Альфред Хейдок. Человек, читавший эпитафию на собс

                ЧЕЛОВЕК, ЧИТАВШИЙ ЭПИТАФИЮ НА СОБСТВЕННОЙ МОГИЛЕ

     Мы в забытых кладбищах попираем собственный прах...
Сны... Серия снов, где одно сновидение являлось продолжением другого предыдущего. Из них слагались сперва кусочки жизни, которые прерывались или отсутствием каких бы то ни было сновидений, или же они были явно "из другой оперы". Затем опять появлялись прежние, знакомые уже лица и места – они заполняли пустующие промежутки, и из кусочков сформировалась целая жизнь.
      Т. (назовем его так), который видел эти сны, следил за ними с большим интересом. В своей нынешней жизни он был одним из портовых чиновников Лиепаи при буржуазном правительстве Латвии. Нельзя сказать, что в той, другой, жизни, которая развертывалась в его сновидениях, он играл какую-либо героическую роль, которая щекотала бы его самолюбие, – нет! Он всего только был средней руки торговцем с весьма узким кругом интересов. Иногда, просыпаясь, Т. даже возмущался: как мог он быть таким ограниченным...
      Т. был образованный человек, весьма начитан, и уже с юношеских лет, как только ознакомился с учением о перевоплощении, принял это учение безоговорочно. Когда началась серия снов, где один сон служил продолжением другого, – внутреннее чувство подсказало ему, что он видит одну из своих прошлых жизней – жизнь почтенного бюргера в каком-то германском городе, названия которого он не знал. Свое собственное имя по той, другой, жизни он узнал: он был Эрнест Шпигель. Город его снов не так уж сильно отличался от современности – в нем не хватало лишь автомобилей, трамваев; мужчины носили цилиндры, большие шевелюры, и в моде были бороды. Женщины как бы исчезали во множестве одежд, какие они на себя надевали: они были закутаны до пят, и из-под юбки с различными рюшками и воланами должен был выглядывать только кончик туфельки... По этим признакам Т. отнес свое предыдущее существование к середине XIX века. Теперь, чтобы стать конкретным, городу его прошлой жизни не хватало только одного – географического названия.
      Перед началом второй мировой войны серия снов оборвалась. Т. испытывал чувство сожаления: ему понравилась эта двойная жизнь. Иногда после дня утомительной работы, где ему сразу приходилось отвечать по нескольким телефонам, вызывать, спрашивать, уточнять и гонять рассыльного по всем этажам управления, он, ложась спать, с радостью думал, что, может быть, сейчас погрузится в размеренную, неторопливую жизнь его бюргерского "я", где за ним будут почтительно ухаживать как за главою фирмы и семьи и он будет наслаждаться тихим счастьем, которое люди совсем зря прозвали мещанским...
      Настали годы войны. Рушились города, государства, рушились старые устои и семьи, и, как мячи судьбы, разлетались люди...
     Военная волна забросила Т. в германский город Изерлон. И тут он поразился и обрадовался – это был город его снов: он узнавал и улицы, и площади, и дома... Наконец-то географическое название было найдено, и сны его из области фантастического шагнули в явную, неоспоримую конкретность!
     Будучи человеком дела по натуре, он решил, как говорится, поставить точку над "i". Первым делом надо было установить – действительно ли в прошлом столетии тут жил человек по имени Эрнест Шпигель. Он отправился в соответствующее городское учреждение и, задобрив архивариуса щедрой мздой, уговорил его выбрать из старых записей все касающееся Эрнеста Шпигеля.
     Со своим заданием архивариус справился быстро: через пару дней Т. уже держал в руках точную справку о том, когда родился Эрнест Шпигель, где жил, на ком женился и где похоронен. В справке были и другие указания, из которых Т. узнал, что у него в этом городе осталось немало родственников по той, другой, жизни.
      Т. решил все по возможности лично проверить и начал свой обход с кладбища. Здесь дело обстояло труднее: кладбище было огромное, и вначале Т. растерялся, стоя перед лесом крестов и памятников. Но после поисков, главным образом благодаря помощи кладбищенского сторожа, он очутился перед обомшелым снизу каменным памятником, на котором прочел, как бы сказать, – собственное имя...
      Он замер перед этим памятником с непередаваемым чувством – он стоял у своей собственной могилы, – какой человек, кроме него, мог похвастаться этим? Да, это было его имя, вернее – одно из тысячи имен, которые он когда-то носил... А разве только его имена менялись? С каждым именем была связана новая роль, которую приходилось играть какое-то количество лет, после чего он сходил со сцены. Роли кончались, но Актер оставался! Каких только он не переиграл ролей! Тут, наверное, были короли и рабы, бродяги и труженики, проповедники и разбойники – всех их переиграл он на своем веку...
      А причем тут век?.. Это уже не век, а что-то из вечности – Актер был вечен и бессмертен. Кто этот Актер? Крупица вечности, стремящаяся познать самое себя... Но в таком случае (тут теплая волна, начавшаяся в сердце, залила его вплоть до кончиков пальцев) – мог ли он чего-либо боятся на свете? Смерти? Да он умирал тысячи раз и стоял сегодня гордо, попирая собственный прах!
      Он ушел от могилы, обретя драгоценный дар – бесстрашие, и чувствовал, что уходит другим человеком – необычайно окрепшим, что вместо ничтожных целей, какие ставит себе человеческая ограниченность, перед ним засверкали какие-то совершенно другие цели, неизмеримо прекраснее, – они звали в беспредельность... Он сам был частью этой Беспредельности...
      Еще он посетил указанных в справке архивариуса родственников. У одного он обнаружил в семейном альбоме фотографию Эрнеста, вернее, это была не фотография, а значительно выцветший дагерротип, на котором он был снят с бородой.
     Т. выпросил на время фотографию, отправился к парикмахеру и попросил приделать ему такую же бороду, как на фотографии. Когда он после этого сфотографировался – обнаружилось значительное сходство. Впрочем, последнее обстоятельство скорее всего следует отнести к случайности, так как при перевоплощениях физический облик одной и той же индивидуальности обычно значительно меняется.

