Срединный путь Эллы Крыловой

Кто жил и мыслил, тот не может не ощущать в своем сердце дуализм, пронизывающий вселенную. День — ночь, холод — тепло, земля — небо, тело — душа, Восток — Запад, Бог — справедливость… Еt cetera. Жизнь духа у человека творческого настолько насыщенна, что он порой задает себе немножко наивный, но резонный вопрос: «Дано мне тело. Что мне делать с ним?» (Осип Мандельштам). Поэт Элла Крылова жизнью и творчеством пришла к тому, что сама она определяет для себя как «срединный путь» (middle way).Такое мировоззрение больше характерно для человека Востока. Срединный путь Эллы Крыловой не является сознательным уходом от притягивающих ее полюсов. Это не состояние динамического равновесия между ними. И уж, тем более, поэт Крылова не ощущает, опустошая бокал, эти полюса-противоположности как некий тяжелый рок своей жизни. Обратимся к ее стихам:


 И Земле, и небу я внемлю.
 Вот зарок драгоценный мой:
 помирить с небесами Землю,
 помирить небеса с Землей.


Срединный путь Эллы Крыловой — это чужеродность, перетекающая в сопричастность. И еще: дерзновение поэта Крыловой — не только и не столько в попытке примирить небо и землю. Она жаждет стать сосудом Божьим, в котором самые, казалось бы, непримиримые противоположности смогли бы объединиться и сосуществовать. Например, пропустив через себя буддизм и христианство, мистик Элла Крылова не прочь «повенчать» их между собой духовным браком, чтобы получилась новая религия, авторская вера для одного человека. В случае с буддизмом, который еще остроумно называют «перезрелым христианством», такой союз, в масштабах отдельно взятой души, не кажется чем-то утопическим. Мне кажется, для верующего, но в то же время мыслящего человека проблема заключается в том, что любая из существующих ныне религий — это, по выражению Христа, «узкий путь». То есть христианство изначально мыслилось его основателем как секта, и только потом, помимо воли основателя, выросло в мощную многонациональную религию. Русский же человек, по определению Достоевского, «широк, чрезвычайно широк». Да и поэт в своей келье вовсе не сектант: он — целая вселенная, и, чем крупнее поэт, тем обширнее, многовекторнее его вселенная. Если кто и составляет «секту» поэта, это его друзья, почитатели и единомышленники. Секта поэта — это его свита.


Я выбираю честный, неподсудный
 срединный путь между Христом и Буддой.
 Христова страсть и Будды отрешенность —
 неокончательность, незавершенность.

 Твержу я как молитву, как заклятье:
 сомкните, братья, тесное объятье!


То, что предлагает нам Крылова, не является, на мой взгляд, еще одной попыткой теософии. Да она и не предлагает — она исповедуется Читателю, как священнику, в своей авторской вере.




«ПО ТУ СТОРОНУ» ПЕССИМИЗМА И ОПТИМИЗМА


Философская лирика Эллы Крыловой являет собой срединный путь между оптимизмом и пессимизмом. Такое впечатление складывается от того, что героиня Крыловой умудряется носить в себе и то, и другое одновременно. И Шопенгауэра, и Ницше. Словно бы она нажала одновременно в себе сразу две клавиши, скажем, Alt и Shift. Например, она и верует в Бога, и говорит, что боги вымерли, а остались только люди. Впрочем, так было всегда — боги, как и люди, тоже приходят и уходят. Христос пришел, Зевс ушел. Элла Крылова провидит будущее, скорбит по нему, предостерегает от него, но в то же время верит, что история, невзирая на ее предвидения, пойдет по лучшему пути, пытается настроить себя на позитивную волну.


В глухой ночи, лишенной солнца,
 приветно светятся оконца.
 За каждым — чье-то житие,
 чье бы то ни было — Твое.

ПОЭТ И ПОЭЗИЯ

 Не лохи мы, не лопухи.
 Словесность — вещь не бесполезная.
 Мы пишем прозу и стихи? —
 Мы строим Царствие Небесное!
 …

 …И дела нет, что небеса близки.
 Поэзия? — Да разве это дело?


