Глава 19. Друзья и подруги

     Друзьями своего детства я с полным основанием могу назвать книги. Я упивалась чтением их. Читала везде, под одеялом с фонариков, ввиду запрета, так как было это ночью, в борозде при прополке картошки, в кустах малины спрятавшись от всех. Вообще лучше всего читалось лёжа, во время болезни, а болела я в детстве часто. Моими любимыми книгами, которые я читала и перечитывала за жизнь неоднократно, были тома из библиотеки приключений, исторические романы, по мере взросления, классические детективы и проза о жизни деревни и судьбах людей. Но это всё было позднее, а в раннем, совсем раннем детстве у меня, конечно, были друзья.
   На одной улице, в соседних домах жили мои закадычные приятели - мальчишки, Юра Маслов и Валера Гринёв. Дружили мы хорошо, без обид и ругани, вместе играли то у нас в саду, то у Юры, а Валерка был сыном ветеринарных врачей, интеллигентных, городских жителей. В Пичаево они попали, как я сейчас понимаю, по распределению. Должны, видимо были отработать положенное время, а потом уехать в привычную для себя среду. Так они и  поступили. Квартира находилась в одном здании с ветлечебницей, территорию которой мы всю облазили. Занятие это было не безопасное, так как кругом валялись какие-то банки, бутыли, лопнувшие мешки с вонючим порошком ядовито-зелёного цвета, сильно пахло лекарствами и можно было на что-нибудь напороться, но это нас не останавливало. Площадь ветлечебницы большая, было где развернутся пытливому детскому воображению. Наставив хаотично пустую тару, мы сооружали себе удобный подъём, и, играя в казаки-разбойники, благополучно попадали с их помощью в соседний двор. Лазы и переходы, тёмные пустые и заваленные рухлядью амбары, всё было прекрасным местом, чтобы спрятаться, отсидеться, а игра от этого только интересней. Двор, моих бабушки и дедушки, отделял от ветлечебницы тесовый забор. В субботний день там всегда было оживлённо. Подъезжали телеги, на которых непривычно тихо лежали свинки и доктор выходил к больной, слушал, осматривал и ставил градусник под безвольно повисший хвостик, который у здоровых свиней всегда живой и вёрткий. У коновязи шеренгой стояли привязанные жеребцы, нервно переступая, стрижа ушами, будто прислушиваясь, в надежде понять, зачем они здесь, изредка недовольно всхрапывая. Их привели на кастрацию, надеясь получить битюгов, способных много и тяжело работать. Во время такой процедуры, у моего друга по детскому саду, Толика, погибла мама. Она была фельдшером, и конь во время кастрации ударил её копытом в висок. Толик, в последствии, сильно заикался.
   Будучи маленькими мы с друзьями ходили в одну группу детского сада и играли, то в магазин, а то в семью, где муж обязательно шофёр и должен приходить с работы, а я, жена - его кормить. В ход шла моя игрушечная посудка. Я готовила вкусную еду из травинок и цветов на игрушечной газовой плите. «Муж» капризничал, требовал жареных пирожков и конфет, говорил, что очень устал и вообще казался всегда недовольным, видимо так поступал дома его папа. Ещё играли в больницу, это было реальнее, так как мы все когда - нибудь болели и имели об этом представление. Помогали опять мои запасы, игрушечные наборы медицинских инструментов. А если таковых не было, не беда, укол делали гвоздём, а вместо ваты-зелёный листик. Уколол, плюнул на него и прилепил.
   Весной, когда зацветали сады, появлялись майские жуки, хрущи. Мы целыми вечерами ловили их, сажали в коробочки из- под спичек и, прижимая к уху, слушали шуршание и царапание. Часто жуки убегали и летали по дому, а мамы ругали нас. С удовольствием ходили друг к другу в гости и на день рождения. Мне дарили, как правило, чашку с блюдцем, книгу или отрез на платьице. Мама заказывала портнихе и я всегда щеголяла в новом наряде. У портнихи Васильевой были дочки, которые одеты всегда в опрятных и симпатичных платьицах, да и сами девочки были очень миленькие. Одна из них, Ирина трагически погибла, учась, по - моему, в восьмом классе. А было это так. Учительница водила детей на экскурсию в колхозный свинарник. Возвращались обратно небольшими группками, по булыжной мостовой центральной улицы села, неторопливо, весело переговариваясь. У одного из домов, парень по имени Руслан, ремонтировал свой мотоцикл, а рядом, без ошейника, свободно бегал Дунай, крупная овчарка. Увидев девочек, пёс весело побежал к ним , видимо истосковавшись по общению, сидя на цепи. И тут раздался громкий, истеричный вскрик одной из девочек: «Ой, собака, побежали!» Сработал стадный инстинкт и все ринулись с криком по дороге. Дунай предполагая, что это игра, побежал быстрее за ними и, догнав Ирину, подпрыгнув, попытался положить ей на плечи свои лапы. У девочки не выдержало сердце и она, упав на дорогу, умерла от его разрыва. На следующее утро я проснулась в предвкушении чего-то приятного, ещё не зная о страшных событиях в селе. У меня был день рождения и я пришла в школу нарядная и счастливая, потому, что мне сшили на заказ кожаные сапожки, так как я страдала ревматизмом и не могла ходить в резиновой обуви, и ещё, самое главное, мне подарили настоящие ручные часы. С ними связана целая криминальная история. Их украли из одного магазинчика в деревне, а когда вора поймали, то часы вновь поступили в продажу, уже дешевле. Но это ещё не конец истории, потому что их, вместе с другим товаром, украли снова и всё повторилось. Воров схватили, а часы опять уценили. Так что моим родителям они достались дёшево, а для меня это был дорогой подарок, да ещё с такой историей, которая сделала их просто бесценными. Пришла я в школу, а там траур, я сразу забыла о своём празднике. Но это случилось гораздо позже лет через семь, а пока было беззаботное шкодливое детство, которое заставляло совершать различные безумства.