                ИЗ ЖИЗНИ МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА

     Он был маленьким не только по своему общественному положению, но и мал ростом, скромен, чрезвычайно покладист и уступчив, в чем только можно уступить. Последняя черта, как мы увидим из дальнейшего, не всегда приводит к добру...

     Он сам мне рассказал свою жизнь - рассказал тихим голосом, который тонул в гуле сотен других голосов в бараке заключенных на Полярном круге. На дворе выла пурга; электрические лампочки под потолком слабо горели красноватым светом и при сильных порывах ветра слегка покачивались. Мы сидели на нарах близко друг к другу, как два заговорщика, и я нагнулся к нему, чтоб лучше слышать: ведь не так уж часто приходится слышать искренние излияния души...

      Он вырос в Риге, и все детство и юность его связаны с мрачным старинным, построенным из булыжника домом с довольно большим двором и несколькими посаженными там деревьями.
      В этом дворе он малышом начал свое знакомство с миром. Дом был многоквартирный, вперемешку в нем жили немцы и латыши. Дети их, из года в год вместе играя во дворе, легко овладевали обоими языками. Эдуард (так звали рассказчика) любил играть с маленькой немочкой Бертой из соседней квартиры. Оба выросли, и тут пути их стали расходиться...
      Малый робкий, стеснительный тихоня Эдуард насилу устроился на скромной должности в почтовом ведомстве, а Берта... На Берту обратил внимание крупный рижский коммерсант (правда - женатый) и принял ее на службу в свою контору. С тех пор Берта стала изумительно одеваться, у нее появились деньги, и она даже переехала от матери на другую квартиру якобы потому, что так ближе к месту работы... И это тянулось довольно долго, как вдруг в семье коммерсанта разразился грандиозный скандал жена потребовала, чтобы Берта была немедленно уволена. А так как оборотный капитал коммерсанта в значительной части состоял c крупного приданого жены, - пришлось уступить... Берта обратно переехала к матери. После этого, конечно, смешно было надеяться, что на ней женится зажиточный бюргер...

