Отпускаю себя... Часть вторая

  ...Но сегодня, казалось, и нервы её были уже на пределе...
И она, не зная, чем и как унять это, выросшее вдруг до ужасающих размеров внутреннее волнение, даже открыла Шопенгауэра, "Афоризмы житейской мудрости" которого когда-то цитировала почти наизусть, но столько времени не вспоминала вообще, окунувшись с головой в свою новую жизнь, насыщенную уже не мудростью книжной, а самой что ни на есть ощутимо-живой.
Но теперь (а, может, и скорее всего, - не теперь), а после её прошлого разговора с Сантосом, она только и делала, что искала себе всё новые и новые оправдания...
И всё её измученное сознание настолько переориентировало на этот поиск, что ни о чем больше думать она не могла. Но и здесь... - едва лишь ей вдруг начинало казаться, что она, наконец, приближалась к идеальному для неё аргументу, как вновь находилось нечто такое, что сводило на "нет" все её титанические усилия.
И жестокие сомнения продолжали точить свои зубы на том, что и так кровоточило,  и было сплошь пронизано живыми нервами.

  Вот тогда, видно, её истерзанное бесплодными поисками "Я" и кинулось от отчаяния к тому, кто всю жизнь сам пытался себя утешить...
Так, что он ей там говорил?..
"Не следует без необходимости трогать ничего важного, нарушать существующий покой"...
Прежде чем браться за выполнение какого-либо намерения, надо несколько раз хорошенько его обдумать.
Не забывая «принять в расчет несовершенство людского познания, из-за коего всегда возможно наступление обстоятельств, способных опрокинуть наши расчеты. Но раз решение принято, раз мы уже взялись за дело… то нечего волновать себя размышлениями о деле уже предпринятом и тревожиться возможными опасениями; наоборот, надо совершенно выкинуть это из головы, всякую мысль о нем и утешить себя сознанием, что в свое время это дело было основательно обдумано».

  Вот оно!... Вот!.. Надо просто начать действовать.  И уверенность в собственных силах, в своей правоте ... вытеснит всё беспокойство до капли. Не оставив и места сомнениям и страху.

  Но поверить ли ей или нет  -  в действенность предложенного метода -  решить она так пока и не успела.  К ней уже шёл её "капеллан".

  На этот раз он приветствовал её со всей учтивостью, на какую был только способен, предложил руку...
И сразу же, не давая опомниться, с места взял настолько стремительный  темп, что лишь такая "подготовленная" спутница, как она, и могла его поддержать.
Но он уже и не удивлялся, отметив про себя именно эту её способность ещё в их предыдущую встречу.
И только предупредил, чтоб ничего не спрашивала, просто следуя рядом.

  Так, не проронив ни слова, они дошли до небольшого строения - где-то почти в самом конце одной из витиеватых улиц.
Но, как ни старалась она запомнить,  а совсем не была уверена, что сумела бы повторить этот маршрут без своего проводника,
если бы такая необходимость по какой-то причине возникла.

  Но, по крайней мере, Сантос не стал вести её козьими тропами к каким-нибудь запутанным лабиринтам, заставляя соблюдать все необходимые правила конспирации.
Да и встречал их не мрачный глубокий подвал, как вначале ей виделась "цель" их похода, а достаточно светлый приветливый домик.
 И "партнер" явно не собирался лезть в окно.
  Он открыл дверь ключом и вошёл внутрь первым. 

  Всё это время Сантос казался привычно спокоен...
И всё-таки выглядел он сегодня не вполне как обычно. А как-то особенно импозантно.
Чем удивил её настолько, что невольно, пусть и ненадолго, она сумела забыть и о тайных своих, и о всех явных страхах.
  Поразил он и тем, что их ждало внутри.
 Свободно доступным взору... заключённое здесь пространство делали какие-то совершенно необыкновенные светильники, искрящиеся, как чистый снег под полуденным солнцем... Они стояли почти на полу - возле самой стены...
И вот так - как-то сбоку и снизу... - освещали с нетипичным - особенным вкусом приготовленный стол... Где у самого края, прямо на тонкой ткани, но ещё не совсем растворёнными в ней, различались живые цветы...  Белые-белые хризантемы.

  Она, потрясенная, остановилась на пороге... И так бы, наверное, и стояла, если бы он жестом не пригласил её пройти...

  И  даже предупредительно придвинул ей стул.
Она взглянула в уже совершенно незнакомое ей лицо и всё-таки  молча, покорно села.
Поймав себя на мысли, что всё происходящее с ней теперь, вдруг наблюдает, как будто со стороны. Утратив все мысли, эмоции, чувства.
Так, как это бы делал бездушный прибор... Видео-регистратор, к примеру...
Даже сердце её билось как... "молоточек". Что стучит где-то там, в глубине рояля... по одной и по той же струне...
  А он, странный,  загадочный Сантос... Он налил им вина и подал ей бокал.
   -   Я подумал, что нужно сказать всё сейчас... На удачу...  -  проговорил он на одном стремительном выдохе и на долгое время закашлялся...
 
   -  Так мы это сейчас - за удачу?! - мало что понимая спросила она, но всё-таки поднесла бокал к губам.
   -  Нет, конечно!  ...Примета плохая!..   - ответил он ей, наконец, успокоив дыхание... -  За удачу заранее - нет.  Это мы - за тебя!.. - и он вылил в себя золотистую жидкость, так,  будто спешно тушил ею пожар.
   -  За меня?  - качнула головой его удивленная гостья. И пригубив - отставила бокал в сторону. -  Но зачем?..  Сантос, что это всё?.. Объясни же и мне,
      если сам понимаешь!
   -  Да, я знаю - зачем!  Я хотел здесь сказать:  давай вместе отсюда уедем!
   -  Как "уедем"?.. Когда?.. Куда вдруг? Почему, наконец,  со мной вместе и ты?!...
   -  Нет, всё это не вдруг.  Я как раз долго думал.  Мы уедем,  как только закончим дела.  Я же знаю:  тебе он не нужен.  Он не любит тебя!
   -  А ты ...любишь?..
   -  Я  - да!
   -  Боже правый! Всего, чего угодно от этого вечера ждала.  Но только не этого!  Сантос... И думать забудь!  С тобой я расстанусь, как только
      ты выполнишь этот заказ.  И, сомнений нет,  больше потом не увижу!..
   -  Но пока ведь тебе я ещё очень нужен. Посмотри на меня...  Я - не он.  Не предам. На других не сменяю!  Говорю тебе так... Ведь я знаю,  как есть!
   -  Сантос,  я не хочу...  Кто ты мне?.. Ну, вот, кто?.. Я тебя совершенно не знаю. Я ни разу так просто, без веской причины,  о тебе даже не вспоминала.
      Ты меня не волнуешь... Нисколько... Совсем.  Так и ...как же тут можно хоть что-то ещё говорить?!  Я здесь лишь потому, что остались вопросы.
      Но не личных тонов.

Он выслушал это всё не дыша, потом медленно и, казалось, так ...странно-спокойно, отвёл взгляд  к уже затянутому темным муаром окну и сделал попытку
на время сбежать...  Вглубь себя и неведомых мыслей... Но она не дала... Попытавшись оставить его на поверхности, уже и так изрядно взбаламученной
её же собственными стараниями.

   -  Выдохни, Сантос.  Я не буду покушаться на твоё целомудрие. И вообще... Через несколько минут меня уже здесь не будет.
   -  Дозируешь присутствие?..  Тебя обеспокоил мой НЕнравственный облик?..
   -  Меня, по правде, беспокоит и даже волнует  другое. Я шла на встречу деловых партнёров, а не на романтическое свидание.
      Потому ещё мягко прошу -  заменить "моим" "Аншютцем" такой неуместный здесь... этот... букет!
 
  Она намеренно говорила с ним так... Стремясь,  во что бы то ни стало, действительно спрятать волнение...
Настолько обезоружила своей внезапностью ситуация, не предвещавшая подобного развития ни в одном из уже существовавших в её воображении сценариев. И чтобы окончательно не выпустить её из под контроля,  она тщетно пыталась собственной демонстративной бестактностью вернуть всё в более "уместное" русло. Не боясь рассердить его, а как раз делая это намеренно, лишь бы он поскорей осознал всё и сам.
Но он оказался монументом терпения.  Что невольно, тоже её поразило. Потрясло в энный раз за их "вечер".

  А тут вдруг...  Она ещё обратила внимание (вообще,  до странного часто, за последние дни это всё замечая...), какой слабой и сгорбленной сейчас ей увиделась тень, что была теперь точно за ним... На стене... Порожденная тем светом, что зажёг он своей же рукой.  Может быть и не с чувством, что сам себе мнил...
Ведь, что он о ней знал... И какой её видел?.. Той, что точно была не она... Так что,  в мысли о чувствах никак не поверить... Но с НАДЕЖДОЙ он шёл с ней сюда, -
это так... Их уже было трое, не ступивши ещё на порог. Это виделось явно...Это было во взгляде... И растрогать могло даже самое черствое сердце.
А теперь ещё тень. Он сидел так уверенно, прямо... А она была тем, что творилось внутри... Не союзница - личный предатель...
Там, где он уж, наверно, - нет, точно - не ждал.  Да он даже её и не видел;  как тех мук у него за спиной.
Хорошо, хоть ещё не до корчи... Удержалась... Ведь,  всё же - родная.

  Или всё это только казалось.  И виной тому бедные нервы... её самой, вынужденной  не только сидеть - "лицезреть"...
Вопреки своей воле, проникшись той грустью,  теперь возвращаться с безмолвным участием...
Тень казалась такой беззащитной и жалкой, что хотелось её... пожалеть.
Инстинктивно... Бездумно... Не внося в это хоть малый смысл... Лишь на миг... Но обнять... и утешить...
 
Но рассудок очнулся на крохотку раньше.  И вместо порыва, за который она бы себя потом вряд ли простила, она судорожно обернулась...
Так, что в стуле всё  враз  застонало ...  Но она не услышала даже, настолько испугавшись пронёсшейся в её воображении картины... Может, потому и не сумела скрыть облегченного выдоха, не найдя теперь подтверждения своим пугающим видениям.
 За её собственной спиной стена была равномерно, хоть и неярко освещенной... И на ней вообще не было никаких теней...
Её тайн не раскрыли...
И пусть только какая-то тень, глупость, может, а важно,  - хоть она, да, была ей верна!

