Плач Касатки

1
          Утреннее солнце было таким ярким, так звонко кричали и хлопали крыльями петухи, и громко щебетали воробьи, что Катюша проснулась раньше обычного. С кухни доносились приглушённые голоса родителей, и по дому растекался аромат ванили. Соскочив на пол и набросив домашнее фланелевое платьишко, она помчалась на манящий запах.
Прибежав, замерла на пороге, улыбаясь и жмурясь со сна.
Отец сидел за обеденным столом, а мама доставала из духовки пирог.
– И я буду! – вместо приветствия радостно воскликнула Катя.
– Доброе утро, доченька. А я только собралась будить тебя, – улыбнулась мама, поднося сдобу к столу.
– Ух, ты, душистый какой: не ел бы, а только нюхал! – довольно потёр ладонями  отец. – Подсаживайся, Катёнок, ко мне поближе. Будем праздничать.
– А какой сегодня праздник? – погромыхивая стулом, устраиваясь рядом, спросила Катя.
– Благовещенье.
– А что такое Благовещенье?
– Ну, это... такой большой церковный праздник... – нахмурил лоб папа, пытаясь объяснить.
И мама помогла ему:
– Благовещенье – это Божье чудо. Давным-давно, когда ещё и бабушки твоей на свете не было, спустился Ангел с неба и принёс Деве Марии благую весть: сказал, что скоро у Неё родится Ребёночек, и станет Он Спасителем всех людей.
Катюша на минутку задумалась и, понятливо кивнув головой, принялась за угощение.
Пирог и впрямь был очень вкусным. Ей, как всегда, достался самый румяный ломоть, и она уминала его за обе щеки, слушая мамин рассказ о том, как в старину на Благовещенье люди выпускали на волю птиц из клеток.
Потом родители заговорили о своём, о том, что пора убирать одну из двойных рам, и что скоро земля запарится, «как баба в бане», и тогда можно будет идти на пахоту. Мама значительно заметила, что корова Касатка, заметно раздобрела – наверное, уже скоро... Что будет скоро, она не сказала, и Катя, утратив интерес к разговору, поблагодарила маму за вкуснятину и убежала в свою комнату играть в куклы.
Следом и папа шумно вышел из-за стола и отправился на улицу – посмотреть, всё ли хорошо в хозяйстве.
А мама, оставшись одна, подошла к иконе, чтобы поблагодарить Господа за то, что Премилосердный Спаситель наш насытил всех земными дарами.
Когда дочурка срочно вернулась на кухню, она уже заканчивала прибирать со стола.
– Мамочка, дай мне нитку с иголкой, – деловито попросила Катюша.
– Зачем тебе? – строго посмотрела мама.
– Хочу кукле новое платье пошить.
– Завтра пошьёшь, сегодня не надо.
– Почему это? – заморгала малышка, удивлённая отказом.
– В такой большой праздник работать нельзя. Сегодня даже ворон гнезда не завивает. А уж если птица чтит этот день, то человеку и подавно подобает!
– Ну, мамочка, я совсем немножко пошью и потом больше не буду, – стала уговаривать Катя.
– Не надо, доченька, – ещё раз повторила мама. – Бог осудит.
Маленькая почемучка хотела расспросить, как Бог узнает обо всём, но в это время в дом вошёл папа. Глянув на свои сапоги с налипшей на них грязью, остановился у порога.
– А где топор? – спросил он маму.
– Зачем он тебе? – встревожилась она.
– Забор в одном месте покосился, надо бы поправить.
– Другим разом поправишь. Сам ведь знаешь, что любому работнику сегодня не будет ни в чём спорины, – напомнила мама.
– Я и не собираюсь работать. Всего-то несколько застружин на шесте сделать – какая тут работа? – беспечно улыбнулся отец.
– Не обижай Бога. Навлечёшь на дом несчастье, – ещё раз попыталась отговорить от затеи мама.
Но отец только отмахнулся:
– Брось ты эти глупости! Бог – не крокодил, Он не хочет всех съесть, а хочет, чтобы все спаслись. Лучше скажи, где топор, чтобы я не искал.
Мама нахмурилась и замолчала. А папа, всегда сговорчивый и сдержанный, против обыкновения вдруг осердился и вышел, хлопнув дверью.
– Вот упорище, – проворчала вслед мама, прислушиваясь к шагам за дверью. И вдруг в сенцах что-то загрохотало.
– Господи! Перевернёт ведь всё! – схватилась она за щеку. – Детонька, беги, скажи ему, что топор в сарае!