      А за это время умерли родители Эдуарда. Тут, право, ему надо бы жениться, чтоб не оставаться одному в пустых комнатах, но как он мог это сделать, когда у него просто не хватало духу подойти к девушке... Ведь они явно предпочитали других - высоких, стройных и не раз заставляли его мучительно переживать свою неказистость. Он был болезненно чувствителен, боялся отказа, насмешек, боялся, что нанесут новые раны его мужской гордости, - он замкнулся в себе...
      А между тем ему хотелось любви не меньше других, хотя он никому в этом не признавался. А может быть, даже и больше, потому что у него была нежная душа мечтателя. Он так бы и остался холостяком, если бы не опытная в любви женщина, которая взяла инициативу в собственные руки...
      Случилось так, что, возвращаясь со службы домой, он на лестничной площадке столкнулся с Бертой. Она ласково выразила ему дружеское сочувствие по поводу смерти родителей и напомнила про совместные игры в детстве. Говоря об этом, она близко придвинулась к нему и положила свои ладони ему на плечи. Ему в голову ударил ее аромат - не духи, нет! Он ощущал аромат молодого женского тела... Ему перехватило дух, и на какие-то секунды ему трудно было выговорить слово. В эту ночь он очень плохо спал...
      Потом они встретились еще, и как-то раз вечером она постучалась в его дверь: ей срочно понадобились какие-то сведения... Когда он пригласил ее войти, у него сорвался голос...
      Подробности этой встречи он мне не рассказал, но только сообщил, что, когда Берта уходила, между ними уже твердо было решено, что они поженятся.
      После свадьбы одно время он действительно был счастлив (а может быть, и она тоже). Он приносил и отдавал ей до копеечки заработанные деньги, помогал ей стирать, и Берта часто находила свои туфельки ярко начищенными. Но потом что-то "нашло" на Берту: она стала охладевать к нему... Иногда, возвратившись со службы, он находил ее пьяной, а на столе красовались остатки закусок и пустые бутылки.
- У тебя кто-нибудь был? - спросил он как-то.
- Да, были! - пьяно закричала она. - Есть люди, которые ценят меня и удивляются, как я могла выйти за тебя... У-у! Слюнтяй!.. Ненавижу!..
      Он замолчал, удалился на кухню и сидел там, пока она не легла спать.