   Как-то раз произошёл случай, о котором я хочу упомянуть подробнее. Квартира при ветлечебнице была большая, с высокими потолками и просторная, в отличие от дома моих дедушки и бабушки, в котором мы в то время жили. Поэтому играли мы чаще всего у Валеры. В тот день его бабушка ушла куда-то, оставив нас не надолго одних. В кухне на плите стояли кастрюли и большой чайник, литра на три, аллюминиевый. Не знаю зачем, но мы стали наливать в чашки горячую воду. Я не удержала его и облила Валере живот и всё вплоть до колен практически кипятком. Что тут началось! Слёзы, крики, прибежала бабушка, стянули с него одежду, меня ругали, я рыдала, да и дома ещё досталось. В общем, чувство вины было жуткое! Последующие за этим событием дни я провела у постели больного, как бы в наказание. На улице тепло, все дети играют, а я сижу и свёрнутой газетой отгоняю мух, так как всё обожжённое тело намазано было мазями, да и не до стеснения было оттого, что передо мной мальчик лежал практически голый. Правда всё обошлось и мы в дальнейшем мирно и дружно играли, но случай этот я помню всю жизнь со стыдом и чувством вины. Потом, уже перед школой, когда нам было по семь лет, уехали Гринёвы из Пичаево и больше мы не виделись. Надеюсь, в связи с тем случаем у Валерки в дальнейшем не было проблем? Не знаю.
   А у Масловых в кухне, на столе, застеленном скатертью, стоял большой самовар и они любили пить чай. Делали это с удовольствием, подолгу и помногу. У них дома мы практически не играли, потому что в семье была больная старая бабушка, не в своём уме и вела себя очень агрессивно, было страшновато. Вообще мне больше нравилось играть с мальчишками, чем с девочками. Меньше происков, жеманства и хитрости. Был ещё друг Вовка Пронищев со своей младшей сестрой Таней. Они жили почему-то с дедом и бабушкой. Хорошие были ребята, добрые и открытые.
   Когда построили мои родители новый дом, то через забор, по соседству с нами, тоже в новом доме, стала жить семья Пашиных. Две сестры Надя и Вера, мои подружки по детскому саду, а Надя и по школе. Целых восемь лет мы проучились в одном классе. Живя рядом, мы проводили большую часть дня на улице, в играх. Рядом с нашими домами, почти напротив, стояла полуразрушенная хибара местного кузнеца, Коли Горетова. Я предполагаю, что Горетый, не фамилия была, а уличная кличка, так как кожа его лица, да и всё тело, были изуродованы шрамами и стянуты от ожогов. Коля иногда буянил, выпив лишку, и гонялся вокруг своих полуразрушенных владений, громко крича и скандаля, а сожительница его пронзительно визжала. Крыша их дома была крыта соломой, а на трубе - перевёрнутое ведро. Однажды они, ругаясь, залезли даже на крышу, которая провалилась. Мы дети, с интересом бегали смотреть бесплатное представление. Вокруг двора Горетова валялись во множестве его поделки и заготовки. Это были скобы, дверные ручки, накладки на дверь, засовы, подковы, ключи, огромные гвозди и другие железки. Мы в игре умело этим пользовались. Однажды увидели, как Коля, в сопровождении милиционера Лагутина, старого служаки, заложив руки за спину, понуро прошёл вдоль улица, к буграм. Мы с подружками было двинулись за ними, но строгий взгляд милиционера остановил нас, тем не менее интерес к неординарному событию остался. Я стала любопытничать, в чём же Горетый провинился и зачем его водят к Громушке. Мой папа, со свойственным ему юмором сказал, что приведя Колю на бугры, его там заставляют раздеваться до гола, и он потом стоит в наказание какое-то время. И так происходило не один раз. Я поделилась услышанным с подружками. И мы дружно пришли в ужас, ведь на улице было уже не тепло, стояла осень. Страх перед милицией, порождённый этим событием, надолго поселился во мне. Я всё сказанное приняла за правду, решив, что милиционеры просто издеваются над бедным человеком. А потом Коля Горетый и вовсе исчез из села, домик его развалился и в последствии там кто-то построился , но долго ещё попадались скобяные незаконченные изделия Пичаевского кузнеца.
