РИНГ. Часть первая

               

   


      Окрасив  землю  в  серые  тона,  день  близился к  концу. Луна,  похожая  на    слиток   серебра  медленно  плыла  над  облаками,  Бледный  свет  её    скользил   по   полю   ещё  недавно   сплошь   заросшему    густой    травой,  теперь  во  многих  местах  опалённому  безжалостным   огнём  войны. Чёрные  пятна  воронок  на  взрыхлённой  снарядами  земле,    как   чернильные   кляксы,   размазанные    по  развёрнутому   листку   неотправленного    солдатского  письма.     Будто   точки   и   запятые    на  скорбном    листке     видятся   сверху    неподвижные   тела  погибших  солдат.

  Осторожно,  чтобы  не  тревожить  их  вечный   сон,  прикасается   к  окаменевшим  лицам   мягкий   лунный   свет,  карабкается    по   брустверу,   освещает   разбитые   танки   и  присыпанные  землёй  гильзы  от  снарядов.  И,  снова,   скользит   от   одного   к   другому,  к  солдатам   застывшим   в   последнем   движении.   Кто  в  касках,  кто  с  непокрытой  головой,   в  шинелях   и   гимнастёрках,  лежат   они,   прижавшись   к   раненным  травам.

Давно  это   было.  Взвод  капитана  Соловьева   принял    неравный  бой  с  врагом.  Почти  все  погибли,  но  врага   не  пропустили,  пока  были  живы.  Неделю   держали  противника  на  подступах  к    узловой железнодорожной   станции,   давая  возможность   другим   частям   выйти   из   окружения.  Потом  нарекут   это  место  кто  полем  славы,  кто  полем  смерти.
   
Дальше,   за   крутым   горным   перевалом,   видны    всполохи  холодного  огня   и,    отдалённый   расстоянием,  звук  канонады.
            
По  полю,  где   минувшим    днём   ещё   звучали   выстрелы,   шла   женщина  в  чёрной  одежде.  Низко  надвинутый    капюшон    скрывал  её   лицо.  Она   шла,  бросая  быстрый  взгляд  по  сторонам  и   всё  время,  что  то    шептала  себе   под  нос. Разобрать,  что  она  говорит,  было  трудно,   так  же,  как   и   угнаться   за  ней.  То  она   у   бруствера  окопа,  то,  через  мгновенье,  уже  на  вершине  холма. Скользнёт   навстречу  к  ней  лунный  свет,  а  она  уже  позади  его,   на  тёмном  дне   оставленной  воронки.  В  конце  концов,   луне  надоело  бегать   за  чёрным  призраком,   она   стала   всё   выше   и   выше   подниматься   в  ночное  небо.  С  недосягаемой    высоты  не  так   мрачно  и  печально  выглядело  всё,  что   оставила   она  на  земле. Вслед  за  ней,  к   плывущим   в  лунном  свете  облакам,   устремлялись  с  мёртвого  поля   призрачные   блики,   души  погибших  солдат.

    
     Женщина  в  чёрном,  услышав  тихий  стон,   подошла  к  человеку  глаза  которого,   были  устремлены  к  небу.   Дотронулась     сухими  пальцами   до  его    лица,    сильнее    оно   побледнело,   наклонилась    почти  вплотную,   глубже  запали  глаза,  положила  руку  на  открытую   рану,    снова  раздался   стон.
Жизнь  угасала  в  сильном  теле, из  груди  которого,  вместе  с  клокочущим  дыханием  вырывались  слова: - Сына  хочу  увидеть, сына...
Он   хотел    приподняться,  но,  теряя    силы, тут  же   откинулся  на  землю,  пропитанную  его  кровью.
 
     Прошелестел  ветер,  спугнув   слетевшихся  на  пиршество   ворон. Капли  дождя  простучали  по  стальной  обшивке  разбитого  танка,   вначале  несмело,  будто  робкий гость  напомнил  о себе,  затем  сильнее  и   настойчивей.  Заглушая    дождь,  загромыхали  тяжёлые   раскаты  грома  и  снова  бесперебойный  стук  дождя.