  А её визави... Он подался вперед, окунувшись на доли секунды в опалесцирующее зазеркалье  её неизменных очков, и сразу же встал.
Окончательно разорвав этим,  вторым уже,  резким движением их затянувшееся немое взаимосозерцание.
   -  "Аншютц", Сантос...  - поспешила напомнить она, когда тот и сам уже скрылся в соседней комнате....

 Он даже не отозвался, но почти сразу же и вернулся, держа в руках им перекроенный "ствол", отодвинул посуду и положил перед нею на стол.
   -  Такое орудие мести ты хотела увидеть?.. Не разочаровал?..
   -  Она тронула пальцем приклад и вздрогнула. И Сантос, конечно же, это заметил... Но всё же, собрав из осколков подобие решимости, она взяла так преображенную его энергичной деятельностью "винтовку"
в руки. Тогда уже палец сам лег на спусковой крючок, и она привычно прицелилась.
   -  Я не ошибаюсь, - и правда, не в первый раз в руки взяла?..
   -  Да, бывало уже... Так что, Сантос, смотри... - теперь она "поймала" в прицел его... - Лишь хоть что-нибудь сделай не так - найду и... заменишь собою мишень!..
   -  Трепещу...  Что ещё?..  Здесь стрелять ты, надеюсь, не будешь?..
   -  А ты всё в ней проверил? И гарантию дашь?.
 Он усмехнулся.
    -  Ну, тогда - "пять и шесть"... Ведь калибр же  всё тот же?..  -   и в ожидании она нетерпеливо подставила ладонь, потом другую...
    -  Ты что, правда, здесь хочешь стрелять?..
    -  Я хочу посмотреть!.. Ну, давай же, скорей!..
 И он снова ушел, и вернулся с патронами.
    - На... Только очень прошу: не глупи.
    - Так похожа на дуру?...  - от души удивилась она.
    - За очками поймёшь... - не удержался съязвить Сантос.
Она не оценила его юмора и неодобрительно хмыкнула. Потом положила картонку с "убойным металлом" на стол... Но глаз от неё, по-прежнему,  не отводя.
   -  Идиотизм за очками не спрячешь. - ответила, лишь бы  хоть что-нибудь только сказать...
   -  Согласен... Вот, вспомнил сейчас... - неожиданно "впился" и он в эту тему...  Тоже "лишь бы"... Вот "лишь" причина была другая  -  Был у нас там, на базе, один...
      Не совсем глупый малый.  Мы называли его  "Два метра страданий"...  Ипохондрик классический.  Жуткий!   А это, наверное,  знаешь, -
      нередкое производное гипертрофированного себялюбия.
      Но он этого и не скрывал. Может, потому и запомнилась так мне тогда его фраза...
      Но перед этим рассказал одну историю, которая с ним приключилась еще в ранней молодости,
      на его исторической родине. Сам-то  он -  уроженец одной из стран Востока... И в наших краях оказался не сразу...
      А тогда... сила родственных связей, его, молодого-нахального,  привела не куда-нибудь, а сразу в муниципальное налоговое управление...
      Да ещё и в отдел контроля за исполнением постановлений... Ну и  их исполнения  тоже...Где-когда...
      А  в тот раз - в самом центре жилого района... Снарядились они... Стартовали...
      Приехали часа в четыре... (утра, конечно) -  во избежание лишнего шума.
      Посветили фонариком...
      Подогнали огромный бульдозер,  и сразу же - с рёвом  - на штурм!
      И за полчаса-час укатали мелкий магазинчик злостного неплательщика под уровень асфальта.
      А наутро хозяин пришёл открывать своё заведение... и обомлел...  Ключи в руке, а замка нет... Как и всей его лавки.
      Бедняга... Он рысью  - и в мэрию. Потом - туда снова... Ползком и в предынфарктном состоянии, но уже со всеми необходимыми бумагами...
    
      Оказалось:  ошибочка вышла. Неточно прицелились и промахнулись... Надо было всего-то на несколько метров правее.
      То сосед бедолаги был грешен... И налога на землю платить не желал...  Как и сколько не увещевали... А его магазинчик и стоял, и стоит. Цел-целёхонек!
    
       Стали шумно тогда разбираться... И понятно, наш Крайний нашёлся. Только лавочнику с того... Потому и сказал,  как сумел:
      "Ты там чем, идиот,  занимался?.. Большого и важного из себя строил,  когда вывески надо читать, если школа хотя бы этому научила!"...
        А герой наш в ответ: "Люблю себя Большим и Важным... Тогда в кайф даже собственный идиотизм!"
        Тебе  -  твой тоже?  - неожиданно спросил Сантос свою на редкость внимательную слушательницу.
   -  Ты о чём?... - не поняла она связи.
   -  О том, что настойчиво требуешь сделать! Ты уверена, что ты в порядке?
   -  Я здорова.  Спасибо!  А если нет - здесь вины моей нет... Это только компьютеры ... Вот они виноваты!

  Теперь связи не уловил он, и с вопрошающим видом ожидал каких бы то ни было пояснений.
 
   -  И у нас был один чудачок...  - даже не стала томить она... - Панически боялся компьютеров. Говорил, что там полно вирусов!
      Его, правда, потом в другую школу перевели... Где с этими вирусами контачить не обязательно. А до тех пор всё происходило серьёзно...
      Он к экрану не шёл, не надев медицинской маски.
   -  Вот ты это о чём... А я, было, подумал...
   -  Что?..
   -  Да так, ничего... А не много ль ты хочешь от жизни?... Может всё уже есть,  ты же как жадный Скрудж?! И амбициям, и желаниям нет предела?
   -  Что ты знаешь? Что есть?..
   -  Ну, к примеру, взять те семь фиолетовых "свисси", что ты с легкостью мне отдаешь за живого пока человека!
      А я это беру... У меня лишних нет... И я вынужден всё отработать!
      А что,  если здесь глупость, болезнь или просто каприз?..
      В первый раз захотелось понять... Разобраться...
      Знаешь,  Джеймс неспроста вывел ту свою  формулу... Ты не читала?..  Скажу... Там так...
     "Стоимость человека определяется дробью,
      в числителе которой то, что человек собой представляет, а в знаменателе - то, что он о себе думает"...
      И потому он советовал каждому уменьшить уровень своих притязаний.
      Результат, по его мнению,  этого стоил... Ведь  "... тогда у ваших ног окажется весь мир".
   -  Умно замечено. Он философ?..
   -  ...И психолог... Но и в религии видел особенный смысл.  Он считал католицизм той вдохновляющей силой, что сумеет всегда  вести душу по восходящей.
      Я когда-то серьёзно изучал его труды... Видишь:  что-то  ещё вспоминаю.
   -  Мысль хорошая... И вывод тоже. ... Целый мир...  Только мне столько точно не надо!... Слушай, Сантос,  у тебя богатое воображение?
   -  Да, наверное...
   -  И ты вообразил, что читаешь лекцию в университете?..
   -  Не зовут.
   -  А ты хоть раз предложил? Для того, чтобы выиграть в лотерею надо хотя бы...
   -  ...купить билет  -  вдруг с улыбкой продолжил он.
   -  Да!  Так вот и купи!!!
   -  Спасибо за совет, Лорита.  Этот - прячу в нагрудный карман.
   -  Да, не жаль... А кто эта... Лорита?..
   -  Может ты?.. Видишь, вот?..  У меня тут две гостьи.  -  и с этими словами он осторожно снял с её плеча божью коровку.
   -  Ты её разбудил?.. Но зачем?..Пусть бы дальше спала, отогревалась на теплом свитере. А теперь ей куда?..Бросишь?..   Жаль!.. Она же необыкновенная!
   -  "Семиточечная", самая распространенная... Но ты права, что необыкновенная. У меня на родине, в Мексике,  её и называют Lorita!
       А ещё так можно ласково назвать и  женщину.
   -  Зато здесь... у неё только одна Святая покровительница,  и только к ней она имеет своё главное отношение.
   -  Marienkaefer  - это и в Германии, и в Австрии...  Жук Святой Девы Марии... Но и у англоязычных - ведь тоже... Мир огромен, а общее есть!
      И её часто просят о чуде. Вот, в Норвегии, например, говорят: "Золотая коровка, лети на север, на юг, восток и запад - найди мою любовь!"
      Никогда не загадывала?..
   -  Нет... Я и не знала...
   -  А я знал!!    ...Лорита,  как тебя зовут?.. Я - Джовани...
   -  Джовани Сантос?..  -  она была настолько застигнута врасплох его, казалось,  простым вопросом, что теперь отчаянно пыталась переключить всё его внимание на него же самого. - ...И ты думаешь, что я поверю?.. Осталось ещё... Рамирес... И я скажу с полным правом, что ты мне лжёшь!
   -  Ты интересуешься футболом?..
   -  В спортивном мире не так много громких имен. А тем более, "коллег"  надо знать... - она осеклась, сообразив, что случайно сказала лишнее.
  Но он, казалось, не придал её фразе особого смысла. И она успокоилась.
   -  Можешь не верить... - совершенно невозмутимо продолжил он о своём.  -  ...Просто хотел, чтоб ты знала. И сам хотел знать.
      А то ни имени, ни глаз... Ничего...
   -  А я и не обещала...
   -  Знаю... Так... помечтал... Слушай, да, мне вообще всё равно кто ты и как ты выглядишь!  -  Сантос внезапно разгорячился.
   -  Спасибо!  - она порывисто встала.
   -  Да, я совсем не то хотел сказать!..  Мне всё равно - какая ты настоящая!.. Я чувствую, что мы похожи!.. Это мне важно.  Я сумел бы тебя понимать!!
 Теперь она посмотрела на него сверху вниз.
   -  Это всё, я надеюсь?.. Может, больше признаний не будет?..
      И с откровенностью, по-моему, явный перебор. ...Утомила даже...

