День Победы

      Мои дорогие! Я, Анна Шаф, вышла к вам на сайт по приглашению Андрея Малахова на его программе. Хотела бы тоже присоединиться ко множеству поздравлений, которые приходят к вам в эти предпраздничные волнующие дни.


Приближается юбилей Победы - великого праздника со слезами на глазах!
Сердечно поздравляю всех ветеранов Великой Отечественной войны, желаю крепкого здоровья и радости от каждого дня.
 Они своим вкладом в разгром немецко-фашистских захватчиков приближали этот день!
В свое время, будучи пионервожатой школы № 96 г. Челябинска, при поддержке учителей и школьников я создала музей ветеранов к 30-летию Победы, жителей улицы Мира. Тогда их было 55 человек.
Позже работала в детском отделе Дворца металлургов Магнитогорского комбината, главным направлением была военно-патриотическая работа.
Слава защитникам, разгромившим фашизм,  и ушедшим, и ныне живущим!

Вот так повернулась история – сейчас живу в небольшом немецком городке рядом с Дюссельдорфом.
История русских немцев – драматическая страница Советского Союза. Народ, проживший в России 200 лет, вытравливался как таковой! В сталинские «чистки» были уничтожены мои прадед – директор гимназии и дед – директор птицефабрики, по ложному обвинению, как немецкие шпионы. Огромный процент населения был расстрелян и погиб под пытками нквдешной инквизиции. В годы войны по сталинскому указу от 28 августа 1941 года русские немцы покинули свои дома и были вынуждены голодать и мерзнуть в Сибири, Казахстане, на Урале…Так велика была ненависть к фашистам, что местное население переносило эту ненависть на людей, проживших в России много лет, впитавших в себя русскую культуру и язык. Много малых народов терпели притеснения: крымские татары, чеченцы и другие, но в трудовую армию забирали не только мужчин, но и женщин именно у нашего народа, у других народов женщины оставались с детьми. У нас забирали женщин с 15 по 55 лет, ужас! Отнимали от детей! Старухи умирали от горя, голода, мора, выжившие дети побирались. Вот так! Про учебу и речи не было. Моя мама была почти безграмотной.  В трудармии от непосильной работы многие погибали. Почти половина нашего народу умерло.
После войны остатки нашего народа стремились к ассимиляции. Немцем трудно было жить, поэтому женились и выходили замуж за другие национальности, по переписи в конце восьмидесятых годов таких было 89% процентов русских немцев. Держали первое место среди национальных меньшинств по этому показателю. И сгинули бы как народ, растворились бы в потоке истории, если бы не последний шанс выехать на бывшую родину, обрести свои давние корни вновь. И что мы теперь имеем? Я со своим высшим образованием, не смогла найти себе тут достойного места работы, поскольку не достаточно владею немецким языком, не разговаривала ведь никогда на нем.
Зато я владею полностью русским менталитетом, а также имею в прошлом тяжелый опыт замужества с горячо любимым русским мужем-алкоголиком и альфонсом, убившем по пьяни нашего сына Костеньку. И потому нет сил бороться, чего-то добиваться, строить новую семью.
Живу и помню. Помню все, что рассказывала бабушка и мама. Мама ушла три года назад, Лауэр Фрида Эммануиловна. Сестра ее еще жива. Вот я написала рассказ «Степь неба», это про нее, она вспоминала - Бехтгольд Элла Эммануиловна. Несколько лет назад собрала воспоминания детства  двадцати жителей нашего городка Меттманна, издали книгу «Горькие судьбы», она есть на двух языках. Пока писала, много переживала, сны страшные снились, вроде я в телячьих вагонах еду Бог весть куда, все стонут вокруг, мертвые тела рядом лежат и все такое. Наслушаешься стариков, волосы дыбом встают.
А ведь это все жертвы Великой Отечественной войны! Что же не говорили и не говорят о них! Почему замалчивают? Кого сейчас касается горькая гибель от голода всей семьи Лоренц, которых поселили вместе с семьей мамы, а они, дети, наблюдали, как умирают земляки-соседи? Сами всю зиму ежедневно по пол мерзлой картошке ели и не умерли, так как бабушка была очень экономной, а весна пришла - тут легче стало, ведь  трава проклюнулась, можно было уже ее есть. Подвиги героев войны касаются сердца русского человека, сколько я проплакала над рассказами очевидцев, участников войны,  а вот горе целого народа, народа принадлежавшего России, никогда не вызвало ни одной слезы у русского человека!
