Хренов псих

ХРЕНОВ ПСИХ

- Скажи, бывает, что ты боишься засыпать?
- Рассказывай, не томи.
- Однажды я решил отправиться в Нью-Йорк. Нет, конечно же, я не хотел там себя найти в какой-нибудь новой ипостаси или, того хуже, устроить более благополучно свою судьбу. Мне просто приспичило отправиться ко всем чертям собачьим, чтобы потом отследить результат этого решения, увидеть к чему все приведет. Выбор места был обусловлен тем, что безумцы со всего мира прутся в эту дыру, а это не может происходить просто так, Фрэнк. Хоть у меня и нет предрассудков, и я не суеверен, ты знаешь, но этот город обладает каким-то иррациональным мановением, самые отпетые неудачники, ублюдки и мечтатели увлечены им.
Правду сказать, конечно, сыграло свою роль еще и то, что в нем жила моя тетушка - одна из немногих людей, которых действительно беспокоила моя участь - и я мог у нее остановиться на любой срок, который мне вздумается, причем мое пребывание у нее совсем не сулило какой-либо принужденностью для меня, ну знаешь, тягомотным общением на дурацкие темы или невозможностью остаться наедине с самим собой, когда этого захочется.
Короче, однажды я ей признался, что не могу уснуть до тех пор, пока под утро в окне не увижу идущих на работу людей. Мне казалось, что ночь делает меня абсолютно беспомощным, отбирает всякий шанс на возможное спасение, если со мной произойдет что-то плохое, например, инсульт. Конечно, легкого, лишенного всякой тревоги, человека такая шизофрения удивит, а удивление это потребует какого-то времени на осмысление.. Тебе еще не надоела моя болтовня? Мы каждый раз встречаемся и я тебе рассказываю все эти дурацкие истории!    
- Слушай, Джон, все в порядке, продолжай. Если бы мне было не интересно, я бы остановил тебя.
- Так вот, собственно,.. - продолжил я свой рассказ, но мимо нас прошла симпатичная девушка. - Ты видел какая у нее задница? - восхищенно спросил я Фрэнка.
- Да, хороша малышка, я бы с ней порезвился. - Безучастно ответил он.
- Короче, моей тетушке понадобилось несколько часов, чтоб переварить бред, который я ей выдал, после чего она вошла ко мне и сказала: “Джон, дорогой, ты видишь все эти книги?” А комната, которую она мне предоставила, была обставлена забитыми на отказ книжными полками. “Так вот, знай, я их все прочла, но ответы для себя нашла только в одной - в Библии.” Знаешь, Фрэнк, я тогда особо не задавался вопросами мироздания и всякими там представлениями о Боге, я был молод и мне все это было пока еще ни к чему, понимаешь? Зато я интуитивно ощущал, что любая теистическая парадигма в совокупности с дурацкой идеей Платона о бессмертии души человеческой - конечно же, чушь. Но когда тебе заявляет обратное доктор технических наук, то ты просто обязан вникнуть в самую суть этого вопроса.
- Абсолютно согласен с тобой, Джон.
- Я все это к тому, что она, моя тетушка, попросила меня сходить с ней в церковь, покаяться, исповедаться, причаститься, отведав плоти и крови христовой, но перед тем еще и соблюсти недельный пост, сопровождавшийся какими-то специальными утренними и вечерними молитвами. И дело все в том, что в вечерней молитве были написаны странные вещи, которые, чтоб не находить странными, нужно не обдумывать, нужно быть либо недоумком, либо уметь отключать мозги во время их чтения. Ну вот, например, как можно любить Христа, желать с ним встречи в раю, но молить его о том, чтоб этой ночью он не забирал твою, погрязшую во всех мыслимых и немыслимых грехах, жалкую душонку туда, к себе в рай? Или как можно молить кого-то, чтоб избавил тебя от греховного уныния, которое, ясное дело, никуда и никогда уже не денется?
- Да, Джон, все эти дела для безумцев, я тоже так считаю. Мне кажется, что у них за душой есть только страх и надежда от него спастись, а кладбища для них не в счет, ведь, как сказал поэт, смерть - это то, что случается с другими.