   Он запутывал её всё больше и больше.  От его постоянной изменчивости, от этого неисчерпаемого запаса,  бесконечно пополняющего и без того такой насыщенный цветами и формами калейдоскоп его мира, у неё голова пошла кругом.
Он поймал её руку и уже только взглядом просил сесть. И она, не понимая, почему согласилась, обессилено плюхнувшись на место.
   -  Не сердись... И не уходи... Я давно не разговаривал с кем-то... Как-то больше - с собой. Дай хотя бы мне...
   -  И ты выбрал меня... водостоком  и... жертвой. Ты жесток, капеллан!..
   -  Нет... Я... Просто пойми... Трудно так?.. Ну, войди,  что ли, в образ...
   -  Я недавно вошла...
   -  И тогда?..
   -  ...Не могла потом выйти!.. Проверяла составленный по моей просьбе один нотариальный документ.  А умница-секретарша предложила
      для большей эффективности и во избежание самых мелких неточностей  (не переделывать же потом  дважды и трижды!..)  -
      вообразить себя представителем тех инстанций, куда этот документ предназначался...
      Так, я и по дороге домой всё тот образ осваивала и "обживала"... А по ходу дела без конца  донимала несчастную секретаршу телефонными
      звонками, внося всё новые изменения и уточнения!  (... она вдруг даже про себя изумилась, что всё это ему рассказывает...)
  А Сантос слушал её и улыбался.
   -  Ну... бывает, наверно, и так...  - но он всё же решил продолжить, - Только это не тот образ. Этот - явно не твой!
   -  А какой тогда ТОТ?..  Какой - МОЙ?
   -  Образ Счастливой женщины.
   -  А я счастлива, Сантос!  -  казалось,  так безупречно солгала она.   
   -  Неправда! - теперь он смотрел на неё со всей серьёзностью. - Ты не видишь себя.  А ты вечно "на взводе". Всё люки задраены. Но готовность к обороне
      всё равно максимальная!  А счастливый человек абсолютно другой. И не важно, какой он ВСЕГДА  - от природы.
      Он гораздо терпимей и мягче.  И гораздо более открыт этому миру. И уж,  что совершенно точно: никогда не воспылает желанием кого-то убить!
   -  А каким желанием пылаешь ты, когда вновь читаешь мне свою непрошеную проповедь?!...
   -  Разными и многими. Но одно могу назвать,  даже не раздумывая:  Желанием спасти человека, который тебе дорог!
   -  Да отчего бы спасать? - в отчаянии выкрикнула она.
   -  От вечных мук раскаяния, когда уже ничего нельзя изменить!!! - впервые до такой степени повысил голос и он.
   -  А ты сам?..
   -  Вот и сам!  Я как раз это знаю! И тебе не желаю такой же судьбы!  Я мужчина...и то... А ты точно не сможешь!.. Я же ведь не слепец!
   -  Прекрати... Не могу... Почему я должна это слушать? - и она вновь вскочила, охваченная уже не раздражением -  разозлённой совсем не на шутку.
  Такое случалось с ней редко... Но накрывало такой разрушительной волной, что она совершенно переставала отдавать себе отчёт в том, что могла
 сделать дальше. А  в её нынешнем состоянии - и подавно.
  Но удивительное дело... Это он, этот Сантос... Он с таким пониманием на всё это смотрел, что она остыла настолько же внезапно, как и вспыхнула.
Так, как будто её мыслями и эмоциями уже управлял именно он.  На её чувства, слава богу, эта власть не распространялась. А вот в остальном
ему немалого удалось добиться. Он и так сместил рамки их личных пространств и сделал их куда более проницаемыми.
Поняла она и другое:  что этой реакции  он от неё и ждал. Её и хотел вызывать всеми своими словами. И цели достиг несомненно!
 
   -  Ты сейчас снова "вернул свой сан"?.. Сожалеешь, что это оставил?.. Помнишь, ты мне уже говорил... Да, вот,  я не всё помню...
      Почему ты вдруг "раз"  -  и вот так "озверел"?.. - уже совсем спокойно спросила она, снова медленно опускаясь на стул.
   -  Когда?.. Я спокоен.
   -  Ну ты сам же сказал.  С Богом вы почему разошлись?
   -  А мы не расходились. Наш союз нерушим, как и прежде.
   -  Ты хочешь сказать, что обращаешься к Нему, когда тебе что-нибудь нужно? Может, просишь Его помочь "благополучно" завершить  очередное...
  Она не успела договорить, потому что он ей этого не позволил.
   -  Не всегда! - резко ответил он. - ...Но порой и прошу!
      Теософия - знаешь, что это?!... Я однажды и сам это видел. Я увидел Его.   -  и он с сомнением посмотрел на свою слушательницу, решая, стоит ли ему продолжать.
   -  Кого, Сантос?.. Кого ты увидел?.. - сама спросила она, не выдержав его молчания.
   -  Я увидел Его!  И ты знаешь, - где?.. В самом-самом аду, где мы все... все тогда оказались.
      Вот тогда я понял, что взывать к нему теми словами, что написаны были специально... - это бред.  Чистый бред!
      Ведь я видел Его... Это было так ясно... Так отчётливо...
      А Он был НЕ ТОТ, каким я до тех пор мог представить!.. И я понял тогда:  слог молитв - это... Нет... Нужно что-то другое!..
      Ведь и Он был другим!..  И ещё... Понял:  с ним мы всегда поймём друг друга.  Мы сумеем договориться, не ставя друг другу условий.
      И "моё" Он простит, ведь Он сам...
   -  Сантос... Да ты сумасшедший... - с изумлением посмотрела на него та, что сама только-вот  просила его об этой откровенности, но испугалась лихорадочного блеска его глаз ничуть не менее,  чем нездоровой бессвязности его странных речей...
   -  Нет!  - убеждённо возразил он. - Нет, я просто другой!  Я тоже другой... Я им стал, когда понял всё это!
      Может помнишь у Гёте: " Ничего мне на свете не надо!"...
      Я свободен теперь, как никогда раньше... - он выразительно посмотрел на неё... -  Но главной Свободой обязан тому, что увидел нового Бога.
      Своего!.. И с тех пор не боюсь доходить до конца.
      Смерть - не точка всему.  Она - лишь остановка. Значит, тоже нужна.
      Ну, а тот, кто "идёт" не туда - в ней нуждается больше кого-бы-то-либо...
      А я только помогаю остановиться. Взять паузу. Потому что умею остановить.
      Я делаю это профессионально.
      Вот смотри... Взять, к примеру,  твою "протеже"... У неё такой взгляд... Я ходил за ней... Я говорил... Так что не удивляйся...
      Взгляд какой-то такой, будто она уже покинула этот мир... Пока мысленно. Ну,  а я помогу ей реально. Разве можно такой не помочь...
      Ведь она уже "дала на это своё согласие". И сделала это сама.
      У меня на такое - чутьё как у зверя, интуитивно выбирающего самую слабую и лёгкую добычу.
      Эта дурочка тоже несчастна. Так что даже не думай, что мужик ваш достойный. Если минимум двое вас счастья с ним не нашли.
      И одна готова убить другую,  а та - даже не возражает!
      Это "альфа-самец"!  И использует тех, что готовы позволить. А все чувства... ему ни к чему... Он слишком самодостаточен и самодоволен!
      Ненавижу таких!.. Безнадёжно бездушных... Всех бы их - без скафандров - на Марс...
   -  Сантос! - остановила она его, не дожидаясь его дальнейших высказываний.  -  Знаешь, что это всё?.. Это - шизофрения!
      Да, ты просто болен!  Сейчас ещё начнёшь мне рассказывать про тридцать три измерения... Про то, что мы - энергетический "корм" для более
      высокоорганизованных материй... Что все катаклизмы и войны, все эти бесчеловечные мерзости, бойни - не рукотворное производное "шизофреников"
      и "маньяков" государственного масштаба, а ничто иное, как тотальная мобилизация коллективной человеческой энергии на более высокие нужды и цели...
      Может,  даже с ведома самого Господа!
  Она даже задохнулась от возмущения, а голос её пресекся.  И какое-то время молчали оба.

   -  Ну, не знаю... Но, может, и так... - наконец сказал Сантос. - Интересная мысль. И стоит того, чтобы хоть раз о ней вспомнить ещё. Я подумаю
      об этом, Офелия...
 Он вновь был совершенно спокоен.  Как будто и не было тех обрывков минут, отданных его пугающей сбивчивой "исповеди".
  А она вздрогнула.
   -  Я не Офелия!
   -  А ведешь себя как...  Сама "падаешь"... Ты ж безумна не меньше, чем я... А ещё и "поёшь"... Хотя тексты... Да, тексты другие.
      Знаешь, чем ты сейчас занималась?.. Ты ведь тоже читала мне проповедь!
      Ты хотела, чтоб я изменился? Но зачем тебе это, зачем?.. Если даже сама ты не можешь!
      Ты себя не умеешь сдержать. И остановиться сама тоже больше не можешь.
      Как и я  - не могу.  Меня только Господь остановит!
   -  Ты и правда безумец, Сантос... - совершенно сбитая с толку, если не сказать - потрясенная всей их этой совместной сценой, она механически взяла в руки
 тяжелую коробочку, так и лежавшую всё это время перед ней на белоснежной скатерти.
 И только теперь, взглянув на неё, окончательно вернулась к реальности и вспомнила, что же хотела с ней сделать.
Она вскрыла картон и вытащила из коробки несколько патронов. Положила на взятую салфетку и долго не сводила с них глаз. Но выбрала только один.
И сомкнула ладонь. Но не в ней - в своём сердце ощутила вдруг холод смертоносного металла.  Говорят же, кулак человека по размеру соответствует его сердцу.  И смерть теперь как будто уже была внутри него. И она вдруг содрогнулась невольно, так наглядно себе это сразу представив.
Но быстро пришла в себя.
"Вот оно - надёжное лекарство от сердечной боли... Любой природы, любого происхождения... И его вечное успокоение!"
Она даже закрыла глаза, на миг забыв и о том, что здесь были глаза другие, которые всё это время безотрывно за ней наблюдали.
"Вот этот!.. Этот и будет. Не подведи!! - мысленно пожелала она ему, а посмотрела уже на Сантоса.
  -  Вот этот возьмешь.  Мне он нравится! - сказала она, глядя прямо в зрачки киллеру.
Тот, правда, не мог этого видеть. Но кажется, как-то всё же почувствовал.
   -  "Заговорила" его?.. Чтоб промашки не вышло?..  - серьёзно спросил её он.
   -  Ты же помнишь наш уговор. Я хочу, чтобы он был единственным! -  она разжала пальцы и подала заострённый цилиндрик своему  "наёмнику".
   -  А моё правило помнишь?.. Чем больше прихотей у заказчика...
   -  Я и так тебе щедро плачу!
   -  Половины ещё не увидел!
   -  Ах, ну да!.. А не терпится?!
   -  Ну, как видишь - я жду.  Моё - мимо меня всё равно не пройдёт. Ведь Её же не будет.
   -  Хладнокровный палач!  - не выдержав его ледяного спокойствия, снова вспыхнула вдруг она.
   -  Как-то так и подумал...   -  ровным голосом отозвался он.
   -  Жестокий убийца!
   -  Да?.. Но я всё равно очень рад познакомиться!  Сантос.
   -  Да не всё равно!..  Та ещё сволочь!  - не могла удержаться она.
   -  Что?.. Ещё?.. А у тебя даже больше имён, чем у меня... О,  Офелия...   - уже открыто насмехался над ней он.
   -  Я не Офелия!  Она не собиралась никого убивать. Ну, а мне... Мне не нужно выбирать между чувствами к отцу и к любимому человеку!..
      Так что сравнения неуместны!!
   -  Хорошо, Лорита. Согласен. ... Ты любишь Марка Лавуана?  -  он опять поражал её своими внезапными переходами...
   -  Нет.  Я люблю другого!  - с горячей честностью ответила она.
   -  Но песни его тебе нравятся?.. Мне недавно вспомнилась одна... Не услышал, а именно вспомнил. И нашел... И  тебе сейчас тоже включу...
   -  Нет, не надо!.. Сейчас не до песен...  Так что очень прошу Вас, мсье...

