06-02. Осень

   Чаще всего и всегда к моему удовольствию мне снится берег моря, конечно же, Черного моря. Волны с шумом набегают на берег, взлохмачивая отшлифованную гальку, а я или смотрю на волны, стоя на берегу, или вижу берег откуда-то сверху, с откоса, проезжая по дороге, или собираюсь искупаться, но всегда почему-то помню, что время меня поджимает, что скоро я уеду из этих мест и еще неизвестно когда мне снова удастся поплавать в соленой воде. Даже фильмы, где крупным планом показывают морские волны, набегающие на берег, наполняют меня какой-то особой радостью. Нельзя сказать, что я так уж сильно люблю море, что меня постоянно тянет в воду, как это бывало когда-то в детстве.

   Удовольствие от видения во сне моря, скорее всего - просто дань памяти. Мое детство прошло на море - в почти ежегодном летнем отдыхе на Кавказе. Запахи морской воды, самшита, собственной загорелой кожи - все это запахи моего детства! А если взглянуть еще глубже, то море - это символ Океана, куда впадают все ручейки наших Я, того, что поглощает и очищает нас, вбирая в себя главное и, отсеивая мутное, того, что совершает в нас Работу и заставляет изменяться.

   Путешествия на корабле вызывают у меня двоякую реакцию. С одной стороны, они ассоциируются со счастьем, с состоянием нарастающей и еще неразделенной первой любви к сероглазому герою, который рядом, но смотреть на него можно только тайком  и, как огня, бояться обмолвиться с ним словечком - слишком сильное эмоциональное впечатление, чтобы его выдержать! Поездка на корабле  - это еще и чайки, “которые за бортом верны кораблю” и тоже являются атрибутом моего состояния счастья. Но с другой стороны, морское путешествие - это еще и страх: под днищем кораблика - бездна, о которой и подумать-то страшно, так все в этом мире и на этом кораблике не надежно, а в открытом море - все так чуждо и угрожающе, так ужасна мысль оказаться вне корабля посреди этой бездонной морской пучины!

   Морское путешествие очень похоже на жизнь человека - смешение счастья и ужаса. Свою собственную жизнь я тоже придумываю, отождествляя ее со счастьем, которого нет, а я все жду его, томясь от сладких предчувствий чего-то несбыточно прекрасного. В то же время я боюсь жизни, вернее боюсь ее потерять, неожиданно оказавшись перед лицом бездны, у которой нет дна и нет спасения. И не то, что бы я нахожусь в таком восторге от своего существования, но уж очень страшно потерять привычную опору под ногами, оказавшись перед лицом неизвестности. Что там за пределами жизни? Кто это знает?!

   Наше истинное Я - это, скорее всего, тоже море, в котором собрались воедино все ручейки наших отдельных маленьких личностей, которые мы постоянно принимаем за самих себя. Мы зрячи только в своих истоках, а после впадения в море перестаем себя видеть! Нет, не так: возможно именно тогда, когда  мы - море, мы и видим больше всего, просто мы еще не достигли этого состояния, не изведали его, и оно страшит нас, как страшит океанская бездна, в которой мы боимся раствориться и исчезнуть. Наши ручейки - наши Персоны, очень различны, их внешний вид зависит от того, по какой местности они текут, какое расстояние им приходится преодолевать и какие грунты составляют их ложе. Познать себя как море - это значит включить высшие центры нашего сознания, а для этого надо хорошо узнать самого себя, наблюдая себя в разных обстоятельствах.

  Отслеживание своих отдельных ручейков - Персон, требует дополнительного и вполне сознательного усилия и честности. Нас задели словом или интонацией, мы завелись и полностью отдались своей эмоции. Не важно, показали ли мы это внешне или остались полностью невозмутимыми, наше настроение все равно упало вниз и, волей или неволей, мы затаили скрытую обиду на человека. Как же, ведь нас недооценили, задели самолюбие, достоинство или отвели нам роль, которая показалась недостаточно значимой! В этом состоянии мы находимся целиком в Жизни, мы уже не лотосы, лепестки которого остаются сухими и чистыми даже в грязной воде, мы совсем не помним себя, то есть себя как море, которому глубоко все равно, какие воды в него впадают, ведь всех их он способен очистить и принять. задача моря - не прокладывание русла во враждебной ему почве, а вбирание впечатлений и накапливание мудрости.