     -  Увидеть  бы  его,  только  бы  увидеть, - вновь  шептали   губы.  Отвечая  на   этот   призыв,  женщина в  чёрном,  ещё  ниже склонилась:  -  Увидев,  разве  не захочешь прикаснуться?
 То  ли   мысль  в  угасающем  теле  обрела  заветное  звучание,  то  ли  в  шуме   дождя  послышалось  то,  о  чём  думал,   только,  услышав  этот  голос, ухватился   за  него  как   за  руку,  в  которой  искал  спасение.
      - Увидеть,  прикаснуться,  обнять, - шептал    он,  глядя  вдаль  затуманенным  взглядом.
       - Если  увидишь   и  прикаснешься,  не   будет  ли  труднее  уходить.  Подумай,  -  повторяемые  эхом  со  всех  сторон  звучали  голоса. – Подумай  -  вторили    и   чёрные  птицы  и  ветер, то  смолкающий,  то   вновь  обретающий  силу.

        Женщина,  похожая  на  призрак,  всё  сильней  и  сильней  тянула  его  за  собой,  но  ей  поддавалось  только  тело, а душа,  встрепенулась  и,  цепляясь, за  несбыточное,  просила  оставить с  живыми.

       Солдат   протянул   руку  к  карману  гимнастёрки,  пытаясь   ладонью   прикрыть  от  дождя  письмо,   полученное  из  дома.  Он  помнил  в  нём  каждое  слово: - Теперь  нас  трое,  пятого   июля   родился  наш  сын. Как  ты  и  хотел,   назвала  его  Арсеном. Он  очень  похож  на тебя,  у  него  даже  такая  же,  как  и  у  тебя,  родинка  на  шее.  Дай  знать   о  себе.  Помни,  я  люблю  тебя  и    жду.   У  нас  всё  хорошо.  Не  волнуйся.   Твои  любимые  Арсен  и  Айшат.
         Мысль  о  сыне  и  радовала  и  тяготила, о  сыне  которому  предстоит  остаться  одному.  Оттого   и  просил  о  жизни,  когда  почувствовал  дыхание  смерти  у   лица.

    В  ответ   на   просьбу,   раскатами  грома,  ливнем  дождевым,  скрипом  стонущих   ветвей,  прозвучало :  -  Не  в  моей  власти  вернуть  тебе  жизнь, -  обжигающим  холодом   был  пронизан  неземной   голос, -  но  я  могу  помочь  душе  твоей  невидимой  остаться   рядом  с  сыном.
   - Сына…сына   увидеть… - слетели  с  окаменевших  губ   слова.
   - Ты  увидишь  сына, - вновь  прозвучало  громким  эхом,    - но   лишь  ценой  души  своей,  которой  будут  не  доступны  небеса.

Женщина  призрак,  услышав  это,  встрепенулась,-  Знаешь  ли  ты, -   обратилась  она  к  человеку,  -   оставаясь  на  земле, душа  твоя  подвластна  будет  мне,  никто    не  защитит   её   от  моих  ударов.
     -  Я  приму  их  с  благодарностью,   чтобы  заслонить  собою  сына, -  слова   умирающего   скорее  можно  было  угадать,  чем  услышать.
     -  Думаешь  меня обмануть, -  рассмеялась  женщина  в  чёрном,  она  наклонилась,  чтобы    ещё,  что  то  сказать,  но  в  это  время  властный  голос     прозвучал  над  мёртвым   полем: -  Оставь  его, он  сделал  выбор.

     Голос  стих,  а  вслед  за  ним  затих  и  ветер,  разом,  будто  высохнув  на  лету,  прекратился  дождь.    Лунный  свет,  в  последний  раз  прикоснулся  к   руке  застывшей   на   окровавленной   груди,  заглянул  в  лицо,  обращённое  к  небу.  На  страдальческой   маске  оставленной   смертью,   улыбались  безжизненные  губы.