     Так стало повторяться чаще и чаще. Он получил доказательства, что, пока он на службе, к жене приходят приятели по той, другой жизни, когда коммерсант возил ее по ресторанам, и что жена изменяет ему явно и бесстыдно...
      Он все терпел, не возражал ей, ничего не спрашивал: думал образумится...
     Но через какое-то время жена перестала его пускать на супружескую кровать и, как бы издеваясь, клала с собою в постель кота...
     Он примостился на диване, по утрам сам готовил себе кофе, пока Берта спала, уходил на службу и думал, думал...
      И надумал - потихоньку оформился матросом на пароход дальнего плавания и исчез.
     Как оказалось впоследствии - жена этого никак не ожидала. Сначала это ее поразило, но все же об исчезновении мужа она сообщила посетившим ее приятелям со смехом. Приятели почему-то не особенно обрадовались этой вести, а когда она через месяц намекнула им, что ей нечем за квартиру платить, они, правда, тут же собрали требуемую сумму, но после этого ни разу больше не приходили...
      Начались поиски работы - ее не было, или же это была такая работа, к которой совершенно не лежала душа. Набегавшись по различным учреждениям, она усталая возвращалась домой. Матери уже не было: ее похоронили еще тогда, когда Эдуард каждое утро целовал Берту, уходя на службу. А теперь жизнь с грохотом неслась мимо нее, и она оказалась не нужной. И она думала, думала...
      Как ни долго было плавание, пароход с Эдуардом на борту снова вернулся в рижский порт. Возвращение в родной город сильно взволновало Эдуарда, что было вполне естественно: ему раньше никогда не приходилось так долго отлучаться из дома. На пристани толпился радостный народ, пришедший встречать моряков, - улыбки, объятия, поцелуи, кое-где цветы...
      И тут Эдуард жутко ощутил, что он одинок; что никому нет дела до того, приехал ли он или нет... Мог бы и не приехать, и никто бы этого не заметил - он никому не нужен...
     Затемнилась при этой мысли вся радость возвращения. Хмуро он прошел, не глядя ни на кого, через толпу на пристани и двинулся дальше... Куда? Сначала он сам этого не знал, но потом стал отдавать себе отчет, что его невыразимо тянет взглянуть на покинутый дом и он идет туда, где провел детство и где ему преподнесли отраву, которую он считал любовью.
      Но странно! Он вдруг поймал себя на мысли, что у него нет злобы к Берте за обман, потому что этот обман был невыразимо сладок, пока не открылся, и что если Берта не сбила бы его с той уныло-однообразной тропинки, по которой он шел до памятной встречи с нею, то не было бы мук, но не было бы и радости... А что, в конце концов, лучше: жить как серый камень или же превратиться в натянутую струну, из которой смычки Скорби и Ликования поочередно извлекают свои мелодии!..
      Путь от пристани до дому был немалый: он пересаживался с трамвая на трамвай, благо знал все маршруты как свои пять пальцев, но не мог составить никакого плана действий.
- Э-э, там видно будет! - решил он наконец. Уже зажглись вечерние огни, когда он очутился перед огромными дубовыми воротами с калиткою, ведущей во двор его дома. Во дворе, кроме ребятишек, никого не было он прошмыгнул к ближайшему дереву, стал за ним и начал наблюдать за окнами своей квартиры. Наверное, Берты не было дома, а может, она переехала к кому-нибудь из тех, с которыми... Может быть, там теперь другие жильцы?..
      Последнее предположение ему явно не понравилось. Ключ у него был в кармане. Он решил выяснить, ведь, в конце концов, там остались его вещи, которые могли понадобиться.
      Он удивлялся, пока поднимался по лестнице, отчего у него так страшно колотится сердце - неужели для него что-нибудь да значит эта женщина, которая так подло с ним поступила?..
      Ключ щелкнул в замке - он вступил в полную темноту передней. Когда рука в привычном месте нащупала выключатель и вспыхнул свет - он увидел перед собою Берту. Она стояла в дверях комнаты и была даже принаряженной. Очень спокойным голосом она сказала:
- Я ждала тебя гораздо раньше: в пароходстве сказали, что прибытие ожидается к обеду.
Затем быстро подбежала, обхватила его шею руками и зашептала:
- Я была дура!.. Я была так одинока... Бей меня, если хочешь!..
      Мог ли он ее бить? Мог ли он ей в чем-либо отказать? Эта женщина когда-то властно взяла его, и, если бы не взяла, он, может быть, никогда и не отведал бы дурманящего напитка любви, который могут сварить небо и земля только вместе, но никогда - порознь.
     У Берты даже стол оказался парадно накрытым. Садясь за него, Эдуард взглянул на диван, где обычно должен был спать кот, но его там не было. Поймав его взгляд, Берта кратко бросила: "Потерялся".
     Старые, с детства знакомые предметы снова окружали его - стало необычайно уютно... Где-то на задворках сознания хитрая старушонка с ехидно поджатыми губами - житейская мудрость - зашептала ему:
- Не выдержит она жизни с тобою: ты скучный - сорвется...
- Уйди! - почти вырвалось у него. - Хоть день - да мой!..
- Ты что-то сказал? - уставилась на него Берта.
- Нет, ничего! - ответил он и обнял ее, медленно привлекая к себе...

