Притупление эманации

    Супруги Стрижевские только что вернулись из церкви, там они взяли три литра святой воды. Они ждали дочку из института, ведь та жила в соседнем городке в общежитии, а сегодня должна была приехать домой. Она приехала, но больная – температура, а все потому, что не бережет свое тело должным образом. Чтобы ее сбить она села за барабан и стала стучать ритмы в течение двух часов. Потом она устала, пошла на кухню есть, а потом снова села за барабаны. Она прекратила стучать, а потом сказала родителям о том, чего ей хочется больше всего в жизни:
- Мама и папа, вы знаете, что я теперь приняла решение. Я жить не хочу. Надоело. Хватило. Еду в автобусе и вижу, как малыш есть бублик. Мне хочется, чтобы он дал мне бублик. Я молча смотрю на него и он понимает, что я хочу бублик. Но он съедает бублик на моих глазах. Я понимаю, что все голодны, что нет им всем дела до меня. В свои года я решила, что буду жить с шаманом, который целыми днями играет на бубне в юрте. Я рожу ему детишек и они тоже будут бить в бубен день и ночь. Семья барабанщика получится такая вот у меня. Мне ничего не надо от жизни: лишь бы только огонь горел в юрте, слышать бы бой барабанов, а потому я готова жить в нищете, но чтобы на природе лишь жить с шаманом, да готовить ему еду и бить с ним в барабан. И чтобы детишки тоже били в барабан, чтобы такими же росли вне логики такие смешные. Холод и голод не мешал бы мне воспитывать детишек. Я даже бы и не знала от кого родила их. Может от шамана бы родила, а может быть и нет. Не все ли равно?   
    Родители поняли, что это дочь под влиянием беса находится. Они налили с банки ей стакан святой воды, она не знала об этом, она выпила, но не помогло – она снова полезла к своему барабану, стала бить ритмы. Молчала и била ритмы и пела медленно:
Вот новая вера в огонь моя
Меня ждут лишь дальние края
Хата моя в небесах у Христа
Мои для мира закрылись уста
Родители поняли все ее дела. Тогда мама стала брызгать святой водой ее барабан и место, где она сидит. Дочь была вся мокрая, но все равно била изо всех сил в барабан.
- Это святая вода? – спросила дочь. – Какого лешего? Ну и ладно, я бью в барабан и понимаю, что в наше время я одинока. Мой дом не тут. Я совсем не хочу жить на земле. Людей ненавижу. Мой путь лежит во мраке. Приятном мраке. Кто вы? Кто я? Где я? Я жажду звездных миров!
- Нет, обычная ты, малышка, совсем обычная! – соврала мать. – Пей давай, дочка, пей! Будешь рожать нам детей и петь под новый год «В лесу родилась елочка». Хо-хо!
     Тогда мама стала ее уговаривать, чтобы та выпила еще стаканчик, но дочка решительно не хотела пить больше воды, тогда мама сказала папе, чтобы он держал ее или связал, а она будет вливать ей всю банку, дабы ей стало лучше. Да, и стали они насильно ей вливать святую водицу.
      Дочка сопротивлялась, но они связали ее руки и тело: они лили ей в рот святую водицу, с таким ажиотажем, что не заметили, как она захлебнулась. Папа с горя выкинул ее бесовский барабан в окно. А мамаша, вся красная от слез, прошептала лишь только: «Это бесы вышли из нее, вот потому-то ее тело не вытерпело такого сдвига, но что ж, воскресим ее!».
      Молчание, но телевизор издавал непристойные звуки. За стеной кашлял сосед. И вот началось кипение страстей.
Папа в ярости, глядя в сторону телевизора, крикнул:
- А там одни негры ходят и поют, ведь они успешные бизнесмены теперь. После того, как Обама пошел на второй срок, им теперь открыт доступ куда угодно. Гады! Раньше плантации белых обрабатывали, а теперь же мы будем воскрешать дочку.
- И так, в ней теперь почти три литра святой воды, - ни от чего весело так стало маме, - а ее барабан валятся под окном, а все бесы вышли из нее, а ее бедное тело не выдержало такой благодати  божественной. Душа в раю ее теперь, скажем нет одержимости современным миром!
- И так, - продолжил папа, - надо бы сходить еще за баночкой святой воды в церковь. Ведь скоро сынок приедет с армии. Мало ли, каких он там бесов нахватал себе: будем ликвидировать его одержимость, и если понадобится, то применим и силу. С нами Бог! Слава тебе Господи, слава Тебе…
     Он покрестились и стали слушать радио «Радонеж», но это не давало радости. Снова смертный грех уныния наползал на них. Настала ночь за окном. Пение сверчков. Вдруг резкий звонок раздался в квартире. Открывают. Стоит сын с барабаном в черном мундире и в сапогах чуть ли не до пояса, но с усами черный и такой весь подтянутый.
- Как в армии было, сынок? – спросил отец сурово. – Там человеком не станешь, но копать огороды начальству научишься. Пряники будем с чаем пить сейчас. Ты адским парнем не был никогда, но вдруг ты стал им за эти два года службы.
