И так бывает...

— Ну и ночка сегодня выдалась, везут и везут!

Марья Ивановна громко щёлкнула выключателем и вышла. Ночное небо за окном, окутанное предрассветной дымкой, сонно молчало в ожидании утра. А я, лежа на железной кровати, скрипела зубами, тоже ждала... ждала появления на свет долгожданного малыша.

— Мы-ы-ы-ы...

— Слышь, а ты, девонька, не скоро ещё рожать пойдёшь, лежи! — пожилая акушерка махнула неприветливо рукой.

Обидно. Но ненадолго. Пугал в темноте хриплый голос, как оказалось, мой собственный, но чтобы не разбудить соседку по палате, я закрывала рот ладошкой и тише стонала в подушку. Схватки утихали, я закрывала глаза и проваливалась в сон. Нет, это был не сон, а его подобие, но и это было короткой радостью. Вскоре снова огнём охватывало поясницу, жгло, тянуло, и боль разрывала моё тело пополам.

Время шло очень медленно — ребёнок не спешил на встречу со мной.

— Ух! — ещё одна схватка ослабла. Лицо, стянутое липкой, влажной кожей, неприятно скользило, клеилось, раздражало.

— Попробую добежать до туалета, освежусь холодной водой! — недолго думая, решила я и "рванула" в ближайшую туалетную комнату. Добежала, тяжело дыша, повернула на себя блестящий кран и, о чудо... слабенькая, но чистая струйка свежей воды на миг отвлекла от действительности.

— Как хорошо!

Прохладные капельки медленно стекали с щёк. Я осторожно стряхивала их ладонями, зажмурив от удовольствия глаза, и брала новую порцию. Жаль, длилось наслаждение недолго, и очередной приступ боли заставил меня очнуться и открыть глаза — из зеркала на меня хмуро смотрела лохматая, щекастая тётка.

— О Боже, это же я!

Смутное предчувствие и страх нахлынули одновременно: кровь прилила к лицу, спазм перехватил дыхание. Резкая, тянущая боль внизу живота в этот момент стала другой, совсем другой, чем я испытала в палате. Двигаться назад не было сил.

— Срочно надо в палату, срочно в палату! — кричал мой страх во всё горло!

Но его никто не хотел слушать. Кто-то другой руководил действом. Живот неожиданно напрягся, как мяч, и медленно стал опускаться вниз.

— Что это? Что со мной происходит? Куда он делся?

Я медленно присела на кафель туалетной комнаты.

— Эй, ты что делаешь? — кричал мой разум. — Там твой ребёнок!

Я опомнилась, материнский инстинкт бил тревогу, и я подчинилась ему.

— Я рожаю! Помогите, я рожаю в туалете! — кричала я в ночной тишине спящего роддома. — Несите что-нибудь, он выпадет на пол!

А сама, корчась от боли, стала подниматься, держась за стены. Сосредоточившись, открыла дверь, закусила губы, чтобы не кричать, не терять силы, и медленно поплелась по длинному коридору навстречу бегущим полусонным сестричкам. Руки беспомощно скользили по животу то вверх, то вниз, пытаясь сдержать процесс, остановить время до начала родов, но безуспешно. Живот уменьшался и уменьшался. Тогда я в отчаянии обхватила его руками снизу и приготовилась поймать то, что мне посылал Господь!

— Держись, малыш, мы сильные, мы успеем! — шептала я ему и себе. — Ещё немного. И он, словно почувствовав мою тревогу, затих. Потуги ослабли.

Пятьдесят метров больничного коридора мы преодолевали уже все вместе. Проснувшиеся от ночных криков мамаши выглядывали из-за дощатых дверей палат, жалостливо смотрели на меня и тоже волновались, что-то кричали, советовали, махали руками.

— Ещё немного. Ещё чуть-чуть... — успокаивала я себя. — Ну нельзя поддаваться панике, надо быстрее шагать.

Снова боль, остановка, слёзы в горле, но мы шагаем! Остановка, шагаем! За маленьким поворотом уже виден яркий свет родильного зала, настежь распахнуты двери. И мы с малышом почти у цели.

— Не волнуйтесь, мамочка, не волнуйтесь, сейчас мы родим вашего малыша!

Девочки-акушерки тоже взволнованы, что-то щебечут мне, понимают — так быть не должно! Но меня интересует сейчас только родильное кресло, а вот оно, родное. Раз, два — и я на нём!

— Как я тебе рада! — напряжение отступает. Будем рожать.

Молоденькие помощницы в белых халатах, судя по всему, только-только после училища, готовятся принимать роды — тихо переговариваются. Я слушаю их и улыбаюсь. Ещё немного, ещё несколько мгновений — и эта огромная, мощная энергия жизни, любви и ещё чего-то вдруг начинает собираться во мне, в каждой клеточке, в каждом мускуле и рваться наружу. Я подчиняюсь, и будь что будет — ему нужно родиться! Хрип, стон, воля — и я стараюсь вытеснить из себя моё чадо, вытолкнуть на свет Божий.

— Давай, давай!

Нежность, волнение материнского сердца, забота, любовь, страх побеждают — мой малыш в пути, и я должна ему помочь, во мне его жизнь! И я рычу вне себя!

— Господи, да помогите же мне!

Свершилось. Тишина внутри меня и вокруг. Я жива. Нет боли. Исчезло напряжение, нет больше меня и окружающих. Есть только он — мой малыш. Как он?

— У вас девочка, поздравляем! — радостно кричат акушерки.

— А-а-а-а! — звонко и оглушительно громко заявляет о себе дочурка. Умелые руки тут же принимают нежное тельце новорождённой, что-то делают за моей спиной, и уже через несколько минут девочка в пелёнках представляет собой маленький, кричащий, белый кулёк с розовым лицом и смешным сморщенным носиком. Ей не нравимся мы и жёсткие пелёнки, а может, она так возмущается, зная о маминых приключениях.

— Ой, девочки, какая она громкоголосая, она нам всех разбудит, может, её назад вернём? — шутят девчонки. Я заторможенно долго смотрю на них, на дочурку, пока до меня доходит смысл этой шутки... Мы устало глядим на неё, друг на друга и все, как по команде, дружно принимаемся хохотать.

— Возмущайся, возмущайся, моя маленькая принцесса, моя маленькая красавица, мы все тебе рады!

Так родилась моя Танечка!



Так родилась моя Танечка!
 
из цикла " Бабушкина шкатулка"