«Не кочегары мы, не плотники… Ведь мы — монтажники-высотники»… В зависимости от духа эпохи, поэзия представляется людям то первым, то последним на земле занятием. В стихах последних лет, сохранив тягу к смехачеству, иронии и сарказму, Элла Крылова, в то же время, достигает небывалой чистоты стиха, високосности духа. Схимничество и скоморошество — два незыблемых полюса русской души. То, что Крылова не разменивается на поэтические тусовки, а пытается осмыслить себя в меняющемся мире, достичь духовного просветления, сквозит едва ли не в каждой ее строке.


Я всей кожею чувствую: будет вечность.
 Я костями чувствую: будут мощи.
 Только надо веровать в человечность,
 надо жить и размереннее, и проще.


Душа лирической героини стихов Эллы Крыловой мудра и пластична. Филигранная техника сочетается в ней с широкой исповедальностью. Элла Крылова — поэт нестандартный. Она не бросает свою жизнь в топку стихам, «для того, чтобы ярче гореть». Она словно бы демонстрирует нам: жизнь поэта может быть и аскетичной, без излишеств, без ненужной расхристанности. И аскетичность бытия никак не отражается, как многие думают, в худшую сторону на качестве творчества. Впрочем, аскеза Крыловой избирательна: она не распространяется на некоторые «вредные» для организма привычки, вроде курения легких сигарет а ля Зинаида Гиппиус и возлияний Бахусу а ля Сократ. Тем не менее, духовное явно преобладает в Элле Крыловой над мирским, что и побуждает меня говорить о некой добровольной аскезе. Ничего нарочитого или насильственного. Насилие над собой для поэта сродни преступлению!


Я живу на скале между высью и бездной.
 То взмываю, то никну душою больной.
 О, земля, излечи мя от хвори небесной!
 Небеса, исцелите от хвори земной!


Одиночество героини стихотворений Эллы Крыловой триедино: сама она, любимый муж и любимая кошка. Поэтому в стихах Крыловой так много любви — нежной, самозабвенной, разношерстной. Конечно, три кита, на которых покоится планета домашнего уюта, не избавляют поэта от одиночества космического. Но взгляните, какие чудесные строки посвящены Эллой Крыловой любимому супругу:


Смотрю в твои внимательные очи:
 цветет в них первоцвет.
 Мы встретились во тьме декабрьской ночи —
 и породили — свет.

 Да нам и злая тьма декабрьской ночи —
 не вражий стан, а скит.
 И если смерть погасит наши очи,
 наш свет нас воскресит.


Поэзия — это, прежде всего, живость ума и сердца, «раздраженность» окружающим миром. Обычный человек голым приходит в мир и голым из него уходит. Поэт — еще и живет «голым» — всю жизнь. Поэтому ему так важен в жизни оберег — что-то родное, то, что могло бы противостоять в душе хаосу мира. Коней на переправе не меняют. Стендаль, похоже, упустил в своем исследовании «О любви» любовь-константу. Элла Крылова с лихвой восполняет этот пробел. Подобно тому, как Вергилий проводил Данте в Ад, у Крыловой есть два непохожих друг на друга проводника в Рай, чьими услугами она активно пользуется. Один — из мира людей, второй — из мира животных.


Я была в прошлой жизни кошкою,
 ну а ты была человеком.
 Нам одною идти дорожкою,
 жить единым миром и веком.


Все мы, и люди, и наши четвероногие друзья, одним «городом и миром» мазаны. Кошка в доме Эллы Крыловой, можно сказать, причислена к лику святых. И это вряд ли будет преувеличением.
 Поэт питерской школы, живущий в Москве, Элла Крылова впитала в себя все особенности «линейной» поэзии, свойственной носителям культуры Санкт-Петербурга. Но это — тема для отдельного разговора. Я же, в заключение, осмелюсь утверждать, что, верная своему «срединному пути», Элла Крылова несет в себе все лучшее из обеих школ русской поэзии.

http://magazines.russ.ru/zin/2012/8/k16.html