 Но она уже тихо звучала... И именно та, что касалась всех струн...  "Позабыто всё"  ..."J'ai tout oublie"...
Своим сжатым пространством, открывавшимся свету... Только в том " далеко",  куда долго идти. Это там и была позабытая нежность, всё тепло,
что хранили теперь лишь мечты... И ещё неостывшая и незатуманенная временем память.
Она тоже сейчас шла туда.  Меж живых, словно дышащих стен...  Избравших для себя ритм прилива и отлива...
Где мягкая вода,  поднявшаяся с самых глубин уже тихой печали, постепенно затапливала собой всё вокруг и доходила до уровня сердца,
а потом так же назад уходила, медленно впитываясь всей своей солью в размытый песок... Но и покинув, на нем оставляя своё до грустного сожаления застиранное пенное кружево...
А тайные силы стихии, пусть на время и усмирённой до её безутешной печали, но готовой всегда проявить необузданный нрав, порождали волнующий рокот...  Самых странных предчувствий... Пока тоже размытых и всё же реальных.
И всё это на фоне несмолкающего биения... Нет, даже не на фоне... Эти отчётливые пульсации  двух страдающих порознь сердец, обладали
силой всепроникновения и были во всем и везде...
И конечно же... Столько чувства за раз удержать в себе было неимоверно сложно.
И она, испугавшись, что такая её внезапная "открытость" о многом расскажет Сантосу, всё это время избегала даже смотреть в его сторону.
Но когда отважилась, наконец, повернуть голову, то с удивлением увидела, что он сидит,  закрыв глаза... Но до такой степени сомкнув веки, что все черточки вокруг - стали глубокими и заметными. А  сведенные от внутреннего напряжения брови разделил почти настоящий шрам. В память о всей уже минувшей боли...
И в напоминание о неминуемой будущей.
И ей снова его стало жаль.  Но она поднялась и сделала шаг к двери.
А он сразу открыл глаза, но сам ничего не спросил, ожидая, что скажет она.
А она быстро перевела свой взгляд на часы...
   -  Спасибо, конечно, тебе  за Марка. Но хочешь знать, сколько времени ты продержал меня в этой комнате?..
 Спросила, надеясь как можно скорей подытожить их встречу.
   -  Я тебя не держал.  Жаль... Но что уж теперь...
   -  Значит легче отрыв! Но сначала послушай...
   -  Отрыв, если речь заходит о людях,  - акт негуманный, немилосердный.
   -  Милосердие?.. Ну, хорошо... Значит,  дай "ЕЙ" неделю...
      Но 9-е  - крайний твой срок!  А  10-го сможешь забрать и вторую часть суммы.

 И она,  не дожидаясь ответа и сразу же предупредив любое его движение ясно трактуемым жестом, сама быстро справилась со щеколдой и оказалась за дверью.  Но он всё-таки выскочил следом.
   -  Доберешься сама?.. Очень поздно уже!..
   -  Не хватало ещё бы меня провожать. Доберусь. Ты иди.
   -  Но тогда, вот,  возьми же...  хотя бы цветы.  Как ни странно, они ещё живы... Пока...
   -  Хорошо. Я возьму.
      А теперь... ПРОВОЖАЙ  Лавуана...
      Мы не можем как он  -  позволить себе впасть в меланхолию, все забыть и безвольно согласится с существующим положением вещей.
      Наша песня  - "Et n'oubliez pas!"
      ("Ничего на забудь"!)
      Но она не лирическая...  И ты это знаешь.  Слов к ней было довольно. Но их знаем лишь мы.
      А другие пусть думают, что это марш.  Победный или траурный - кому как покажется...
      Сантос, всё.
      Соло или оркестр - выбирай дальше сам. Дирижируешь ты, исполняешь... -  ДА  - тоже!
   
      А моё участие на этом заканчивается.
   -  Подожди... Дай - спрошу... Было так любопытно.  И всё это вопросом мне так и останется... - теперь он уже говорил, лишь бы только её задержать...
Хоть совсем ненадолго.
   -  Ну, что там ещё у тебя... Боже, поздно-то как...
   -  Кроме планирования убийств ...в жизни чем занимаешься?..
   -  Пока живу... Или живу пока...  Как тебе больше понравится.
   -  Ладно... Не хочешь  -  не говори.
   -  Уже сказала. А большего - наше соглашение и не предполагало.
   -  Я помню.  ...Просто подумал, что ты знаешь обо мне больше.
   -  И хотел установить паритет?..
   -  Хотел немного сбалансировать...
   -  Не надо...
   -  Думал, может, ещё о тебе когда-то услышу...
   -  Не услышишь.
   ...Только не пей накануне... Чтобы рука не подвела.  И прощай, ... Сантос.  - как можно спокойнее сказала она,  Но почувствовав,  как холодная испарина
выступает на лбу и подкрадывается отвратительная предательская слабость, она бросила беглый взгляд на его лицо, успев уловить в нем оттенок
странного сожаления, и сразу же повернулась и направилась прочь...
Всё-таки оставив его хризантемы на скамье, где-то там же -  недалеко от места их прощания.
Не хотела возвращаться ночью с цветами.
Двусмысленности ей были сейчас ни к чему.
Она вообще старалась теперь освободить свою жизнь и её пространство от всех лишних деталей. А  в оставшемся - навести исключительный порядок.
И хризантемы там  были совершенно некстати.
Даже белые... А белые -  и тем более!
 Она знала, что на языке цветов белые хризантемы - это всегда - невысказанная вслух, но настоятельная просьба о правде.
Видно,он очень хотел знать хотя б её часть. Хоть бы то, что, казалось,  возможно...
Ведь она поняла, что именно ЭТО он и  "сказал" своим неожиданным знаком внимания...
Даже, судя по тому, с каким напряженным вниманием  ждал  потом слов ответа.
Но делиться своей - она ни с кем не собиралась.
Ну, а правда его... не была ей сначала нужна... А потом ей на миг вдруг и так показалось, что самую важную её часть,  она,  и сама  не желая,
но  знает.

  И теперь мысли настойчиво возвращались как раз к этой правде... И поскольку  - саму - путь ждал неблизкий, она им позволила эту свободу.
По кадрам теперь просматривая, отснятый вот только,  - на свежую ленту,  весь непредсказуемо-странный фрагмент...
Смотрела и думала о "своем" убийце... Но почему-то не думая о нем сейчас именно как об убийце.

 Скорее, размышляла о смешном и серьёзном в одном человеке, - как ни странно,  не вызывавшем больше у нее неприятия...
Культивируемая ею предвзятость по отношению к нему,  как-то сильно пошатнулась, встав на зыбкую почву сомнений.  А чтоб этим "подвижкам" возникнуть -
она сама же дала повод... Не уйдя от него сразу, а зачем-то оставшись... И слушая  его, порой позабыто-беспечно, а порой напряженно... Весело или серьёзно... Но иногда - и совершенно обескураженно...
Настолько изменчивой была эмоциональная окраска, глубина и прозрачность его слов и мыслей...
  Вот, к примеру, когда он вдруг начал о маме... Или нет... О себе... Но в его мыслях, кажется, они были с ней чем-то единым, ... а поэтому не стоило, наверное, и пытаться ей - уточнять...
"Мама очень хотела, чтобы я стал врачом... - неожиданно начал рассказывать он...  - ...И испробовав на мне все свои доводы, привела уже самый  "серьёзный":
"Когда у человека так хорошо очерчен нос, и такие красивые и умные глаза - ему  хорошо ходить в маске!.."
А я себя в этой роли не видел никак. И не понимал, зачем ей был нужен свой личный "семейный" доктор, когда у нее - такое ЗДОРОВОЕ  чувство юмора.
И вот... Её давно нет... А тогда... -  если стал бы врачом...  -  я бы мог что-то сделать..."

  И вот так он мешал всё своё шутливое с невозможно грустным, - что за ним невозможно было следовать в реакциях...
Надо было или "быть словно привязанной", позволив ему это сделать и согласившись на это самой, -  или даже не стараться за ним успевать...
Это очень походило на то, как они шли к его прибежищу...
Это он тогда был их общим "водителем ритма"... Необходимую,  правильную  частоту пульса задавал именно он.
А значит,  она уже однажды позволила ему это...
И не только... Следом за ним она перешагнула порог своего "внутреннего" возраста. Ощущая себя гораздо взрослее.
Ей даже стало казаться, что её собственное отражение в зеркале отразило произошедшую в ней перемену... Хотя, как женщине,  ей, скорее,
хотелось бы думать, что это чудеса грима делали её значительно старше. Но она понимала, что изменения всё-таки есть...
Как внешние, так и внутренние... Они коснулись всего её существа вцелом.

Ведь, о чем они с ним говорили... О том, о чем она не говорила ни с кем...

Даже только недавно.. Он опять начал вдруг  о Сократе... Или это она?..  Слишком мысли мешались...