     В том, что мы рассказали о жизни маленького человека, нет ничего непонятного, таинственного, потустороннего или страшного. Тем не менее последнее в нем участвовало, и все рассказанное нами до сих пор только фон, на котором разыгралось странное событие. Рассказала об этом Берта.
     После неудачных поисков заработка она впала в очень подавленное состояние. На ней буквально сказалась старинная поговорка "Имея, не храним - потерявши, плачем". Она осознала, что Эдуард положил к ее ногам всю жизнь целиком - без остатка. Тем, другим, она была нужна лишь как временная игрушка... Появилось желание, чтобы Эдуард вернулся, но мог ли он с ней помириться?
      Во время этих тяжелых раздумий одна из подруг посоветовала сходить к какому-то древнему старику, который изумительно предсказывал будущее, и сама вызвалась проводить к нему, так как ей тоже хотелось кое о чем узнать.
Повела она куда-то на окраину Риги, где теснились друг возле друга маленькие домики. Тут их принял одинокий старик - ведун. В домике была всего одна комната, так что посетители, если их было несколько, могли слушать, что старик каждому из них говорил. Подруга уступила Берте первую очередь, и старик в точности предсказал ей возвращение Эдуарда и что они помирятся, указал сроки. Затем перед стариком села подруга. После того как он изложил ей все, что она хотела от него узнать, он сказал:
- Я стар, очень стар - даже старше, чем люди думают, и мне пора умирать. Но я должен кому-либо передать свое искусство с тем, чтобы тот, в свою очередь, передал его другому, когда его час придет. В тебе я вижу способности к нашему делу - прими от меня мое' знание, и ты проживешь жизнь в богатстве, без забот - денег у тебя будет достаточно, а если кого полюбишь, не устоит он против твоих чар. Решай, доченька, упустишь случай - пожалеешь!
      С затаенным дыханием подруга выслушала речь старика, и какая-то борьба поднялась в ней. С одной стороны, это было очень хорошо - она мечтала о такой беззаботной жизни, а с другой - чудилось что-то неладное... Прошла минута, другая - старик ждал ответа. Она уже было решилась согласиться, когда у нее, даже как-то против воли, вырвался вопрос:
- А что будет, если я, когда настанет мой смертный час, не найду человека, согласного принять от меня знание?
      По сморщенному, как маска старости, лицу предсказателя проползла гримаса ужаса.
- Тогда, - сказал он с дрожью в голосе, - придут черти и по кусочкам отщиплют у тебя мясо с костей.
- Не надо мне твоего искусства! - воскликнула подруга, и обе они поспешно ушли.
Две недели спустя они прочли в газете о загадочном убийстве. Был убит одинокий старик, живший на окраине Риги в собственном домике. Соседи, заметив, что старик долгое время не открывает ни дверей, ни ставен своего жилья, дали знать в милицию. Когда на стук милиционера никто не отозвался - взломали дверь.

      То, что они увидели, леденило душу: от старика остались на полу одни
лишь кости... Мясо было отделено от костей кусочками, которые тут же валялись на полу, а стены были обильно забрызганы кровью. Но самым загадочным в этом деле оставалось - каким образом убийца мог проникнуть в домик, когда дверь и ставни были изнутри заперты на засовы и находились в целости?

                РАССКАЗ СЕСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ

      Это было во время первой мировой войны. Бои шли в Польше. Наш госпиталь развернулся в имении какого-то пана, и тут мне дали поручение съездить по делу в другой госпиталь, расположенный в одном из многочисленных имений польских магнатов Радзивиллов.
      Поехала я с санитаром на двуколке. Еду туда первый раз - ясно, что ни дороги, ни того имения не знаю, не видывала, а когда стали подъезжать - что-то стала улавливать в нем знакомое.
      Имение старинное с громадным парком, с оградами за версту... Аллея ведет к главному подъезду, усадьба чуть виднеется за громадными купами деревьев - чувствуется, что не усадьба это, а дворец...
     Но странно, когда подъехали ближе, меня охватило волнение: я, несомненно, знала это имение, я там была, но - когда?
      Мой ум, точно человек в кромешной тьме, шарил по закоулкам сознания в поисках ответа на это "когда". Но вместо указания времени в моей памяти быстро всплывали детали этого места, пока еще скрытые от меня оградою парка: вот тут, за оградой, налево от громадных чугунных ворот должен быть большой пруд - он очень красив, по берегам его установлены мраморные статуи... Вазообразный фонтан и фонтан с амурами...
       Дальше пойдет аллея, которая упрется в беседку китайскую... Что я, с ума сошла? Откуда я все это знаю? Нет! Это надо проверить!

      Я решительно приказала санитару остановить лошадь, не доезжая ворот, а сама пошла проверить. И знаете, все так и оказалось, как мне представлялось: и пруд, и фонтаны те же самые, и дорожки... Но только нехорошо мне сделалось, трепетать я начала, какой-то ужас на меня навалился... Должно быть, когда-то что-то страшное я пережила там...

      Я бросилась бежать - скорее на двуколку! Велела санитару ехать назад, так и не выполнив поручения. Всю дорогу думала, как оправдаться перед начальником госпиталя...

______________
* Первая часть – размещена в Стихи.ру 4 мая 2013 г.
   Владислав Стадольник http://www.stihi.ru/avtor/vladislav3