Пришли другие времена, Советский Союз рушился. В 1989 я поехала на Волгу, узнать, нельзя ли вернуться в места бывшей Поволжской республики, ведь папина родня оттуда, сам он рано погиб, а мама родом из немецкой деревни в Крыму. Приехала в Горький, жители тогда боролись за название Новгород, вышла на стрелку, вокруг народ возбужденный, палатки, лозунги: «Свобода!» Вышла на радостях к микрофону да закричала: «Ура! Мы вернемся назад, на Волгу! Построим дома, восстановим прежние, довоенные, высокие урожаи и надои коров, снова будем выпускать газеты и журналы на немецком языке в свободной республике, учиться в университетах и ходить в немецкий театр! Мы вносили огромный вклад в развитие страны, работали для нее и радовались ее успехам, мы дети нашей Родины России, наши отцы и матери  делили горе войны с русским народом, мы будем работать и стараться для ее процветания!» Мне не дали договорить, стали тянуть с подмостков, везде свист: «Убить фашистку!» Какой-то  молодой бугай не мог дотянуться до меня, стал карябать ноги мне в кровь. Как я живая осталась тогда! Вся в синяках, в изодранном платье, рукав висит,  прибежала к своей группе, стала впопыхах рассказывать экскурсоводу, интеллигентной умной женщине, с которой подружилась во время поездки, что со мной приключилось, а она глаза раскрыла: »Так ты немка?!!» И такое молчание всей группы наступило!  Я оглядываюсь вокруг, ищу поддержки, вдруг вижу на другом берегу реки, на бетонном укреплении берега черной краской, кузбаслаком, написано:»Не дадим пройти фашистам!» Меня как водой холодной окатило! Это я-то фашистка?! Это мой народ русских немцев что ли фашист?! Никто ничего не знает о нашем народе! Да за все время после войны ни одной популярной передачи на телевидении не вышло о тех невзгодах, что выпало перенести ни в чем не повинному бедному народу русских немцев! Разве не они приближали Победу в годы войны, отстроили после войны кучу заводов? Жили за колючей проволокой, до 1956 года отмечались в комендатуре, без права передвижения, не имели гражданских прав, имели право только пупы рвать на строительстве цехов да в забоях. Кто им дал Звезды Героев труда? А разве не знали и не видели русские начальники с какой работоспособностью этот народ? Кто людям сказал - извините - хотя бы раз? Кто их трудовые доблести грамотами отмечал? Чем они хуже героев Великой Отечественной войны? Разве не они приближали Победу над проклятым врагом? Почему за столько лет нет статей в газетах, разъясняющих кто мы такие, как страдали, как приближали Победу, как ненавидели лютой ненавистью фашизм? Моя бабушка всю жизнь ждала любимого мужа, отца пятерых детей, а ведь ей даже не сказали, что расстреляли его как врага народа почти сразу после ареста в 1938, а посылки-то в тюрьму принимали! Мы, родственники, получили справки о реабилитации ее отца и мужа только в 1989 году. Подобных историй тысячи тысяч!
Очень прошу, рассказывая о героях войны, отмечая юбилей, не забудьте и многострадальный народ русских немцев, отметьте их вклад в великую Победу!
Мы в Германии русские теперь, раньше немцы были, тут мы смотрим русское телевидение, читаем русскую прессу, ходим на русские концерты, питаемся из русских магазинов, поем на посиделках родные нам русские песни. Может, наши дети будут настоящими немцами? Вот у сестры сынок в германской армии тут, в морском флоте, а прадед его по отцу – донской казак, немцев в Первую мировую шашками до седалища рубил, дед на фронте во Второй Мировой фрицев из пулемета косил. Вот такие дела!
 Могилы наших родных и близких остались в России и в Казахстане, они зовут нас к себе. Некому поставить памятник за металлургическим заводом ЧМК, в Челябинске на месте бывшей огромной трудовой армии! Это мой родной город. Там я родилась, любила, работала и жила сорок лет. Теперь капуста растет там, где кости трудармейцев лежат. Поля, поля… Камень поставили, дорожки к нему не проложили. Кому теперь это надо? Жили наши деды и отцы на земле нежеланные, ненужные, умерли преждевременно и вовсе никому не нужны! Летит над останками дым с завода – вот и вся их память.
Привет Родине от ее дочери Анны Шаф!