  И она сделала попытку вспомнить, с чего начался тот разговор, почему они тогда вообще затронули эту тему...
...Ну  же... Вот!.. Это после того, как он вспомнил о маме...
С такой грустью вдруг сразу сказал:
"Она всегда замечала все мои достоинства..."
И добавил, уже посмотрев на другую, которой всё это рассказывал... Уже на неё....
   -  Ну,  а ты... Правда, совсем ничего не видишь?.. Ничего хорошего, ничего стоящего?..
   -  Вижу... - неожиданно для себя призналась она. И тут же, чтобы исправить эту свою "оплошность"  продолжила... -  ...вижу тебя...
      И думаю: наверное всё-таки это правда... Человек, которому кажется, что его мало хвалят, начинает хвалить себя сам... Или вымогать похвалы у других...
   -  Ну, в таком случае,  я давно должен был сотрясать склоны Альп, сочиняя себе дифирамбы. Потому что меня никто не хвалит вообще...
Сантос даже  улыбнулся, видимо, это себе представив... А вот она осталась серьёзной.
   -  Oh la la !   А ты хотел, чтобы тебе устроили овации твои облагодетельствованные жертвы?!... Представляешь:  ещё вдруг закричали бы: "Бис!"?!...
   -  Да... Мечта-а...
   -  Смени курс, Сантос, и ты ещё проявишь себя так, что сумеешь это почувствовать!
   -  О, Святая Дева, ...как давно я тебя не вспоминал! В этой женщине - такая адски-ангельская смесь,
      что я уже на грани умопомешательства.
   -  А значит, - и слава Святому Антонию, Бенедикту и прочим, что больше не будет этого -  "я тебе "сюрпрайз"  готовлю  - подставляй ладони..."...
      Для меня этих пыток не будет!
   -  И ты с горя НЕ ВЫПЬЕШЬ цикуту...
   -  Я?!... Нет, это Сократ...
   -  Ты читала об этом?.. - мгновенно перебил её он.
   -  Нет,  он сам мне рассказывал!
   -  Значит, может,  и помнишь, что он сказал Критону?..
   -  Отдать Асклепию петуха?..
   -  Да.  А теперь только представь, что это было последнее, что он сказал вообще... Даже стоя на самом пороге, - он и тут  посмеялся над жизнью!..
   -  Думаешь, посмеялся?.. ...И не захотел уходить "должником"...  -
в задумчивости продолжила она эту неожиданную для самой мысль. Но почти сразу же спохватилась, дав себе слово, - больше настолько не отвлекаться... И тут же его и нарушила...  -
      А ты вдруг почему с таким жаром сейчас о Сократе?..
      Сам проповедуешь Новые Божества... Смотри  -  приговорят!!
   -  А я им не дамся! ...Но ты сравниваешь меня с ним?.. Я что, похож на Сократа?.. Да ты льстишь мне, Лорита...
   -  Очень это мне нужно. ...Но признайся:   "Кумир"?..
   -  Мой кумир?.. Не сказал бы... У меня таких нет. Но его - и за жизнь, и за смерть - УВАЖАЮ!
      "Умение хорошо жить и хорошо умереть - это одна и та же наука."  Эти слова принадлежат Эпикуру, а Сократу принадлежит доказательство того,
       что этой наукой можно овладеть.
       Вот и я постигаю...
       И если Бога о чем и прошу,  то чаще всего вот о том, чтоб оставалась внутри СВОЯ сила - выдержать то, что "моё".   До конца.
       Надеяться, что поможет ДРУГАЯ, давно понял,  -  ГЛУПО.
       А поддаться соблазну...  выпить цианистый калий... В этом я убеждённый пифагореец.
       "Не следует ни избавляться своими силами, ни бежать".
   -  Но можно спровоцировать момент...  - неожиданно вырвалось у неё... И снова сообразив, что сказала лишнего, она тут же свела всё к Сократу. -
      Ведь он так насмешничал, острословил и сводил всех с ума своими необычными смелыми мыслями, что словно сам "напрашивался" на то, чтобы
      его приговорили. Обвинили в "развращении молодёжи в новом духе" и приговорили!  Шесть сотен судей - на него одного... И три сотни  - "ЗА"!
      Инакомыслие наказуемо... И уж кто, как ни Сократ хорошо это знал.  И  шел точно на остриё.
    
      Он не хотел жить... Он столько страдал от своей жизни и - за неё... И смерти ничуть не боялся... И уйти - считал благом.
      Но он тоже был пифагорейцем... И сам ничего сделать не мог... А вот чашу с ядом спокойно принять... Это смог...
      Он их всех так потряс. Не того они ждали!!
      Он просто убивал себя их руками. И мне кажется, - они это поняли.  Многие были в шоке...
    -  Ты была там?...
    -  Читала!.. ...А друзьям запретил плакать.  Ведь он весь этот месяц - от суда и до исполнения - провёл...
    -  ...в постоянных размышлениях о жизни и смерти... - подхватил  её мысль Сантос... - ...в диалогах-беседах с друзьями.  О душе и её бессмертии.
    -  ...И достиг той степени просветления, что уже ничего не боялся... - продолжила,  изумлённо взглянув она.  - Сократ знал, что то, что может быть
       страшно для тела - уже не вселяет ужаса в его душу...
       Которая ждёт своего освобождения...

  Она наконец выдохнула из себя всё, что горело и жгло в груди и умолкла...
Сантос смотрел на неё с неподдельным удивлением и тоже молчал.
Если бы она только знала, как же  часто он сам размышлял о всём этом!..

   -  Но это не то, что оправдает нас... - наконец, в задумчивости пробормотал он. - Нам надо искать себе другие оправдания...
 
А это как раз то, чем она только и занималась...


  "Нам надо искать другие оправдания..." - мысленно повторила она, и уже оказавшись дома...
   -  Искать... Но не сейчас!!!

  Сейчас она просто хотела скорее лечь, чувствуя чудовищную усталость от того нервного напряжения, которое ей с переменным успехом,  всё это долгое время приходилось держать в узде.

  Но сон не шёл.
Зато снова мерещился Сантос.
"Надо же... Он Джовани.  Правда,  думал - поверю?..
И почему большинство даже самых неглупых мужчин,  так верят в женскую умственную ущербность?..

 Ведь, если чуть дальше по этой же мысли пройти... То где-то там, дальше, есть шанс  удивиться:
Ну, если бы их производили на свет исключительно особи с мозговой неполноценностью,
то откуда тогда таким умным вообще бы им взяться?
Тут уж  "иль-или-или"...
- либо их мамы - неземные существа;
- либо  - оба родителя сразу (но это слишком уж "заоблачные" версии...);
- либо самое ценное в них - это только от батюшки, но совершенного "земного"... Это уже ближе к поверхности,
но тогда впору становиться феминисткой и начинать действовать "радикально"!
Хотя, ведь, голой грудью их скорей убедишь в обратном.
Рот приоткрыт, глаза нараспашку, а палец уже у виска... -  наготове.

Нет, в этом нам точно не по пути.
А Джовани и так всё умеет заметить".
 
   -  Что?.. Всё-таки это "Джовани"?.. - насмешливо спросила она саму себя.  - Но уж лучше Джовани... Как-то  ближе к Европе.
      А то Сантос...  -  одни  мексиканские страсти!
      Хотя мне... Ну,  какое мне дело?.. Я ... Джовани забуду как звать.  Я ВСЁ это сумею забыть!!
      Всего несколько дней... - и  наступит свобода.

(...действительно в это верила или нет, ...
но первое, что она сделала, вернувшись, - взяла авторучку и отметила в календаре свой последний день ожидания...
Одной краткой, но ёмкой фразой... Летящим почерком, почти без нажима, но всё же вполне читаемым...)
 

  -  ...И тогда всё сумею забыть... - пробормотала она себе снова, как заклинание, как мантру.

  И подтянув к подбородку мягкое покрывало,  ещё раз попыталась хоть на время выключить все свои мысли, как перед этим погасила свет ночника.

  Но недолго спалось. К ней ворвался кошмар.
Вдруг так странно приснился ребенок.
Но сначала был хаос... И вот,  в нем-то тогда и возник этот первый волнующий звук.
Песня с пульсом печали и голосом Лавуана, которая снова влекла её в тот же живой коридор...
И она не могла не войти, ощущая всю силу сердечных толчков... -  и своих, и не только...
Но навстречу ей вышел мужчина,  не давая проследовать дальше...
Он давно был не молод... И одет в какое-то рубище...
А лицо покрывала сеть глубоких морщин, напоминавших трещинки на древнем сосуде или вазе...
И держал в руках чашу, которую почти сразу протянул ей.
   -  Ты ищешь это?  - не размыкая губ спросил он её.  И не дожидаясь ответа,  спокойно предложил, - Возьми мою...
 И она вдруг догадалась, что это и был Сократ.
 И от той благожелательности, с которой он мог и хотел "уступить" ей "свой" яд - весь -
до  капли - стало так дико, холодно и страшно...
Держись поближе к Основному Светилу... - шепнул ей уже другой голос.
  А  тогда появился и "он".
Просто чувством... Лицо без лица... И слова, как тоска, вдруг возникли совсем ниоткуда:
"Я боюсь умирать... Разве как-то нельзя... умереть без меня?!"..
И прозвучало всё так умоляюще... И с таким душераздирающим чувством!..

  Ужас настиг и пронзил её сердце насквозь.
До утра она больше уже не заснула... Просидела на кровати, будто впав в состояние каталепсии...
Туго обхватив руками колени и безотрывно глядя на прямоугольник окна...
Сначала темного, потом начавшего менять цвета и оттенки, добавляя то синего, то серого понемногу и, наконец, пропустившего сквозь себя первый
солнечный свет.
Начиналась новая жизнь... В этом новом сегодня.
И вот тут она всё поняла.
Она чуть не совершила самую страшную в своей жизни ошибку.
Но теперь... Ещё можно, ведь, что-то исправить. Можно всё это остановить! И себя, и его.
Это зря он сказал, что она не сумеет! Она сможет сама. А его пусть, ей в помощь,  и Бог остановит!
Они вместе его остановят!

"Невозможно убить день и солнце... Ну а жизнь и тепло?..
Как на это решиться?.. Даже, если всё, будто, уже решено."