   Чтобы не стать съеденным Жизнью, не отождествиться с ее внешними "провокациями", нужно сделать сознательное усилие и вспомнить о том, кто мы и для чего здесь, о том, какие наши реакции отнимают нашу силу и ничего не изменяют по существу. В этом случае мы становимся наблюдателями себя, того, что происходит, и своих реакций на это, то есть воспринимаем не только Жизнь, но  Себя в этой жизни, а заодно постигаем цель и смысл своего появления на Земле. Это - первый этап нашего пробуждения.

                *      *      *

   Я шла по вечернему городу, в котором хозяйничала осень. Каждый раз в последних числах октября и обычно сразу же после Лицейского дня наступал этот момент: вот только что городские парки и скверы радовали глаз своим нарядным желто-красным убранством деревьев, как вдруг внезапно налетевший штормовой ветер срывал всю эту красоту и разносил по округе. В одно мгновение осень - "очарование очей" переходила в стадию "унылой поры" с ее пронизывающим ветром, непрерывно моросящим дождем и серым небом, обложенным тучами. В тот год для полноты картины Нева вышла из своих берегов, и ее воды в который уже раз за жизнь Санкт-Петербурга омыли стены Петропавловской крепости. Недостроенная по вине бывшего мэра города Собчака защитная дамба не спасла город Петра от наводнения.

  Даже несмотря на эту, недавно случившуюся в природе мрачную перемену, я все равно наслаждалась прогулкой на свежем воздухе. Я любила осень всегда - и в годы своей юности, и сейчас, когда жизнь подошла к своей половине и пора начинать думать о собственной грядущей осени...

Многое в моей жизни уже можно отнести только к прошедшему времени. Отличница на протяжении всех лет в школе, студентка технического Вуза, умудрившаяся закончить его с красным дипломом, подающая определенные надежды молодой инженер, до отказа набитая разного рода полезной информацией. Трижды жена и единожды счастливая мать очаровательной дочурки... Ныне я напрочь лишена всех этих достижений, за исключением единственного - подросшей и похорошевшей дочери - студентки университета. В настоящее время я сама подобна тому одинокому, сухому листку, который ветер только что сорвал с тополя и уронил к моим ногам. Судьба сначала разрушила мою семейную жизнь, разлучив с последним супругом, а потом вскоре после этого выбила из привычной колеи инженера-программиста в закрытом научно-исследовательском учреждении.

  Развал экономики в стране вынудил меня начать поиски новой работы, и я - как тот самый лист на ветру - достаточно случайно залетела в структуру административной районной власти в качестве мелкого чиновника - инспектора по учету и распределению жилой площади. А в последнее время и это пристанище все меньше и меньше сулило оставаться надежным.

   В стране, где уже ничего бесплатно не строилось, еще пока оставалось что учитывать, а вот распределять уже было абсолютно нечего. Почти три года я напряженно - по девять, а то и по десять часов в день совершала "непонятное чего-то" над папками учетных дел граждан, нуждающихся в улучшении их жилищных условий. В эти папки подшивались справки о прописке, жалобы и прошения, полные людского горя, перемешанного с ложью, - без последней в нашей стране мало кому удавалось отстоять свое право на жилище, записанное в старой Конституции. Как и другим инспекторам, мне приходилось долгими часами на дежурстве принимать от граждан их бесконечные потоки невыполнимых просьб. Как могла, я пыталась на этих приемах практиковать свою способность не отождествляться с происходящим, - и это было наибольшим, что я могла реально сделать на этом поприще. Иначе говоря, я просто заставляла себя слушать граждан и находить для них слова сочувствия, укрепляя таким образом их надежды на наступление лучших времен. Подобная деятельность, она же - источник материального существования, не казалась мне ни тихой обителью, ни желанным прибежищем.

  Все шесть лет своего "пребывания во власти" я постоянно чувствовала себя там лишней. В районных администрациях работали в основном бывшие паспортистки, техники РЭУ и дворники - вся питерская лимита, а также бывшие работники Райкома, бывшие депутаты и их ближайшие родственники. При всем разнообразии этих типов есть в них нечто объединяющее и неуловимое. Изредка попадались здесь и бывшие инженеры, такие же, как и я. Они составляют исчезающее меньшинство, которое либо сумело удачно вписаться в этот коллектив и потерялось в нем, либо оставалось белой вороной - трудолюбивой, безотказной и почти бесправной рабочей силой.