- Ну вот и меня эта чепуха совсем не удовлетворила, Фрэнк, несмотря на мою молодость. Знаешь, я вот лежу себе в своей уютной постели, головой на самой удобной в мире подушке, смотрю что-то весьма занимательное или познавательное в сети, начинаю засыпать и вдруг мне в голову приходит мысль о смерти, о полном исчезновении моей личности, об исчезновении всего вокруг, этих маленьких простых вещей, которые меня очень радуют, и самой этой радости, которой я так долго учился. Я понимаю, что всего этого не будет, ни меня, ни подушки, ни чувств между нами, и эта мысль вызывает во мне такой трепет, дрожь, ужас - будто ко мне приходит самая смерть и дразнит меня, мол, я же скоро за тобой, друг, и ты прекрасно знаешь правила игры, так что не глупи. И желание сна в миг улетучивается! Ведь прав был Фрейд насчет этого. Да еще и приснилось мне тут недавно, будто выпадаю я из тележки гигантских Американских горок и, спасаясь, в полете пытаюсь ухватиться за мелькающие перед глазами рельсы, на одной из которых мне все-таки удается задержаться. Ухватившись за нее, я вскарабкиваюсь и с радостным облегчением от спасения прикладываю к рельсе голову, чувствуя прохладу отполированного металла и вибрацию, понятное дело, что от приближающейся тележки, из которой я выпал мгновение тому назад. Я оборачиваюсь и вижу  как эта чертова колымага несется прямиком мне в голову и лишь успеваю понять, что облегчение было напрасным, спастись не удалось и вот оно небытие. А дальше темнота. И все бы ничего, обычный сон, казалось, в этот момент я должен был проснуться, но не мой же случай, Фрэнк! Дальше я попадаю в место, которое своим видом вызывает во мне самую жуть - мрачное, бесформенное пространство, неограниченное ничем, кроме подступающей со всех сторон темноты на тусклый блик одной единственной лампочки, освещающей двухметрового африканца, одетого в один только кожаный фартук, цвета чернее своего хозяина. Он возится с тачкой у небольшого конвейера, состоящего из трех линий, на которые откуда-то сверху выпадают вздутые человеческие трупы ногами вперед. Затем адский механизм приводит в действие нож-лопату, вонзающуюся в труп. Она проникает в тело в области лобка и проходит вдоль до самой грудной клетки, и, делая полный оборот вокруг своей оси, возвращается на исходную позицию, но уже со внутренностями, среди которых можно отчетливо рассмотреть сине-зеленые кишки, легкие, кишечник. Этот безмолвный работник ада, мускулистый негр, теперь уже вручную проворачивает нож, чтоб выгрузить внутренности в свою тачанку, в то время как трупы, лишенные начинки, конвейерной лентой сбрасываются в черную дыру. Негр направляется к огромному столу, на котором сортирует потроха, загружая кишки в один отсек стоящей рядом небольшой машины, а остальное - в другой, и с другой стороны уже вылазит готовая колбаса в натуральной оболочке. И вот только тогда, когда наблюдение этого зрелища стало невыносимым и замаячила на горизонте мысль, что я попал сюда надолго, вот только тогда я проснулся, но жуть от увиденного оставалась во мне еще несколько дней. Даже сейчас, вспоминая этот сон, меня воротит. Ты же знаешь, работая в полиции, я часто видел все уродство смерти на местах преступлений, в морге, но эта кухня, этот колбасный цех - все, что я видел раньше, умноженное на немыслимое мне число, если и вовсе не на бесконечность! Скажи, Фрэнк, это первые признаки безумия, я съезжаю с катушек?
- Джон, успокойся, ты же знаешь, что я самый авторитетный психиатр нашего штата  и, если я увижу, что ты срываешься в пропасть безумия, я обязательно тебе об этом сообщу. Слушай, надоело мне это кафе, к тому же сегодня здесь мало симпатичных девушек. Я предлагаю подняться ко мне в кабинет, употребить кетамин да и поболтать еще. Ты как?
- Эх, Фрэнк, старина, ты же прекрасно знаешь, что всегда только с одобрением! Я оплачу счет.
 
7.10.2012