  Она вскочила и судорожно вцепилась в сумочку, стала искать телефон и его - ей оставленный номер.
Набрала,  не дыша ожидая сигнал и тот голос, который теперь хотела услышать больше всего на свете.
А услышала, как бездушная автоматика ей бесстрастно сообщила, что соединение выполнить не удалось.
И предложила попытаться позднее. И она всё пыталась...  Раз за разом... И снова, и снова...
А к тому моменту,  как её волнение достигло высот, где без кислородной маски дышать точно совсем  невозможно, а холод такой силы, что оледеневает любая попытка всякого "неприкрытого" проникновения, - ей уже даже не предлагали и пытаться.
Теперь мозг сверлила долгая, остро заточенная трель,  которая дойдя до своего пика, вновь подводила черту под тем, что оставалось по-прежнему безуспешно.
   -  Ну, где же ты, Сантос?!.. Ответь!.. Да, возьми же ты трубку!.. Вот, сволочь... Садист!.. Я тебя умоляю!!...
 
 Ну откуда ей было знать, что тот аппарат, на который она так одержимо звонила, Сантос только вот-вот  утопил в сточных водах.
В канализации.  По случайности. Уронил из кармана... А его самого уже в городе нет.

   -  Бежать!.. Значит,  надо бежать... А потом, когда сроки пройдут... - вот  тогда... ...Я не знаю, что будет тогда!!...
И она начала лихорадочно метаться по комнате,  хватая попадавшиеся ей на глаза вещи.

 Насколько долго и непоколебимо она держалась, так, казалось, легко убедив себя в необходимости этого ужасного шага,  настолько, теперь
испугалась и запаниковала. Но какая то часть её разума всё же не поддалась и осталась верна спокойной логике и уверенной последовательности,
 даже среди всего этого беспорядочного и бессмысленного кружения.
   "Да, конечно, я сразу уеду.  Но сначала ему напишу. Это будет самым верным способом сказать обо всём, раз другого способа, кажется,  нет".

И она оставила уже наполовину заполненную сумку и бросилась к столу.

В итоге сложилась такая записка:

"Ты получил то - чего добивался.
Я больше не хочу её убивать! Оставь всё - как есть!
Я отменяю заказ и расторгаю наш договор. Ты свободен от всех обязательств.
Вернись к Нему и будь счастлив!
А конверт... Считай, что так я оценила и оплатила твою последнюю проповедь.

Лорита."

Она написала настолько незавуалированно... Совсем в открытую. В своём волнении совершенно не задумываясь о возможных последствиях
этого опрометчивого шага.  Считая запечатанный конверт гарантией полной сохранности и конфиденциальности передаваемой информации.
Хотя в остальном не отступила от мер предосторожности ни на йоту. Ни по дороге к нему (хотя ей и немало пришлось поплутать, пока она, наконец,
нашла нужный ей домик; о том, чтобы у кого-то спросить - не допуская и мысли),  ни на обратном пути, когда она дважды меняла машины такси и это после того, как уже проехала несколько остановок на городском автобусе... Потратив в итоге на всё не менее двух часов... Когда обычный маршрут бы занял
не более получаса.

  И она была в этом права. Хотя путала след от него, от Сантоса. Даже испытывая смутное подозрение, что ни в доме, ни рядом  - его сейчас нет.
И он не наблюдает за ней откуда-то со стороны. Ведь она и звонила в дверь, и стучала в окно... Разве он не открыл бы, если видел  её?..
И только тогда она вложила своё (так предусмотрительно составленное заранее)  письмо в прорезь глубокого и просторного почтового ящика,
запиравшегося  (а она убедилась и в этом!) на ключ.

  Но ещё одного знать она не могла.
Что "наёмник" её ещё раньше попал в поле зрения специального отдела полиции и уже около полутора месяцев сам был у них под пристальным наблюдением.
Но поскольку за это время ничем особенно настораживающим себя не проявил, то продолжал ещё свои условно -"свободные" перемещения.
Вот, только опущенный на дно его ящика конверт,  уже вскоре с лёгкостью был извлечён оттуда третьими лицами.
И попал совсем не в те руки, которым предназначался.
А возвращать его на место - эти чужие руки не стали, желая отследить всю цепочку готовящегося преступления.

  Сантос потом почувствует, что в его продолжительное отсутствие у него кто-то успел побывать... Но спишет это на своё неустойчивое ещё состояние
и не придаст этому должного значения...
" Всё на месте... И всё-таки  как-то  не так. Хотя... Может это его неизменная осторожность делает неверные подсказки. " -  решит он... -
 "Да и нервы ещё недостаточно окрепли, чтобы он мог на них слишком уж полагаться."
               
  Он ведь даже привык, что жизнь бывает порой нелепа. И потому нетрудно признавал, что принимать от неё подобного свойства  "сюрпризы"
и сохранять при этом здравомыслие - испытание не для слабонервных.
Но он то был в полном порядке... Лишь дважды на всей его памяти,  у него случались серьёзные срывы. Потребовавшие тогда даже стороннего вмешательства.
Но вот наступил и третий.  А всего-то... Да, что там стряслось.. Полюбил не ту женщину. Разве - повод?..
И тем не менее, на этот раз ему оказалось довольно и этого.
Нет... Но такого, правда, у него ещё не было.  Влюбиться в заказчицу... Такого точно ещё не было!
Хорошо, не дошёл до вершины маразма - не влюбился в одну из своих жертв...

Ему начинали резко сигналить. Но даже после этого он с немалым трудом мог сосредоточиться на дороге.  И уж точно - совсем ненадолго.

Он сейчас ехал к Альпам, он ехал в Монтрё.
У него стали невозможно дрожать руки...  И совсем не от алкоголя...
А там, на берегу озера Леман, была хорошая клиника. Клиника неврозов, где ему могли помочь восстановиться.
Достаточно быстро и с минимальными потерями. Профессионализму тех людей он доверял, поскольку ему уже приходилось становиться их пациентом.
И он полагал, что и на этот раз "недели милосердия",  подаренной его "клиентке" внезапной щедростью "нанимательницы" и "вдохновительницы" их мрачного
замысла, окажется довольно, чтобы вернуться к намеченному плану в совершенной готовности.
В противном случае за исход их предприятия он бы впервые не смог поручиться.
(Да и так... "Не понимаю, только, зачем согласился на "Аншютц". Идиотский ствол... и самонадеянный болван!" - ворчал он про себя...)

  Он ещё добавил скорости... Так, как будто бы его прибытие в пункт назначения несколькими минутами раньше могло существенно всё изменить.
И ускорить весь общий процесс.
Джовани вдруг вспомнил, как медленно ехал этим маршрутом впервые. И позднее... Два года спустя.
Вспомнил и то, что тогда его в эти места привело.
А вернее - он и не забывал, много лет всё нося в своём сердце.
Может,  и его неожиданное чувство к Лорите проснулась как раз потому, что она вдруг напомнила ему девушку, в которую он был влюблён ещё в юности.
Глубоко "про себя"... Долго и довольно мучительно. Уже тогда пытаясь скрыть эту тайну от Бога. Но оттого только ещё больше страдая...
 
  Вот, он только сейчас думал о том, что святые заступники уберегли хотя бы от чувств к жертве...
Но он прежде никогда и не соглашался взять в прицел женщину. Это было его незыблемое внутреннее табу.
И  всё с ним связанное просто даже не обсуждалось.
Но здесь был совсем иной случай.  Он и сам захотел вдруг помочь.  Он не мог её так здесь оставить.
На два дня став её отражением,  он,  вернулся к себе потрясенным...  В "небе", что досталось ей, и когда-то, без сомнения, счастливо открывалось и людям,
и миру - в её светлых  глазах  - не осталось ни капельки солнца. А в отрешенном взгляде, им  принадлежавшем,  уже не было ни искорки жизни.
Жертва тайных страстей, в которые и он волею случая оказался посвящен. Хоть и очень примерно.

Но такую жертву любить он бы точно не смог. Он мог лишь сострадать.

  А вот жертве другой он и жизнь бы отдал. Лишь бы только была, даже и без него. Но не он был повинен, что и к ней подошло это жуткое слово.
И убил он тогда не её, до безумных страстей им любимую... Он впервые тогда и убил, не по отданному приказу,  а по собственному решению...
Того, кто отнял жизнь у неё. А у него отнял всякую надежду...
Он тогда лишил жизни её убийцу. Того, из-за которого она заболела и так скоро угасла.
Это был ВИЧ. И виновен был тот.
Знала ли она о его бисексуальных наклонностях, о его друзьях-наркоманах... Может и догадывалась, но закрывала глаза.
Она просто любила, но жить продолжала в своем полупризрачном, полупридуманном мире.
 А когда они с ней виделись в последний раз, она уже и сама казалась едва различимой тенью, полуэльфийским существом, от которого прежними
остались только  глаза - как всегда - задумчиво обращенные внутрь себя.

  Да,  у него была причина взять в руки  оружие. Причина настолько веская...
Ведь её могильной плитой себе казался придавлен и он.
Но бессильное удушье внезапно сменилось отчаянным желанием - не умереть следом за ней, а сделать для неё хотя бы то, что он всё ещё мог.
И он это сделал... А потом и случился тот, следующий приступ.  И он месяц провел почти в полном уединении.  Глядя на воду и Альпы...

А вот теперь он снова нуждался в этом. И не желая медлить, наутро же после их долгого разговора с Лоритой, отправился в путь.

   А его Лорита тоже собиралась в дорогу...

   -  Ну вот и всё... - постаралась успокоить себя она.  -  Теперь всё будет правильно.  Так, как должно быть по судьбе.
Но от пережитого волнения ей вдруг нестерпимо захотелось есть.
   -  Я бы сейчас даже не отказалась от той мексиканской экзотики, которой он угощал вчера.  Что-то наподобие блинчиков с курицей...
       Как же он их назвал?.. Она ведь старалась запомнить... Ну,  вот... Нет, запомнила же!  Энчилада!
   -  Осторожно, острое!..   - предупредил тогда ещё он.
   -  Не острее битого стекла, - отозвалась она. -  Мне нравится острое.
 Потом ей, правда,  пришлось экстренно заливать это пламя водой со льдом.  Но воспоминания остались приятные.
   -  Ты сделал это сам?  - искренне удивилась она, слишком уж непростым показалось ей блюдо.
   -  Ничего сложного,  - ответил он, словно угадав её мысли. И подумав, добавил то, что он мог и не говорить. Как он сам классифицировал вначале -
 это была уже "лишняя информация".  И всё-таки он это сказал...  - У нас была большая семья.  А я всегда помогал матери.
 
 А если уж это сказал, значит, и сам захотел пусть на чуточку, но приоткрыться, ещё дальше перенести существующие границы...
 
