» и «огонь»), но они есть в каждом выпуске (Азарова Е.В. Поэтика вечерних огней» А.А. Фета - дис. к. ф. н. - М.: 2007).
Отображение в названиях конкретных стихотворений общего заглавия выпусков происходит через изображение небесных тел, возникающих отдельно и яркой россыпью. Луна, в некоторых случаях — месяц, лишены содержания традиционного символа разлуки и мотива одиночества. Небесные светила в последнем выпуске «Вечерних огней» расширяют символику, преобразуют душевное мировосприятие лирического героя. Особенно ярко это выражено через образ звезд. Символический пантеистический пейзаж Фета выражает состояние человеческой души. В названиях стихотворений с «огнями» вечера перемешаны «ночные огни», «блеск» в лучах солнечного дня и даже сверкание драгоценных камней. Жизнь в восприятии Фета — честное горение, самоотдача до последнего мгновения. Огонь символизирует не только мировоззрение, но и время, память, любовь, дружбу (все это — искры жизни). Огонь и синонимичные ему понятия возникают в стихотворениях, развивающих тему священного огня творчества, вечер также связан с поэтическим служением Богу (с вечера начинается по церковным канонам новый день).
Слово «вечерние» может символизировать вечер жизни, а «огни» вспыхнувшее с новой силой творчество.
Выпуски связаны между собой и ночными огнями. Ночное время притягательно для Фета, но в нем нет той таинственности, полутонов, постепенного замирания жизни природы как вечером, когда преображаются звуки и краски. День не дает полноценного огня в лирическом восприятии. Это даже чаще блеск, чем свет.
Своего героя Фет не помещает в определенное физическое окружение и легко переносит из одного временного периода в другой, преодолевая расстояние между прошлым, настоящим и будущим. Предвидение и интуиция часто проявляются через полунамеки и грамматические способы выражения времени.
В «Вечерних огнях» изображены времена года. Лето раскрывается в содержательном аспекте. Зима и весна нередко противопоставляются, предпочтение отдается весне. Но и осень любима Фетом, она символична и прощально-красива.
Н.Н. Страхов (Страхов Н.Н. А.А. Фет. Биографический очерк Н.Н. Страхова // Литературная критика: Сборник статей / СПб.: 2000, С. 422) сравнивает «Вечерние огни» с листом чистого золота, появившимся среди мишуры и фольги. Определяет выпуски как воплощение чистой поэзии без какой-либо примеси прозы. Подчеркивается поразительная легкость ухода в творческий мир, хотя область поэзии граничит у Фета с самыми обыденными предметами и понятиями. Отмечается, что Фет не из тех, которые воспевают жаркие чувства или высокие мысли, а, напротив, «часто останавливается на чем-нибудь самом простом, на первой встретившейся картине природы, на переменах дня и ночи, на дожде и снеге или же на самом простом движении мысли и чувства, и вдруг магическим стихом преобразует все это в яркую красоту, в чистое золото поэзии».
Исследователь обращает внимание и на композиционные особенности, но в рамках отдельных стихотворений, не проецируя своеобразие формы на выпуски: «Фет очень небрежен. Его стих, несмотря на образцовую краткость, свойственную лирике, часто не имеет полной правильности в постройке, того отвлеченного порядка, который так помогает прозаическим читателям» (Страхов Н.Н. А.А. Фет. Биографический очерк Н.Н. Страхова // Литературная критика: Сборник статей / СПб.: 2000, С. 423). Фет — «певец и выразитель отдельно взятых настроений». Щедрый импрессионист Курской земли Фет.   
В числе ключевых образов музыкальности лирики Фета необходимо отметить имена Вебера и Бетховена. По мнению критиков, именно в их музыке проявились тенденции всей германской музыки. Примененные Фетом музыкальные произведения национально обусловлены.
Д.П. Святополк-Мирский отмечает, что после 1863 года и особенно в 1880-е годы Фет стал более метафизичным. Высшим достижением поздней фетовской поэзии Святополк-Мирский выделяет любовные стихи, написанные 70-летним человеком. В них метод Фета — использовать в поэзии только свои собственные подавленные эмоции — одержал блистательную победу. «Они так насыщены, что выглядят как квинтэссенция страсти» (Святополк-Мирский Д.П. Фет // История русской литературы с древних времен по 1925 год / Пер. с англ. Р. Зерновой. - Новосибирск: Свиньин и сыновья, 2005. - С. 394).
Д.Д. Благой (Благой Д.Д. Мир как красота. О «Вечерних огнях» Фета — М.: 1975. - С. 57-58) отмечает среди особенностей лирики «Вечерних огней» воздушность и постоянное обращение к теме красоты: «Ведь поэзия для Фета (…) ответ на «конечные вопросы о цели и смысле бытия, которые, считает он, бессильна решить и наука и религия».
Все стихотворения, отмечает Н.П. Сухова (Сухова Н.П. Лирика Афанасия Фета. - М.: 2000), так или иначе связаны с переживанием времени, с передачей мгновения, с фиксацией и анализом его протекания, что обусловлено стремлением реалистически точно запечатлеть процесс развития чувства. Такой моментальный «срез» состояния неминуемо отражается на характере  жанра, выводя элегию к фрагменту. Моментальность и фрагментарность объединяют столь непохожие друг на друга стихотворения.