В интернете найти мои странички можно на сайтах: проза ру,
       стихи ру,
        samlib ru

 Вот я сочинила стихотворение к празднику:

Д Е Н Ь   П О Б Е Д Ы

Подходит юбилей героев и Победы,
У солнца пред весною нет долгов,
Страна готовится к параду, ей неведом
Наш рабский труд, могилы без венков.

Уж сколько лет прошло от грозной битвы,
А до сих пор не говорят о том,
Что нас держали в жизни лишь молитвы,
И что над нами грянул первый гром!

Российский немец! Горькая судьбина
Ответ держать за чуждый нам фашизм.
А на Руси качаются рябины,
Они забыли слово сталинизм.

Два брата- кровопийцы: Гитлер, Сталин,
Задача их – народы истреблять.
Машины смерти были крепче стали,
Объединяли дьявольскую рать.

Но никому сейчас не интересно,
Что миллионы гибли без вины,
И ни стихи не сложены, ни песни,
Награды за работу не даны.

Народ трудолюбивый и достойный,
С Россией разделил он много бед,
В истории, как буря, беспокойной
Оставивший свой вклад, свой добрый след.

Ушел народ, российский дух постигший,
Он обживается на рейнских берегах,
Работать молча и терпеть привыкший -
Преодолел в России смерть и страх.

И только в День Победы поднимает
Бокал за не проживших жизнь отцов,
И со слезами горько поминает
Их наравне с победами бойцов.

01.05.13
Дюссельдорф

А этот стих уже давно сочинила:

    В    Т Р У Д А Р М И И

Я немец трудовой колонны,
Работаю с такими же, как я,
Моими братьями по этой зоне,
Спасающими дружбою меня.

Здесь нет ни хлеба, ни одежды нужной,
Зато так много рабского труда!
В бараке дует, за бараком стужа.
Здесь только «нет» и никакого «да».

Болеть тут блажь, а умирают просто,
Тела выносят в яму у ворот,
Гробов не делают, как будто мало досок,
Здесь речи нет – команд невпроворот.

Не скажет радио, и строчки нет в газете,
Мильоны депортированы прочь,
Молчат о нас, как будто нет на свете,
Над нами только горько плачет ночь.

Мы - немцы, мы враги, предатели Отчизны,
Хотя не знаем за собой вины,
Мы не фашисты – жертвы страшной тризны
В проклятье сталинской страны.

Не знаю я, где мама и где дети,
И как любимая для них достанет есть.
Господь держи, держи меня на свете,
Я выстою и о себе пришлю им весть.

Ничто души моей не сокрушит:
Ни смерть, ни боль, ни униженье духа,
Тяжелый круг история свершит,
Где стыд и страх, где голод и разруха.