  "А он неожиданный"... - вдруг подумала она, отходя ещё дальше в сторону... от изначально приведшей её к этим воспоминаниям энчилады...
Как он точно рассчитал с Лавуаном. Такого эффекта она и представить себе не могла.  А он, как видно, предполагал.
Недаром отказался от того, что было куда ближе к его генетическим корням. От Иглесиаса, например.
Правда, не удержался от ироничного: "А нужно было выбрать "Tres palabras"?!..."
Но... он твёрдо знал, чего он хотел. И это не могло не произвести на неё нужного впечатления. Такие вещи всегда очень выгодно оттеняют
и ещё более подчёркивают настоящее мужское начало. И порой, даже помимо всякой воли, накрепко приковывают к себе женское внимание.
И в прошлый вечер она как раз поймала себя на том, что тоже... и так же невольно,  этому поддалась. Но всё же...
 
  Нет, всё-таки непонятный он и непредсказуемый - этот  капеллан Сантос.
Но в одном она теперь была уверена - стрелять он не станет.  Слишком долго он уговаривал её саму - отказаться от этой бредовой затеи.
Хотя, она понимала и то, что с такими как он, следует до конца оставаться настороже.


ДРУГИЕ  ЛИЦА...


  А это была уже абсолютно другая женщина.  С которой чудо случилось, ...и которая в считанные мгновения совершенно преобразилась
от одного единственного телефонного звонка.  Как только услышала в трубке Его родной взволнованный голос:
  "Джоан, я приеду, ты слышишь?!... Я раньше не мог!.. И сейчас нет возможности говорить... Но адрес я записал. Буду вечером в среду!"
Прозвучал тихий сигнал "отбоя",  а она продолжала стоять со счастливой улыбкой, прижав пластик к уху до боли, и совсем этого не замечая.

  "Вот оно... Боже, вот!.. Ну,  ведь я же... Я знала!... Боже... Господи, как хорошо, что я не сделала никаких глупостей.  Я не должна была решать
за нас всех... А теперь...  Мы обо всем подумаем  и  решим это вместе.
  Она посмотрела в свой календарь.
   -  Среда?.. Среда - это 12-е!.. 12-е!!!  ...Боже, как хорошо!  Буду ждать!  Ну, конечно, и встречу!

 
  И вот она сидела в гостиничном номере и ждала.  Во всём утвердив совершенный порядок... С утра ещё выбросив то, что хоть как-то связывало её с прошлой жизнью.
Теперь она хотела начать совершенно новую!..  И счастливую! И ничто не должно было даже тенью напоминать ей... о её бестолковых  метаниях.
Он выбросила многое, вплоть до авторучки, которой, порой,  даже записывала свои нездоровые мысли... Ведь для её новых - прежняя ручка не годилась уж точно.
 
  Но в реальности - не в мечтах - разорвать нити между Вчера и Сегодня оказалось гораздо труднее.
И  беспокойство - её преданное "Сопровождение" из того, ещё непозабытого Вчера, только стремительно нарастало... И всё стремительнее,
по мере того, как стрелки больших настенных часов, на которые она поминутно смотрела, неумолимо приближались к полуночи.
Вечер давно закончился, а Он - Джон так до сих пор и не появился.
  От волнения она вскочила, накинула на себя куртку, и стала пытаться сквозь сплошь покрытое капельками дождевой влаги окно разглядеть что-то внизу.
Но, конечно, ничего не увидела и решила спуститься сама.  И ждать его уже у входа...
  Она сбежала вниз по ярко освещенной лестнице и оказалась на улице.
Ей повезло. Дождь на время прекратился... И не захватившей с собой зонта, ей не пришлось стоять и мокнуть.
Ей вообще не пришлось долго стоять.  Его она увидела почти сразу. Он и сам приближался полубегом... Давно страшно нервничая, что опоздал настолько,
что заставил волноваться  её... Но не имея возможности предупредить об этой неожиданной задержке, настолько всё быстро в этот вечер менялось.
  Он бросился к ней.  Обнял, пытаясь сразу согреть, заметив ещё издали, как она всё пыталась поплотнее завернуться в свою совсем тонкую курточку.
  -  Ты!.. Ты пришёл... - только и успела сказать она.  И он упал.  Разжал вот только что ещё такие сильные и тут же сделавшиеся совсем беспомощно слабыми, совсем бессильными руки и тяжело упал на спину. Прямо на мокрый от дождя асфальт.  А на груди уже быстро расплывалось пугающее темное пятно.

  Ужас охватил её холодом своих леденящих объятий,  взамен тех, долгожданных  живых, что так дико-жестоко отнял...
Воздуха в груди вдруг не стало... Но его надо было найти. И она как-то всё же нашла.
И его хватило ещё на крик... А дальше... Через строчку секунд и её настигла непереносимо-обжигающая боль, положившая конец всем её нестерпимым страданиям.



   А Сантос. Он давно караулил здесь. Затаился и будто частично умер.
Он ждал все эти дни. С тех пор, как вернулся в город сам. Но её всё не было.
Он попытался, было, осторожно, у более осведомлённых лиц навести хоть какие-то справки... Но это мало что прояснило.
И вот, наконец, она всё-таки появилась сама. Этим утром.  И сразу развила такую бурную деятельность, что он даже не напрягаясь сделал вывод,
что она либо готовится к новой поездке, либо к приезду кого-то ещё. И тогда, из всех возможных версий, первое, что приходило на ум:  она ждёт его...
Ну, а он, Сантос,  ждал только вечера и сумерек... Ну и ещё... -  постепенного угасания числа активных перемещений здесь... всех этих рассеянных и кучных единиц народонаселения. Хоть и по-весеннему, но на редкость неугомонных.
И надеялся что это всё-таки произойдет, потому что не менее он надеялся завершить это дело сегодня.

  Нет, он готов был, конечно,  отложить его и назавтра, и даже на ПОСЛЕзавтра (... если что-то пойдёт вопреки успеху его будущего сценария) -
ведь он, в любом случае,  уже и так просрочил их договор. И день или два теперь ровным счётом ничего не меняли.
Но он уже и сам до чёртиков хотел освободиться от своей  особой миссии.
А значит,  был готов запастись и резервным терпением, лишь бы это пошло во благо его рисковому предприятию.

  И тогда, наконец, он уедет и сам.  Прочь из этого города... Может,  и из страны.
Он всерьёз подумывал даже о том, чтобы вернуться к своим сестрам и братьям...
На свою уже землю.

  Но своим раздумьям он предавался так, что умудрялся держать в поле зрения всё,  что происходило на довольно немалом  пространстве перед гостиницей...
А как только чуть больше стемнело, он и вовсе оставил все свои личные планы до других - подходящих времен, а сам весь превратился в остро заточенные на самое пристальное внимание - зрение и слух.
Счёт времени он даже не вел, чтобы понапрасну не рассеваться... А заодно и не раздражаться. Ведь он знал, насколько важным в подобных вопросах оказывается элементарное терпение.  И именно оно зачастую и определяет весь общий исход.

  И что с того, что руки и ноги страшно затекли,  и все тело уже казалось ему сплошным источником боли,
когда, в конце-то-концов, он был сполна вознаграждён за все свои неудобства и даже мучения, так выгодно развернувшейся перед ним картиной..
  На которой сначала появилась она... А потом уж и он.
  -  Просто сцена из фильма... - про себя хмыкнул Сантос... Но рука притянула к себе винтовку, а щеки коснулся холодный приклад.
Только случилось вдруг  то, чего он не предвидел. Непрошеное вторжение... Непредусмотренное вмешательство...
Это был "Человеческий фактор", способный нарушить любую, самую тщательно выверенную и идеально отлаженную схему.
Причём его собственный - личный фактор.  И случилось всё это настолько быстро, что он даже не успел осознать происходящего...

  Потому что, как только он увидел этого, приближающегося чуть ли не бегом к его предполагаемой жертве мужика,  вдруг ощутил непередаваемую злость.
И то, что столько лет лежало где-то глубоко в нем - заиленным затопленным грузом, вдруг обрело поразительную плавучесть. И как мины-ежи времен второй мировой - стремительно взошло на поверхность.
А чтобы "рвануть",  не нужно было даже неосторожного касания... Простого контакта с воздухом было для этого достаточно.
Вот оно и "рвануло". В  доли секунды. В течение которых в сознании пролетела то ли пылающая стрела, то ли разрушительная комета, в хвосте которой находилось невероятное количество самых разных аналогий и мыслей.
   -  Да, отойди же!.. Не загораживай!... Альфа-самец, твой заказ не оплачен!  А благотворителя ищи в другом месте...  -  это  -  что  промелькнуло сразу...

   Но он ясно представил вдруг ту,  из-за которой сам  был сейчас здесь...
И тогда уже тот, кого она всеми путями так отчаянно "добивалась",  показался ему полным ничтожеством, за жизнь которого он сам бы не дал ни гроша...
Ну,  а  когда этот образ ещё и удивительно чётко совпал  - в его болезненно разогретом воображении - с образом из прошлого - с тем ,
кто довёл до гибели его первую любовь...   -  это однозначно решило всё.
Сантос молниеносно сменил прицел винтовки на другой - ещё более привычный  - и выстрелил тут же - наверняка.
Без тени малейшего сожаления.


   -  Не ЕГО!!!... Санто..., сволочь!.. Джовани, ...не надо!!!...
      Убийца... -  медленно, уже  с какими-то нечеловеческими интонациями в голосе протянула она,
ещё несколько мгновений глядя в онемевшую темноту, сделавшуюся сразу  до жути черной.. Это был тот самый мрак, в котором теперь ничего невозможно было увидеть... Да она бы и не успела...

  Le tueur a tire.    Стрелок(убийца) выстрелил.
В запале он сделал несколько выстрелов подряд. Из резервного носителя смерти,  который обязательно держал под рукой.

  Звуки не потревожили вечерней дрёмы этого маленького мира, очерченного и с юга и с севера свободными дугами автомагистралей.
Городок был готов погрузиться в сон со снами... И с новым пробуждением -  вместе с утром и теплым солнцем.
И только случайно оказавшаяся неподалеку пара подростков, просто вросла спинами в камень под аркадой, с ужасом наблюдая разворачивавшуюся перед их глазами картину погружения в сон вечный...
Когда всего в нескольких шагах от них,  какая-то женщина рухнула как подкошенная... Рядом с человеком, уже безжизненно распростертом на влажном после дождя асфальте...
И как только первая волна их панического страха отхлынула,  они, с дикими воплями бросились в ближайший проулок.