– Хорошо, – торопливо согласилась Катюша и, набросив пальтишко, выскочила за дверь.
  В полутёмном углу сеней отец собирал в ящик рассыпанные по полу гвозди.  Подойдя, Катя обняла его и присела на корточки:
– Папочка, топор в сарае. Давай, я тебе помогу.
– Спасибо, доченька, – растроганно улыбнулся он. – Вот что бы я без тебя делал?
Катя осталась собирать, а отец пошёл за инструментом. Найдя же топор, он вернулся, устроился на крыльце дома и, подняв с земли оставленный шест, принялся его заострять. Раз – заструг, два, три – и колышек готов.
– Вот и всё. Пустяк, а не работа. Разве стоило из-за этого ссориться? – подмигнул он притихшей дочке и пошагал на огород.

2
Уже несколько дней мама чаще обычного наведывалась в сарай, где жила корова и, возвращаясь в дом, вздыхала:
– Быстрей бы уже...
– Касатка заболела? – почти шёпотом спросила Катюша, испугавшись, что с ней случилось что-то плохое – не зря же она стала такая толстая и всё время постанывает.
– Скоро у неё телёночек будет, – открыла, наконец, секрет мама.
Катя сначала онемела от такой новости, а потом запрыгала от радости.
– Ура! А если бычок родится, назовём его Мишей?
Мама сдержанно улыбнулась:
– Погоди называть, пускай сначала появится на свет Божий.
Теперь и Катя заходила к Касатке, чтобы подбодрить её тёплым словом перед трудным испытанием. Корова дышала часто и шумно, раздутые бока её при этом вздрагивали, но глаза оставались глубокими и спокойными.
– Не бойся, всё будет хорошо, – ласково обещала девочка, и корова медленно кивала головой.
И вот этот день настал. Рано утром все услышали тревожное мычание.
– О, Господи, началось... – схватилась за сердце мама и крикнула отцу: – Бери скорей ведро с водой! А ты оставайся дома, – приказала она растерянной, стоящей неподвижно Кате.
И, схватив со стены стёганую ватную поддёвку, поспешила на коровий зов.
Отец торопливо натянул резиновые сапожищи.
– Дочь, придержи-ка дверь, – совсем как взрослую попросил он Катю и, подняв с пола ведро, шагнул за порог.
Она же подбежала к окошку и приникла к стеклу. Сердечко стучало часто-часто, и она боялась отойти от окна, чтобы не пропустить самый главный в жизни момент.
О как тянулось время! Но Катюша всё стояла и стояла до тех пор, пока не увидела отца – он первым вышел из стойла, неся на руках завёрнутого в телогрейку телёночка. В порыве радости она забыла, что ей велено было оставаться дома. Набросив пальтишко, вылетела на улицу.
– Какой хорошенький! Рыженький, с чубчиком! – залепетала, не сводя глаз с новорожденного. – Можно его погладить? – и, не дожидаясь разрешения, потянулась рукой к ещё влажной вихрастой головушке малыша.
Он тоже потянулся к детской ладошке и, едва коснувшись, осторожно вдохнул  тёплый запах.
– Папочка, это бычок? – засияла от счастья девочка.
– Бычишка, – тихо ответил он.
– А почему ты его держишь? Он не умеет ходить?
– Не умеет, – ещё тише сказал отец и отвёл глаза.
На сердце у Кати стало неспокойно.
– Папа, ты что, плачешь? – дрогнул её голос.
В это время из стойла вышла мама. Она была чем-то очень сильно расстроена и, увидев дочь, почему-то и вовсе рассердилась.
– Я же говорила тебе оставаться в доме! Марш обратно!
– Ступай, доченька, не надо тебе тут быть, – упавшим голосом попросил папа.
Ничего не понимая, Катя послушно побрела в дом и оглянулась, чтобы ещё раз посмотреть на бычка. И тут увидела его ножки, свешивающиеся из телогрейки: длинные и тонкие, с большими круглыми коленками, какие и должны быть у новорожденных телятушек, они... не имели копыт и, заострённые внизу, были похожи на колышки, что вбивают в землю...
Опешив, она взглянула на отца... По его небритым щекам текли слёзы.
– Вот так, доченька... Не послушался я твою маму, и вот что из этого вышло…
Катя вернулась в дом, который уже наполнился печалью. Села на диван и стала ждать...
Когда родители вернулись, она не решилась спросить: «А где Мишенька?» И они молчали, сдерживая слёзы.
Только не дождавшаяся своего первенца Касатушка не смогла сдержаться. По всей округе разлетелся её душераздирающий вопль...