- А там было очень даже ничего! – весело ответил сын. – Я у шамана служил в юрте, но то было служение растениям силы, ведь я был на грани нервного срыва. Я жаждал слияния с вечностью, а потому попал в банку с пауками. О, как я был слеп. Как я мог думать, что стану лишь дымом, что вьется над костром. Так невинно я слушал треск дров, мои мечты о рае! Пробирается моя мечта сквозь хлев и хлеб я ем, дабы жизнь вечную иметь, пью вино для этой цели.
- Идем пить чай лучше, - мама звала сынка в кухню, - идем, ведь надо покумекать о том, что было у тебя там в армии. Ты же наш мальчик, малыш любимый, а вино не пей!
      Стол был накрыт. Булки с маком и чай стоял на столе. Часы тикали на стене. Коты спали в кресле. Такие пушистые и сонные. Сын же говорил им громко и четко:
- В армии мы поехали в первый день в горы, где собирали грибы, там нашли юрту шамана и у него остались на весь срок службы. Он нас не отпускал. Мы все время играли на барабанах и сидели у костра в юрте. Грелись, ведь снежно кругом. А кто-то все время вокруг юрты ходил, кому-то не спалось в эти снежные ночи. А я все молил Бога о том, чтобы мне поймать голыми руками врага. Но враг был невидимым! Вокруг лишь снега и только мои кости могли дать мне тягу ощутить еще тело, ведь тело совсем от мороза не чувствовалось. То ли мысли вслух мешали мне спать, то ли вьюга за юртой, то ли постоянный хохот шамана за спиной. Нас искали, но без результата. Мы исчезли из поля зрения системы.
- И тебе не было страшно? – вопрошала с гордостью за сына мать. – Мой милый, ты попал в психоделический рай на три засова в сарай! Ты думаешь, что стал умным? Ты думаешь, что ты теперь герой? Да, ладно тебе, ты же просто забыл о том, что у тебя есть родители. Ты решил, что стал горцем.
- И так, мои дела ночные были довольно странные. Я ощущал, что ритмы барабана дают мне силы. Я становлюсь текучим, я словно бы море без края. А костер дает силы для концентрации внимания на том, что творится здесь и сейчас, ведь кто я? Много ли я возьму туда? Родные мои, одни лишь вопросы. Но ответы дают мне северные ветра. Ночью я иду по дремучему лесу в сторону скал, с который вижу, одну лишь бескрайнюю снежную пустыню. «Кто я?» - кричу я в это пустое пространство. Вдруг я слышу тихий смех из-под земли. Кто-то смеется, может шаман, а может то вьюга так смеяться умеет. Одним словом, я стал гнать от себя мысли, которые не смогла изгнать из своей головы Анна Каренина, я не стал бросаться вниз, где меня ждала ледяная пустыня. Я стал смеяться в ответ, но смех из-под земли становился все яростнее и теперь было ясно, что под снегом есть жители, которые жаждут взять меня в свое царство.
Мама запил булку чаем и стала пытаться вытянуть из сынка нужные слова:
- Сынок, твой мир так страшен, а ты робким рос в детстве, но теперь ты уже не тот паренек, ты теперь стал сильным! Ты любишь море? Давай поедем к морю, там ты снова станешь собой, мой малыш. Пора тебе идти собирать брошенных котят по вокзалам. Плетенный человек ждет тебя на берегу моря, да пусть и так, что ж, зато урожай на острове будет чудесный. Сынок, полезай в плетенного человека, в животе у него есть место для тебя, а отец сожжет эту кострукцию.
- Люблю, - ответил сын тут же, - и солнце люблю, океан, луну. Много чего на свете люблю еще, но бить в бубен есть самое дорогое удовольствие для меня. Ведь это же какое чудо! Сидишь себе в юрте у костра, ни о чем не думаешь, но только бьешь себе ритмы, а что может быть лучше этого состояния. Так только и нашел я свой путь, ведь утром встаю пораньше, пью чай, беру барабан и давай стучать весь день, а шаман у костра стоит долго так, а потом кланяется костру. Я же бью дальше в бубен и понимаю, что мир лежит во мне, а я просто задаю ритм миру. А потом я выхожу из юрты и кричу в темное пространство что есть силы:
- Вот летит мотылек прямо на костер
Из-за гор дым идет, то парит земля
Вот на поле мой стоит черный шатер
Он создан лишь только для одного меня
А во мне столкнулись лбами дни и ночи
Прочь вселенские пожары, ибо экстазы
Лишь одни мне нужны и на севере мчи
где мелкие осколки атлантической вазы
мотылек летит к костру невозмутимо
дорога на север легка и беспросветна
вьюга несет мне с шатра срочное письмо
мне говорят, что пора иди в снега навсегда
Потом шаман сжигает свое тело в огне, а я бегу сквозь снега на трассу, где меня мог бы кто-то подобрать, дабы я доехал до города. Но на трассе никого нет, ведь все в снегу, а я кричу, чтобы меня забрала хоть какая-то машина. Машин нет. Я один стою на трассе. Мой ангел-хранитель увидел меня с небес и мигом помог мне попасть сюда. Он уже улетел, а то бы я познакомил его с вами. Что и говорить, но я рад, что снова дома!
- И мы рады, - хором ответили ему родители, - ешь давай, наедайся, пей чай, не стесняйся!