  А Сантос... В эти мгновения в его голове со скоростью выпущенных им пуль трассировали тысячи мыслей одновременно.
Моторное возбуждение наоборот внезапно сменилось шоком и последовавшим за ним мышечным оцепенением... Со всеми признаками полного безразличия к собственной участи...
Лишь в этих вспышках, мелькавших в его сознании, он разглядел цельность того, что до этого представлялось ему просто осколками чужих жизней...
И связал - со своей...
 
  Он снова убил.  Убил того, кого убивать не намеревался.  И ту...  Когда она крикнула, интуитивно почувствовав и повернувшись лицом точно к нему, он среагировал одномоментно на движение и на звук... И всё же нажал на спусковой крючок не сразу. А тогда, когда и его шестое чувство молниеносно успело его
предупредить и даже убедить... Он сразу вдруг понял, что это она.
 "Дура... Чертова дура!" - пронеслось в его мозгу, как реактивное - "Это что... -  ты саму же себя?! Идиотка!..  Любимая... Дура!..
  ... А я мужика твоего на тот свет... Ты сама же меня...  теперь хоть с того света... И тех денег уже никогда не отдашь...
  Сам  до смерти теперь буду ... только мишень. Цель всех целей твоей неустанной охоты.  А раз так, значит...  Ты же этого очень хотела...
  Ты была непреклонна... -  идти  до конца...
  Всё равно не простишь моей слабости... И не разглядишь силы!  Для тебя я  "Никто". Только киллер...  Убийца!

  И он,  точно безумный,  стал прошивать металлом пространство, разделившее их теперь уже окончательно.
В ослепившей его ярости не сразу сумев остановиться...
И в таком небывалом волнении, от которого дико тряслись руки... Да что там руки... Его всего сотрясала болезненная нервная дрожь.
На грани полной потери контроля...

   Он видел, как она упала...
"Прими, Господь, -  а из глаз сами вырвались слёзы,  - ...и её беспокойную душу. Пусть ей будет...  хоть  там... хорошо!..
 Ты прости меня только, Лорита."

  Он вскочил,  собираясь бежать. Но застыл... Не сумев нести этого груза...
Теперь даже мысли уже не летели, а едва лишь ползли... С тихим стоном мучительной боли...
"33 измерения... И в каком мне искать?.. Где ты будешь теперь?.. И ведь дал же мне ТОТ... КТО всё видел и мог...
Но не крикнул...  Позволил... Он не остановил!!.. Или я должен сам?..
И Конечная -  здесь?.. Я готов... Я спокоен..."
А  в  памяти неожиданно всплыли сказанные ею слова, которым он тогда придал совсем другое значение:
"отпускаю себя"...

  И теперь, завидев какие-то тени внизу, тут же слившиеся со стенами, он понял, что лишь это ему и осталось.
Он прижал к себе тот самый ствол, в глубине которого до сих пор оставался патрон,  лично выбранный ею... для сердца ... самОй...
Но судьба в этом ей изменила.  ...Он  достанется сердцу  ЕГО!
 
    -  Вот, Лорита,  и я,   ...видишь,  тоже себя отпускаю...

Последний знак препинания в этой фразе беззвучно поставил сам выстрел.

 
       
         
          Вместо послесловия.

 
    Два с половиной месяца спустя.

  На одной из скамей, что в любую погоду одинаково холодны и неудобны,  даже тем не располагая к продолжительным на них передышкам,
в самой удаленной от входных ворот части кладбища сидели двое.
Мужчина и женщина.
Солнце золотом лилось на Лозанну и на этот уголок скорби, тоже всецело ей принадлежавший...  Лилось так, словно желало этим теплым потоком согреть
и отвлечь от грустных мыслей тех, кто принёс сюда, а теперь и собирался унести с собой обратно за эти кованные старые ворота - всю свою неизгладимую печаль.
Но все эти старания так и пропали бы втуне, если бы те двое сидящих... изо всех оставшихся сил не пытались и сами найти свои ворота, настежь распахнутые теплу  и свету.
 
   Одним - был Джон.
Он перенёс сложнейшую операцию, но всё-таки сумел выкарабкаться, в полубессознательной слабости ещё до конца не понимая, ради чего всё это делает. Но это инстинктивное желание, эта жажда жизни одержали  верх над безнадёжностью.
Пусть врачи и признавали, что его шансы ничтожно малы... Но в итоге согласились с тем, что спас его даже не тот чудесный интервал, на который во время своего естественного ритмического сокращения изменило границы сердце, а именно эта страстная и неудержимая тяга - вернуться.
  Но, возможно и то,  -  что все это время с ним рядом была и она...  Воспоминаний о которой он не растерял за все прожитые годы.

  А  теперь они сидели рядом, летний ветер тихо шелестел в листьях, словно всё понимая и тоже не желая нарушить покой
этого особого пространства затаённой печали...
  А они говорили... (медленно и тщательно выбирая самые подходящие и нужные слова...)  и  так, - что ...ещё тише этого ветра...

   Ему еще слишком тяжело давалось даже самое незначительное усилие... А она никак не могла прогнать ком, который неотступно стоял у горла,
не позволяя даже свободно вдохнуть...
   -  Джон, ты тоже не знаешь чей он?.. Она и тебе ничего не сказала?
   -  Он наш... Был... - и он с заметным трудом перевел дыхание. Не только боль от ещё свежей раны мешала ему сейчас говорить.  -  ...А если ты об отце, ...
      то этого я не знаю... Может она и хотела, ...но не успела сказать... Она мне писала... о серьёзной проблеме, загнавшей её в тупик...
      Может, речь и шла об этом?.. Но мы теперь вряд ли тут что-то узнаем... Ни записей... Ни слова в почте... Нигде ничего не осталось...
   -  Только срок...
  Он вдруг вздрогнул и сделал рукой едва уловимый, но очень характерный жест... Будто отгонял от себя ... наваждением преследовавшие его догадки...
   -  Не знаю... Я в этом... Опыта нет - ...высчитывать...
   -  Не надо, прошу... Не нервничай... Не будем об этом... Но ты про записи что-то  сказал... А ты видел?.. В комиссариате тебе отдали всё?.. - осторожно спросила она.
   -  Что?.. Вещи Джоан?..
   -  Там был телефон и ещё ...календарь...
   -  Да, я это забрал... Оно всё равно им там больше не нужно. 
   ...Возвращали, виновато отводя глаза...
   -   А что этот грек?.. Они так и не нашли, кто ему заплатил за Джоан?
       Ты просил, ты прочёл, наконец, то письмо?.. Может, всё-таки, в нём...
       Почему её вдруг... захотели убить? Ну, хоть что-то они же узнали?..
       Ну, кому наша девочка так помешала?..
   -   Ничего нового, Вик... Только то, что уже говорили...
       Я не видел письма... Мне, ведь, так и не дали... Только...
       Нет, эту женщину вряд ли найдут.  Сказали, что если бы не
       печатные буквы, которыми она написала киллеру ту записку, -
       можно было бы многое установить по почерку... А так...
       Надежды очень мало... А вернее, - что нет совсем.  И мертвый грек,
       который, кстати, мексиканец,  уже никому своего "нанимателя" не назовёт.
 
  Джон отдышался и даже попытался улыбнуться...
 
   -  В этот раз ему повезло... Никого не убил.  Ну и мне повезло, конечно... В полиции сказали, что он прошел хорошую боевую подготовку
      и стрелял без промаха.  Так что, возможно, я - его первая "осечка".  А наш ребенок - вторая...
   -  Джон... Её это всё равно не спасло...  Я до сих пор не могу поверить... Я понять не могу... У неё всегда было здоровое, тренированное сердце...
      Как же это могло случиться?..
   -  Что - острая сердечная недостаточность?.. Я не знаю, Вик... Тоже не знаю...Но слышал, что как раз у спортсменов иногда такое случается...
      Независимо от возраста...
      А тут ещё я... Нет, себе не прощу...Она,  наверняка, страшно нервничала в последнее время... А рядом не было никого, кто бы...
      Но ты-то хоть веришь, что я, правда,  не мог приехать... А когда смог, то... ничего не успел...

Он закрыл лицо ладонью и долго сидел молча. А она не нарушала его "уединения" ни шорохом, ни словом.
 
    -  Ты видела ту единственную строчку в её календаре?..    -  молчание сейчас  показалось ему в ещё большую тягость...
    -  "Отпускаю себя"?..  Да.  Да...
    -  Вот!.. И что это?.. Я себя постоянно об этом спрашиваю... Я пытаюсь понять, но чем больше об этом думаю, тем яснее мне кажется,
       что я вот-вот потеряю рассудок. И мне хочется отправиться следом...  Вик, ты, всё-таки,  знала её лучше, чем я...
       На много лет... На тонкости только вашего - женского. Так, вот, и скажи: она могла не хотеть жить?.. У неё могла быть такая причина?

 Он напряженно ждал, глядя ей прямо в глаза. А она не выдержала и отвела взгляд, так ему не ответив.
   -  Женская солидарность... до конца?.. Ну,  что же ты?..
      Ведь я мог бы всё  знать... Ну, скажи:  я  могу?!...   Я  ведь... Я же отец! ... Почему  ты молчишь?..
   -  Поверь, и ты ...долго молчал.  А смотреть вокруг и не видеть выхода, ждать нужных слов и глохнуть от тишины...
      Тогда даже "отпустить себя" - может показаться хорошей идей.
      Но мы уже  ни этого  не узнаем,  ни того,  какая сила её хранила потом,
      когда тот безумный убийца  выпустил в неё почти всю обойму, а на ней - ни царапины. Что это?..
  ... И скажи мне... ещё... - и она посмотрела на него уже как-то совершенно потерянно и абсолютно беспомощно...  - Как вообще теперь жить?..
      У нас больше нет ребенка... И уже ничего...
   -  У нас пока ещё есть... мы... Мы с тобой  сами...  - он осторожно взял её руку в свою - Давай попробуем не отпустить хотя бы друг друга?
      Удержать... Уберечь...   Мне кажется,  что мы ещё очень друг другу нужны.
      
      И если мы действительно сможем быть счастливы   -   ребенок наш  может  вернуться...


               

          01.05.13