Не растоптал в душе моей добро
Спесивый сволочной нквдешник,
Да, я не мыт, не брит, не кормлен, но
Я не раздавлен от условий здешних.

А если все-таки умру как доходяга,
Мигнет мне с неба белая звезда,
И кто-то мне: «Отмучился, бедняга»
Прошепчет и забудет навсегда.

20.02.08


                С Т Е П Ь   Н Е Б А

            Элла быстро шла по степи.
 Ночная степь дышала тихо, только иногда раздавался сонный крик вспугнутой птицы. Даже ветер притих, не гонял стойкий запах трав по простору. Старое ситцевое платье не защищало от прохлады ночи и, казалось, воздух проникает сквозь нее саму. Светло-русая коса болталась между лопатками в такт шагов, глаза напряженно вглядывались в даль – не сделать бы круга по степи! Элла не боялась волков, весной они на людей не бросались - полно было овец в стадах. Элла боялась бригадира Толбасова, темнолицего толстого казаха, следящего за посевной в колхозе. Что он скажет ей, какой штраф придумает за то, что в темноте не уследила - левой бороной зацепила брошенный кем-то на поле трактор? Видно, тот трактор сломался, а ее не предупредили, вот она и не осторожничала. Да и в темноте, как ни напрягай глаза - что увидишь? Только круг перед собою, освещенный лампой. Впереди длиннющая полоса черной земли, а по сторонам неохватная взглядом ширь полей. И все это ей, пятнадцатилетней девчонке пахать да боронить без отдыха, без выходных дней – война ведь который год уже, а она-то кто? Русская немка, значит, фашистка, убивать таких надо, как сказал Толбасов. А отца и деда и убили в тридцать восьмом. А может, и не убили, замучили под пытками, а может, и теперь еще мучают, известий от них нет, никаких справок не дают ведь.
Элла шла быстро, не смотря на то, что галоши скользили по распаханным полосам земли.  Она спешила в вагончик, в котором спали убитым сном колхозники, знала: там должны быть и трактористы. Пусть встают, снимают зацепившуюся борону с ее трактора, ведь ей надо дальше боронить. Если работать не будет – под расстрел пойдет, а у нее в дальней деревне старая бабушка, младшая сестренка и карапуз братишка живут только тем, что она зарабатывает и изредка пешком в мешке им приносит, Встречать ее не встают – берегут силы, выходить из коморки не могут – слабость да и одеть все равно нечего, но на ведро еще садятся. Все трое пшеницу долго руками перебирают, пальчики у них, как у птичек, цепкие, в рот зерна не суют: знает и малыш, что это- смерть, заворот кишок. Потом варят и осторожно, понемножку едят: неизвестно, когда сможет Элла им снова принести на плечах мешок, сколько долгих дней, недель, а может, месяцев пройдет, пока удастся ей отпроситься на работе и сто километров пронести на себе спасительный груз, не заблудившись по дороге, сберегая его от голодных воров. Глаза у родных большие, в них стоит только голод - застарелый, хронический, смертный. Эти глаза и торопят девчонку сейчас по степи к вагончику. У самой сил мало, ведь экономит пшеницу, понятно, зато ноги длинные, выручают, ведут ее вот уже по твердой земле, по нераспаханной целине, полной ковыля и маков.
«А волк, что за бороной шел, много мышей сегодня наловил» - думает она. Элла наблюдала за ним краем глаза, как он то и дело из-под бороны лапой, как собака, мышек придавливал. А борон у трактора целых пять, веером за ним волокутся, так волк от одной до другой бороны бегом бегает! Вот бы мышек этих бабушке! Она бы суп сварила на всех, даже из одной мышки бы сварила, а то ведь запаха мяса не помнят, младший братишка и не знал никогда. Сестренка бы улыбнулась тогда, разжала бы свои тонкие черные губы, а у бабушки перестали бы дрожать руки, когда делила зерна на порции. Да только мышей нет в деревне,  давно всех