Изгой. ч. 2. Глава 14

Глава 14

     Год прошел словно в страшном сне… Организм Егора, работавший много лет на пределе человеческих возможностей, начал давать сбой за сбоем. Егор медленно умирал и понимал это. Последней каплей стал… банальный аппендицит. Повышенный после многочисленных осколочных и пулевых ранений болевой порог едва не погубил его. Отросток слепой кишки лопнул, причиняя Егору лишь слабую боль, которую он спокойно переносил на ногах.  Он обратился к врачу лишь после того, как понял, что боль точит его уже больше недели, а лицо приобрело землисто-серый оттенок. Вердикт медиков: разлитой гнойный перитонит, немедленно на операционный стол! Его спасли чудом, поскольку в организме уже начались некротические процессы…. Прошло три дня, Егора рвало жидкостью абсолютно черного цвета с вкраплениями зеленых «водорослей", но он был все еще жив. Врачи после говорили, что желание жить в нем было столь велико, что ни одно лекарственное средство не могло сравниться с ним. Спустя неделю, когда стало ясно, что его тело, уже тронутое печатью смерти, упорно продолжает ей сопротивляться, Егора из реанимационного отделения перевели в общую палату. Ему пришлось провести в больнице еще десять месяцев. Десять месяцев боли в тиши ночей, не знающих покоя.

    Сердце после операции на брюшной полости и балансирования организма на зыбкой грани между жизнью и смертью сорвалось с ритма и молотило, будто маслобойка, сбивая кровяные тельца в сгустки. Операции следовали одна за другой, выстужая, вымораживая душу… Но Егор теперь хотел бороться и не намеревался сдаваться. Он хотел жить и хотел  писать, как никогда! И ждал только, чтобы закончились, наконец, эти оперативные вторжения медиков в его организм. Он перенес три операции на сердце, ему имплантировали кардиостимулятор, и только тогда у него появилась надежда. Маленькая и едва различимая в темном конце туннеля, за которым не было ничего, кроме могильного холода, она замаячила впереди путеводной звездой…
 
     Сами собой в его воспаленном мозгу родились строчки, которые намертво осели в нем навсегда:

Мы пришли в никуда               
В плотный сумрак одеты,
Мглой холодной проколоты.
Здесь наш дом навсегда
Без дыханья, без света…
Мы в боях перемолоты -
О нас кровью напишут поэты…

Небо - вдавлиной олова
В склепах черного золота.
Жгучим холодом сжаты,
Алой кровью пропитаны,
Мы теперь не солдаты,
Потому что убиты мы…
Нет нам к красному солнцу возврата!

И лежим без движенья,
Сталью острой пронзенные,
Мы – войны отражения
И не требуем мщения
За погибших в сражениях -
На кресты вознесенные,
Мы пришли к всепрощению.

Мы не просим пощады!
В мертвой вечности мы…
Нет для смерти преграды -
Нам не скрыться от тьмы
В плену вечной зимы!
И лежим за оградой
Мрачной жертвой жестокой войны…

     Пройдет еще долгих пять лет, прежде чем он решится обнародовать эти строки…

     В госпитале он стал исподволь готовить себя к другой жизни. И решил начать с классиков. Медсестра не нашла в госпитальной библиотеке ничего, кроме «Бесов» Достоевского… Егор прочел эпиграмму, взятую автором из пушкинского стихотворения, и уже одна она заставила его задуматься: «Хоть убей, следа не видно; сбились мы. Что делать нам! В поле бес нас водит, видно, да кружит по сторонам». Ему сразу вспомнился Черняк и его слова о сферах, в которые вторгаться не следует. Он решил,  что роман именно об этом.  Но стал читать и понял, что «бесы» стали для Достоевского неким мерилом для описания состояния общества.  «Вот в том-то и ужас, что у нас можно сделать самый пакостный и мерзкий поступок, не будучи вовсе иногда мерзавцем!.. В возможности считать себя, и даже иногда почти в самом деле быть, немерзавцем, делая явную и бесспорную мерзость, – вот в чем наша современная беда!» Великий писатель будто говорил о дне нынешнем!  И по его разумению выходило, что «бесы» - это образ сбившегося с толку народа, сбившейся со своего исторического пути страны. Бесы – это люди, потерявшие устои своего существования: когда нет семьи, профессии, работы, это существа беспредельности, разговаривающие фантомы. И они - волей или неволей становятся добычей злых сил. Писатель хорошо представлял, откуда берутся «бесы», «существа весьма мрачные, весьма безотрадные и исковерканные, с многосложнейшей по происхождению жаждой интриги, власти, со страстной и болезненно-ранней потребностью выказать личность».

      Книга потрясла Егора, хотя читалась тяжело и медленно. Он захотел узнать больше о рождении «Бесов» и работе Достоевского над рукописью и попросил медсестру Иришку поискать какой-нибудь критический материал в библиотеке. То, что она принесла, вновь повергло Егора в пучину раздумий! Оказалось, что  писатель работал над рукописью романа «Бесы» в Дрездене. После шести месяцев напряженной работы он написал половину запланированного объема и…  отправил рукопись в камин! Отныне Дрезден стал для Достоевского городом с особым статусом  – это был теперь памятник сожженной рукописи.

     Что думал писатель в тот момент, когда листы рукописи – его детища корежило огнем? Какие чувства одолевали его? Что подвигло его к такому безжалостному решению? Увы! На эти вопросы мог бы ответить только сам Достоевский…

     Достоевский, между тем, записал в своем дневнике: «В моем романе я попытался изобразить те многоразличные и разнообразные мотивы, по которым даже чистейшие сердцем и простодушнейшие люди могут быть привлечены к совершению чудовищного злодейства»… И с  этим Егор был не согласен, поскольку мотивов он так и не обнаружил на страницах романа. Всё затмил собою образ героя «неизмеримого человеческого качества». Этим героем становится в романе  Николай Ставрогин. Ради него, видимо, Достоевский изменил весь свой план, и сжег готовый материал…
 
     Прочитанного Егору показалось мало, но и возможности госпитальной библиотеки были не столь велики, как ему бы хотелось.  Пришлось смириться и ждать того дня, когда ему будет позволено выходить в город.

     Егор начал понемногу восстанавливать в памяти свои изыскания по поводу Кондрата Федорова и записывать их, опасаясь, что когда-нибудь заявится Черняк и затребует эти записки, чтобы сжечь их. Но продолжал писать. Бессистемные поначалу записки не давали ему полной картины, и Егор, ориентируясь  на книгу Достоевского, стал разбивать записи на главы и систематизировать их. И очень скоро понял, что у него получается! Но… за три месяца работы он написал всего пять глав, и те не очень устраивали его. Он читал и перечитывал свои записи, и все чаще стал ловить себя на мысли, что ему нестерпимо хочется предать их огню! И понял, что вовсе не нужно участие потусторонних сил, чтобы заставить писателя обратить свой взор к огню и отправить в него свою рукопись...  Нужно для этого лишь взыскательное отношение к тому, что пишешь…

    Дни шли за днями, и скоро ему разрешили гулять…

Продолжение следует -