Утро

в небольшом посёлке посреди Сибири утро.
В райцентре ближе к полудню, на станции 11.30, в краевом центре полдень, пробок нет, дорожная техника чистит лужи, девушки в колготках и коротких юбках бегут в пиццерии посредине занятий перекусить.
В небольшом посёлке в тридцати километрах от краевого центра лежит снег между соснами и кедрами, идёт дым над трубами частных домов.
По дорожке, местами снег, местами лёд, в валенках, подбитых резиновыми остатками от лыжных креплений 70-х, идёт в сопровождении собачки неопознанной породы крепкий ещё на вид мужичок, лет так от пятидесяти до восьмидесяти отроду.
Идёт к местному супермаркету, гипермаркету, мегамаркету, а по большому счёту к единственной в посёлке торговой точке в сопровождении собачки, что лениво трусит рядом, изредка понюхивая корни столетних деревьев, на предмет отыскать кого знакомого, ну, или просто со скуки.
Мужичок опирается на палку, какую-то палку, в которой при тщательном рассмотрении какой специалист обнаружит ветку кедра Кипрского, что на диковинном для данных мест острове в Средиземном море произрастает.
Мужичок, по имени Сергей Иваныч, входит в помещение павильона, обстукивает снег с валенок, приструнивает собачку.
Продавщица, что перекладывает товар на полках, поворачивается.
Продавщица - Ну, чего на этот раз?!
Сергей Иваныч, приняв вид значения имеющий: - А дай-ка мне, сударыня, водки! Литр! Деньги вот!
Сыплет мелочь впермежку с бумажками в лоток, откидывается. Собачка поднимает голову и застывает в ожидании.
Девушка за кассой, лет пятидесяти, пересчитывает деньги, поднимает на покупателя голову: - Хрен тебе. Тут на полторы чекушки. Подорожала водка-то!
Сергей Иваныч: Чегой-то? Отчего же подорожала? Давеча ведь хватало, той же суммой на литр... Чего же... Сколь?
Продавщица: Двести теперь поллитра. За литр, если посчитать, по сто восемьдесят. Триста семнадцать, стало быть.
Сергей Иваныч: Чтоб тебя! А вот мелочь?
высыпает мелочь, продавщица пересчитывает. Бормочет, нажимает кнопки калькулятора.
Продавщица: Ладно. На три чекушки.
Сергей Иваныч: Мне литр надо!
Продавщица: В долг не дам.
Сергей Иваныч отворачивается к собачке, бормочет что-то, выуживает из кармана некие предметы, показывает псу, стучит палкой по полу, сердится, утихомиривается. Продавщица наблюдает со спокойным интересом комедию, ухмыляется в редкие золотые зубы.
Сергей Иваныч лезет во внутренний карман, отвернувшись, стесняясь, собаке своей говорит невнятно, слова какие-то обидные в адрес районной администрации, Президента, Пенсионного Фонда, предпринимателям и лично продавщице неразборчиво...
Достаёт из внутреннего кармана небольшой знак и хлопает об прилавок.
Сергей Иваныч: Вот! Бери! Дорогого стоит!
Продавщица: Чегой-то?
Сергей Иваныч: Медаль! Медаль это! Мне! Как ветерану дали! За заслуги! За выслуги! За героизм! Лично государь-император... серебро... награда...
Отворачивается вполоборота, а вполглаза следит за продавщицей.
Собачка снизу глядит то на старика, то на прилавок, высовывает язык, ждёт терпеливо.
Продавщица берёт предложенное, разглядывает, пробует на зуб. Смотрит поверх на покупателя, хмыкает, оборачивается к полке.
Продавщица: Ладно. Литр. Но в следующий раз деньги приносите, не буду я всякое старьё брать в оплату.
Ставит пред старичком бутылку, прячет медаль в прорезь фирменного фартука.

Сергей Иваныч забирает водку, ставит аккуратно в ранец козьей шкуры, уходит из магазина. Идёт, сопровождаемый собачкой, до закрытого восемь лет назад сельского клуба, где на лавках по сей день собираются потерявшие работу мужики, достаёт купленное.

Мужики: О! Маладца! Принёс! Доставай! За героев России!
Глаза старичка теплеют, в протянутые стаканы он льёт из бутылки, садится на лавку и в случившейся тишине начинает.
- Было это в сентябре, но, вы не поверите, холода стояли... Не спал тогда никто, видели костры на той стороне. И страшно было... Знали, что кровавая будет битва, кому знать, кто выживет, кто нет. Под утро поехал по рядам князь Багратион, с саблей из ножен, со словами... ну, что за Россию будем умирать, и что нужно стоять, потому что император, и главнокомандующий... А наши пушкари говорят - нет! Пить не будем! А то затупится прицел. И кавалерия... и мы у костров... Мальчонка всё спрашивал - "А ну, если атака? Куда мне? Если драгуны? Куда?".

Вечер. Пьяные мужики кто разошёлся, кто на месте уснул, собачка лежит у скамеек. Сергей Иваныч с недопитой бутылкой:
- А потом давай полк считать - а считать-то и некого почти. Все лежат, кто раненый, кто убитый, под французами, которые тоже кто раненый, кто убитый, такая это битва была, что не приведи Господь! Столько полегло, что наших, что ихних... Да вы что же, не слушаете что ли?

В своей квартире, 26 квадратов, продавщица сельмага вечером снимает пальто, подходит к ковру, висящему на стене. На ковре сабли, погоны, аксельбанты, кортики, орлы и знаки отличия. Она примеряет, куда повесить взятые нынешним утром медали, привинчивает к ковру и ложится спать, пред сном читая записки Анри Лашука о гвардии Наполеона. Ей снится бравый гусар, которому она показывает собранную коллекцию, и он берёт её штурмом, и побеждает,
А утром она снова раскладывает шпроты и булки по прилавкам в ожидании других артефактов в обмен на водку, которую так уважают загадочные жильцы посёлка в тридцати километрах от краевого центра.