съели. Умерших от голода немцев: трупы стариков и детей, казахи сразу не хоронили, только по весне их собирали всех вместе и на бричках в яму за деревней свозили и сбрасывали. А что с ними, эвакуированными церемониться? Никто их в Казахстан не звал, а с начала войны завалили всю республику по приказу Сталина стариками древними да детишками. Корми их тут, когда разнарядки с фронта приходят неподъемные! Вот что война наделала! А кто виноват? Вот эти старики и детишки и виноваты, что фашистами родились! Так Толбасов Элле и сказал, когда она к нему по его приказу к костру явилась и на барашка зажаренного уставилась. Рукавом слюни по подбородку подобрала да и приказы его исполнять побежала. Она же быстрая и понятливая.
Хорошо в степи ночной! Никто на тебя не ругается, только луна и звезды хозяйками здесь. Как волнующе прекрасен шатер Божий над головой! Как украсил Бог землю, сколько богатств дал! И почему же так трудно и плохо живет на ней человек?                Вот придет сейчас Элла в выщербленный временем вагончик и заматерятся рабочие-подростки, с проклятьями выйдут в дорогу,  а две девочки – немки, ее  четырнадцатилетние подружки, поднимут головы от набитых соломой подушек, красными от усталости глазами посмотрят на нее и снова заснут, чтобы в четыре утра опять сесть на жесткие сиденья тракторов, чтобы сдвинулись гусеницы челябинских гигантов, чтобы грубые звуки снова весь день колотили по башке: тра-та-та, и тряслось тело в такт железу.
 Хорошо было дома! Жили в Крыму, на берегу моря, мама и папа в колхозе работали, а они, ребятишки, за хозяйством смотрели. Колодец с водой на конце деревни стоял, приходилось ведрами таскать едва очищенную соленую воду животным, а скота много было. Пресную воду колхозникам провозили в бричках из города, распределяли по два ведра на двор, ведра всегда стояли за дверью в кухне. Эта вода строго береглась: только  людям пить да для супа! Тоже тяжелое время было: хлопок на полях только проклюнется – уже надо прорывку делать, чуть подрос – лишние листочки обрывать, а урожай снимать и вовсе тяжело. Рвать хлопок надо двумя руками и в большие фартуки складывать. Под палящим солнцем каждому кусту надо поклониться! Какое горе  - этот хлопок! Все дети немецкой деревни там работали, никакого детства не видели!
Но все же хорошо было! Все рядом: родители, бабушка и дедушка, братья и сестренка. Да, старшие братья, гордость отцова! Как они там сейчас в трудовой армии?  Забрали их из Казахстана на Урал ранней зимой в сорок втором году. Работает один на стройке, другой в забое на шахте. Жаль, не смогли вместе держаться - по разнарядке в разные города попали. Хорошо, хоть сумели весть о себе передать маме.
 Сколько горя на мамину долю выпало! Не смогла вынести… А теперь вот она, Элла за семью в ответе, старшая ведь она девочка! Она выдюжит! Будет еще чудесное время, соберется семья вместе за одним столом, расскажут все друг другу, что пережили, как вера в соединение семьи придавала силы в самое черное время!  Будут жить весело и счастливо и они, и их дети, и внуки!  Забудется, как страшный сон, рев покинутой скотины в своей деревне, телячьи вагоны, в которых везли русских немцев в чужую сторону, мучительные, голодные смерти земляков, косые взгляды местных жителей, лоснящийся Толбасов, четырехцелиндровые трактора, непосильная работа, тоска по родным, острое беспокойство за них… Останется в памяти только вот эта величественная ночь в степи, эти  молчаливые мерцающие звезды, что как цветы цветут в степи неба.
Так думала она, и в душе ее звучала прекрасная симфония блаженства.
Элла открыла дверь покосившегося вагончика. Густой, спертый воздух дохнул в лицо.

                04.04.13