  Начиная с 90-х годов, все чиновники исполнительной районной власти жили в постоянном страхе перед сокращением. То ликвидировали отдельные структуры, то сливали два или три района в один, то просто чистили кадры в угоду новому главе города. Такие сокращения в итоге не уменьшали общего числа чиновников, а лишь изменяли их состав. Уходили "чужие", и набирались "свои", пусть и не самые образованные, опытные, знающие. И все продолжалось по-прежнему - инспектора надрывались над кипами бумаг,а граждане присылали им пространные описания ужасов своего существования в аварийных коммунальных квартирах. В бюджете, как и раньше, не было нужного количества средств для удовлетворения всех законных требований обозленных граждан. Правила игры, установленные еще во времена строительства социализма, продолжали функционировать в совершенно другой стране, давно уже не социалистической, но еще и не капиталистической.

    Это была страна нищеты, криминала и беззакония, в которой, впрочем, существовало ужасающее количество разных законов. Законы обычно исполняли лишь те, кто жил на одну свою зарплату, да и то, лишь тогда, когда она выплачивалась! Прочая часть населения научилась законы обходить. Шел 1998 год, тринадцатый год после объявления начала перестройки. И в стране, и в природе царила поздняя осень.

   Я всегда воспринимаю осень как время начала, время важных перемен в моей жизни. Собран урожай прежних усилий, снят и подготовлен к превращению в удобрение запас всего, что уже сделало свое дело - листьев и стеблей у растений, привычных и отживших свое способов жизни у людей. Вот-вот выпадет снег, и начнется новая полоса жизни, которая очистит и зачеркнет все ошибки прошлого. Все краски природы готовы к кардинальному изменению, все цвета придут к единому - белому. Во все времена в России осень была временем бунтов, революций и великих перемен, а в моей личной  жизни этот сезон года тоже часто совпадал с вхождением в новый этап жизни - от наступления нового учебного года во времена юности до смены ближайшего окружения в последующие времена. Все мои немногочисленные переходы в новый коллектив - намеренные или непредвиденные - по странной случайности тоже всегда выпадали на осень. Почти всегда.
               
  В осенний день 1998 года, ставший кануном очередных и огорчительных перемен - больших неприятностей, все шло, как обычно. Я возвращалась домой после долгого рабочего дня по плохо освещенному скверу. По всем приметам, то есть по логике нормальных  людей, мое  настроение должно было быть столь же унылым, как и погода - темная и ветреная. Никаких особых поводов для радости не наблюдалось. Но настроение все равно было отличным. В лужах, наполненных желтыми листьями, уютно мерцало отражение Луны. Черные силуэты деревьев удивительно красиво смотрелись на темном небе, а резкие порывы ветра не только не сердили меня, а наоборот, создавали ощущение присутствия умного и понимающего собеседника.
  -  Эй-у-у-у! - завывал ветер, - Сейчас я тебя сду-у-ю-ю!
  -  Ну и сдувай! - мысленно отвечала ему я. - Вместе полетаем!

    Несмотря  на множество пережитых в последние годы потерь и расставаний, на свое "одиночество в толпе", во мне, видимо, все еще жила душа молодой и взбалмошной девчонки, тщетно ищущей в людях сходства с собой, но почему-то боящейся тесного общения. Эта душа мечтала о понимании, жадно открывалась всему новому, что происходило вокруг, но инстинктивно пряталась от суетной новизны. Одновременно с этой - незрелой и наивной душой, во мне ила и другая - усталая и разочарованная, желающая только покоя и стабильности. Впрочем, во мне обитали не только две этих разных души, но и великое множество других. Боже мой, каких только разных, противоречивых и беспокойных душ во мне не соседствовало!

  Подозреваю, что со стороны я в то время казалась многим людям мало эмоциональным и замкнутым человеком. В последние годы я вообще крайне плохо стала вписываться в какой-либо людской коллектив. Меня давно уже преследовала мысль, что дальше так идти не может и не должно, что что-то должно было произойти в моей жизни и изменить ее. И в мире, и во мне хозяйничала осень и предвещала новые перемены. Почему-то именно в тот осенний день на память все время приходили разные эпизоды из  последних двух лет моей работы в новой для меня и уже третьей по счету - Петроградской районной администрации, куда меня занесла судьба. Что же больше всего вспоминалось из этих достаточно тусклых дней?