Два моих деда!

                Да, так случилось, что дед не воевал!
                Он молод был ещё и слишком мал.       
                Не знал тогда малец, что в жизни будет…

Я помню, как стыли мои руки за вожжами, когда мы с приятелем зимой в редко лютый мороз ехали за сеном на Тобол – там покос летом был, а всё сено свозить не успели. Не себе… в колхоз таранить нужно было. Один раз скатались на быках туда, обратно; второй раз… а на третий у меня околели ноги. Покос был за сорок километров от колхоза, где-то на восьмом километре я закричал от боли - (Здесь дед прослезился, я видел, как всё это снова мелькнуло перед его уже не яркими, старенькими глазами) -  Мой товарищ – добрый парень был, выхватил вожжи из моих, практически не шевелящихся рук и с отчётливым пониманием ситуации, произнёс громким уже не детским голосом: «Машка. ТРРРРР… ТРРРР… Кому сказал!».
 Когда мы вернулись обратно в колхоз, нас начали тут же бранить, мол почему план не выполняете? Страну в трудное положение ставите! Сейчас на фронте провизия нужна, точно так же как сено нашим коровкам-кормилицам! Мой дед сидел на стуле, чуть не плача, а на девятилетнего ребёнка кричал, как на равного, уже взрослый седобородый мужчина. Нервная струна натягивалась сильнее и сильнее, у дедки только-только немного зашевелились пальцы на ногах, как он вскочил на ноги и истерично взвыл со слезами на глазах: «Расстреляйте меня! Расстреляйте, не могу я ходить, ноги околевшие!» - тут же падая, продолжал из последней мочи орать сорванным детским голосом – «Расстреляйте… расстреляйте». Дедушка свернулся в клубочек и плакал-плакал-плакал… Господин председатель колхоза не смог миновать встречи с человеческой жалостью и бросился к ребёнку. «Ваня, Ваня…» – говорил он – «Перестань плакать, наши бойцы на фронте не плачут! Прости меня, что накричал, прости…». Начальник сел рядом с маленьким Ваней и как своего (тогда все были, как свои…) по-отцовски начал гладить по спине и голове.

Я слышал эту историю около пяти раз, и каждый раз внимательно её слушал. Подвиги свершались не только на полях сражений, но и в тылу, иногда подвиги гражданских людей были гораздо выше ценой всех иных. Искренний поклон тебе – Пономарёв Иван Алексеевич!
…
                Я не забыл! Люблю тебя любого!
                Я не забыл! Люблю тебя и всё!
                О дед Володя, любило тебя горе…
                О дед Володя, прости его за всё!
 
Всегда был добр душой и пьян, к сожалению. Но я его не виню, это жизнь. Он поймал алкогольную зависимость в армии – служил он в Красноярске в ракетных войсках – спирта было, хоть в реку лей, вот ребята и баловались с ним частенько. Он не рассказывал подробно об этом. Зато все мои воспоминания о покойном дедушке – светлые, счастливые! Даже вспоминая, случай, когда дед кидался в меня поленом, а я от испуга заревел и убежал – сейчас приобретает другую окраску. Я, безусловно, хочу вернуться в то время, когда всё это происходило. Я искренне скучаю по нему и люблю, сейчас даже сильнее… Вся его жизнь была наполнена одним горем – водкой, как мы только с ней не боролись, всё бестолку. А дедушка в колхозе телёнка продавал за пузырь – не нам его судить, всему есть свои причины. А я повторюсь – я его очень люблю. Он был простаком! Наверное, от части я такой же. Были такие дни, когда он был трезвый – хозяйничал что-нибудь в ограде – строил лодку, распутывал сети или ездил с бабулей и со мной в лес за сухопостоем. Когда ему брякнуло примерно 61-62 моя бабушка не выдержала этой муки(драки, крики…) и переехала от него к нам в городок – она всё правильно сделала(продлила себе жизнь) будет нас радовать своим присутствием и заботой. Я, сожалею, о том, что иногда не ценю это, как тогда не сильно ценил своего деда. А он что? Он … мне очень его сейчас не хватает! Я многое хотел бы ему рассказать, поделиться тем, что не могу сказать никому. Он бы понял – я уверен, он бы понял… Сейчас пишу, а на глазах немного сыро. Я извиняюсь за мат, но я часто вспоминаю его слова, которые он произнёс в день моего первого похмелья и сушняка: «Хули ты оглядываешься? Если бы один шёл – дак оглядывался, а мы вдвоём… если тебя сзади кто-то по башке кирпичом ***кнет, дак я же его нахуярю». Это была очень добрая и в то же время простая фраза – жаль, что текстом не передать тот голос и ту интонацию. Доброта и простота – увели дедку не в лучшую жизнь, но если бы не эти в нём качества, возможно, что я бы это сейчас не писал и меня бы в помине на этом белом свете не было! Я говорю своему деду искреннее спасибо! Я счастлив, что у меня был и есть такой дедушка, как ты! Я тебя люблю!    





Посвящено моим дедам! Пономарёву Ивану и Пономарёву Владимиру!