   У Пашиных, на соседней улице села жила бабушка с сестрой, в маленьком аккуратном домике. Если пройти от дома через двор по тропинке меж старыми яблонями и выйти в огороды, то и по сей день там стоит старинный амбар, скрыня из красного кирпича, в которую очень хотелось заглянуть. И вот, как-то раз свершилось. Мы с Надей пришли к её бабушке, а дома никого нет. Нашли мы двух старушек возле амбара. Они выносили на воздух для просушки тёплые зимние вещи и обувь, и развешивали всё на плетень. Это были плисовые жакеты, тёплые шали, валенки, пуховые одеяла, кружевные скатерти и много ещё добротных и нужных вещей. Ещё там хранились съестные припасы, большие глиняные корчаги и кувшины. Внутри холодно и немного влажно, но я была удовлетворена увиденным и очень хотела, чтобы и у нас был такой старинный амбар.
   Ещё задолго до моего рождения, наши с Надей отцы учились в одном классе и дружили. Папа рассказывал, что однажды, будучи уже парнями, шли они как-то из клуба. Была зима, морозно и темно. Проходя мимо одного дома, они вдруг увидели так отчётливо, явно и одновременно, что вместе с дымом из трубы вылетела белая простыня и растаяла в воздухе. Подивившись этакому чуду, парни пошли по домам. А на утро узнали, что в том доме покойник. И умер он в то, как раз время, когда вылетела из трубы простыня. Видимо, это душа отлетела. Я слушала затаив дыхание, очень уж любила я подобные истории, а мой папа, мастак был их рассказывать, успевай только, как говориться, уши развешивать. Я была благодарным слушателем и обожала мистику, но главное, я принимала всё за чистую монету. Да и глаза мои в этот момент были по полтиннику размером, что без сомнения веселило папу.
   Не так давно, разговаривая по телефону с Надей, которая живёт теперь в другой республике, вспомнили, как я выносила тихонько из дома томик «Тысяча и одной ночи» и мы, укрывшись от посторонних глаз, зачитывали фривольные моменты сего, на то время эротического, как казалось, повествования. Да, с той поры свободный нрав и понятия об откровенных сценах в среде молодёжи, сильно изменились. Теперь эта книга выглядит для молодёжи, просто как красивая сказка.
   Ещё одним закадычным другом детства моего отца был Епишин Виктор. Он ушёл в армию, служил в Прибалтике, в Риге, там познакомился с красивой латышкой и, женившись, родили они дочь, Надю Епишину, мою подружку. Надя приезжала на всё лето к бабушке в Пичаево и мы здорово играли и дружили. Мне нравился старый дом её бабушки, со скрипящими половицами, крылечком, с которого вид был на Громушку, с тёмными, но уютными сенями. Ближе к осени за Надей приезжал её папа и, покуролесив с друзьями с недельку, попьянствовав, отправлялся обратно, увозя подружку до следующего лета.
   Но самой любимой подругой была для меня Валя Бахтурина. По стечению обстоятельств наши отцы тоже в юности дружили. До школы мы вместе ходили в садик, затем восемь лет просидели в школе на одной парте, наши младшие сёстры были ровесницами, и обязанности у нас по заботе о них и по дому были одни и те же. Только за некоторым исключением, Валя была из многодетной семьи, в которой пятеро детей и отец плотник, а мама работала в районо. В этой большой семье всё было чётко распределено, дети трудились наравне со взрослыми. Из сливок, по очереди тряся подвешенный к потолку большой кувшин, дети сбивали масло, кормили скотину, пололи сорняки в огороде, убирали дом, и дружно, босыми ногами ходя по кругу, месили глину с навозом и соломой, делая материал для саманного сарайчика во дворе. Как я им завидовала! У них было дружно и весело, даже переругивались в шутливой форме. Я просила разрешения потоптаться с ними в этой вонючей жиже и за большим столом вместе со всей семьёй садилась потом есть нехитрую пищу. Позднее, уже в школе учась, я ночевала у них дома, где родителей от детей отгораживала только ситцевая занавеска. Долго возились, шептались, пока не цыкнет тётя Шура на нас. В начальной школе Валя переболела, я думаю, что миненгитом, и возвратилась к занятиям, после долгого отсутствия, похудевшая, лысая в платочке на голове. А когда, через несколько месяцев, наконец сняла его, то удивила всех густыми вьющимися локонами, которые крупными кольцами спадали на плечи. После этого я почувствовала себя дурнушкой, в общем, не симпатичной девочкой. Валя подавляла меня своей неторопливой обстоятельностью и рассудительностью. За ней всегда гужом ходили мальчишки и она повелевала ими. А я была одна. Правда, потом в наших жизнях всё координально поменялось, но это было уже в юности, когда дороги наши разошлись навсегда. Мы правда встретились уже лет в двадцать, но почему-то не нашли ни общих тем для общения, ни интереса для последующих встреч. И так бывает.
 


Рецензии