Гуси

 Август пришёл на хутор пыльными дорогами, неся с собой гостинец от осени - прохладные вечера и воды. Холодом стали веять с ночного неба звёзды, такие высокие и частые, каких никогда не бывает в городе. Поля ощетинились остатками стеблей пшеницы, покрылись копнами и стогами. Яблоки стали сладкими и красивыми, согнули до земли ветви-руки своих матерей-яблонь.
   А над хутором небо наполнилось движением птичьих стай. Разные птицы. Молчаливые или горластые.  Такие большие, что чётко видны клювы и лапы, изогнутые шеи. Или такие маленькие, что даже движение крыльев почти незаметно. Летели косяками, вереницами, стаями, облаками. Люди поднимали головы и засматривались на небесный птичий путь. Гадали вслух, что за птицы полетели, спорили, смеялись. Улетали душой вместе с птицами, думали о них, сочувствовали тяжести их долгого пути, их ночёвкам на чужих озёрах, в неприветливых лесах. Переживали за молодых, отстающих от стай, как за детей своих, уехавших учиться в город. 
  Тени птиц скользили по крышам, дворам, лавкам у заборов, дорогам, тревожили, манили...
  Домашние гуси, гуляющие между дворами и дорогой тоже волновались. Тянули длинные шеи к небу, кричали вслед пролетающим диким гусям. Тяжелые брюшки не давали взлететь. У самых грузных складки жира между лапами касались земли.  Неуклюжие лапы с перепонками переступали всё быстрее, спотыкались, не слушались, неловко пытались оттолкнуть тёплую тропинку, сухую траву. Крылья хлопали, раскидывались в разные стороны, часто на разную высоту и расстояние от тела. Шеи напряженно изгибались, стремясь улететь, сбросив груз тяжелого тела. Пробежав, пропрыгав вслед улетающей стае, уставали, садились посреди дороги, дышали. Потом спохватывались: батюшки, кормушка-то, кормушка где? Да там, там, под вишней. А, под вишней... Надо глянуть. Глянь. Глянь. Там ли? Там. Там. А поилка-то? Поилка? Глянь, глянь. Там. Там. Медленно возвращались, пощипывая на ходу траву, успокаиваясь. Укладывались лодочками в тени, сгибая длинные шеи, прикрывая глаза, дремали до следующей летящей стаи. Будили их и гуси, и лебеди, и утки, похожие по голосам птицы. 
   И всё начиналось сначала. Перекрикивания, подъём, хлопанье крыльями и бег вприпрыжку вдоль домов и вдоль дороги, за улетающими. Некоторым удавалось пролететь несколько метров, до того, как плюхнуться всем тельцем на землю. Упавшие смешно барахтались, торопясь подняться на лапы, чтобы бежать за стадом. Не отставать. Не отставать. Выбившись из сил, замедляли шаг, останавливались. Стихали вдали крики улетающих. Гуси успокаивались и плелись к родному двору, проверяли кормушку, поилку и укладывались в тень.
   После недели такой беготни, вдруг взлетели. Всем стадом. Полетели сильно и красиво. Люди ахнули: уйдут. Уйдут!
 И тут, на пути летящих гусей оказалось дерево. Едва научившись подниматься на крыло, держаться в воздухе, они не сумели обогнуть акацию, лететь по кривой. Некоторые, наткнувшись на ветки посыпались вниз, без стука падая на землю. Большинство же, не преодолев акацию, опустились на её ветви. Они сидели на ветках высоко над землей, почти всем стадом. И молчали. Наверное, им это было так же чуднО, как и наблюдавшим за ними людям. Перепончатые лапы привыкли ходить, отлично гребли, но держаться за ветки... Один за другим, гуси осыпались с акации, даже не пытаясь расправить крылья, чтобы спланировать, смягчить падение. Падать они тоже не умели.
-Ой, батюшки! - всплёскивали руками бабы, - поубивалися! Дусь, гуси-то, гуси!
 Однако, птицы поднимались,одна, за другой, отряхивались, складывали на спины крылья и прихрамывая шли домой. Каждая сама по себе. Не в стаде.
  Солнце клонилось к закату.