Глава 11

Обед для графа прошел на удивление спокойно.
Герцогиня приняла его извинения и вместо недовольства, напротив, выразила полное одобрение:
- Конечно, мне было бы приятнее провести эти часы с Вами, но я понимаю, дело – прежде всего. Я рада видеть, с каким рвением Вы занимаетесь поместьем. Это внушает мне уверенность в счастливой будущности нашего милого виконта.
Атос насторожился:
- Благодарю за лестную оценку, хотя это не извиняет моей бестактности, как хозяина.
- Пустое! Между друзьями можно не церемониться. Вы все уладили?
- Не хочу утомлять Вас подробностями.
Герцогиня улыбнулась:
- Не очень-то вежливо давать мне понять, что я несведуща.
- Простите, - граф поспешил поцеловать ей руку, - я все время невольно обижаю Вас.
- Это потому, что Вы не верите в искренность моего желания быть Вам другом.
Граф натянуто улыбнулся:
- Отчего же, я верю Вам.
- Я вряд ли сумею быть полезной в деле управления имением – Вы наверняка разбираетесь лучше. Но, полагаю, мне позволено хотя бы узнать, все ли в порядке? Ведь это естественный интерес, поскольку дело касается имущества виконта.
- О, конечно! – Атос внимательнее посмотрел на герцогиню, но она выглядела искренне заинтересованной.
Он кивнул:
- Честно признаюсь, Ваше внимание мне очень по душе. Мне было показалось… Простите…
Герцогиня указала глазами на прислугу, ожидавшую, пока господа окончат трапезу:
- Может, мы продолжим нашу беседу в другом месте?
Она почувствовала, как мгновенно напряглась его рука, сжимавшая ее пальцы, но, как ни в чем не бывало, продолжила:
- Сейчас такие теплые вечера! Мы могли бы пройтись.
- Если желаете.
После обеда они вышли прогуляться на липовую аллею. Герцогиня непринужденно оперлась на руку Атоса и, словно не замечая его сдержанности и холодного тона, продолжила расспрашивать про дела в Бражелоне. При этом она проявила достаточно осведомленности в хозяйственных делах, так что Атос был вынужден признать, что герцогиня, пожалуй, не так легкомысленна, как порой выглядит.
Постепенно он увлекся, рассказывая, какие преобразования затеял в Бражелоне, какие хитрости использовал, чтоб наладить дела, как устроил отношения с арендаторами. Никто никогда не проявлял интереса к этой стороне его жизни, да и странно было бы занимать такими разговорами светских знакомых. А герцогиня слушала внимательно, не упуская ни одной мелочи, и даже рассказала то полезное о ведении дел, что знала со слов герцога де Шевреза.
Они загулялись допоздна, и когда Атос повел ее назад, в замок, он снова напрягся. Но мадам опередила его:
- Граф, Ваше общество очень приятно, но я бы хотела сразу отправиться отдыхать. Вы не будете обижены?
- Вы устали?
Мадам виновато вздохнула:
- Вы меня простите за это?
Атос невольно улыбнулся:
- Сударыня, я Ваш слуга.
Она удалилась, а Атос еще некоторое время смотрел ей вслед, терзаясь противоречивыми чувствами:
- Играет? Но ведь она любит виконта. Пусть неглубоко, как умеет, но он очень ей дорог, в этом не может быть сомнений. Может, я все же ошибаюсь на ее счет? Она просто избалована и легкомысленна, но в душе – искренна.
Последующие дни не развеяли сомнений графа. Мадам была то сдержанной, то вдруг начинала кокетничать. А когда сталкивалась с его холодностью, удивленно поднимала брови: «Вы меня неверно поняли! Я ничего не имела в виду!»
За свою военную карьеру Атосу доводилось не раз ходить в разведку. Он знал, как обманчива бывает пустота улиц, когда спиной чувствуешь чужой взгляд и понимаешь, что в любой момент можешь получить пулю.
Сейчас он чувствовал себя почти так же – безмятежность и спокойствие герцогини только настораживали его. Но с другой стороны, он не мог не признавать, что она занималась делами виконта даже больше, чем он надеялся. Теперь они каждый день час-другой посвящали обсуждению различных вариантов, прикидывая не только, как лучше решить вопрос с усыновлением, но занимаясь и более близкими перспективами – кому виконт должен служить и как это устроить.
Атос поделился с герцогиней идеей определить Рауля к Тюренну, используя знакомство с его братом – герцогом де Буйоном.
- Конде великолепный полководец, однако, как политик…
- Но Тюренн тоже на стороне Фронды.
- Сейчас – да, но Мазарини найдет на них управу.
Герцогиня рассмеялась:
- Вы так говорите, будто Вы уже стали сторонником кардинала.
- Видит Бог, нет, но я никогда не приму положения, когда Конде или Бофор будут указывать королю. Они слишком много на себя берут, и, боюсь, ход событий будет не в их пользу. Я могу как угодно относиться к Мазарини, но сейчас, вынужден признать, он действует исключительно в интересах короля. Если и дальше он сумеет быть выше своих личных пороков, то… что ж, я соглашусь что был неправ.
- А Тюренн?
Атос пожал плечами:
- Королю нужны полководцы, а значит, рано или поздно двор начнет искать примирения. Будь я на месте Мазарини, я бы сделал ставку на Тюренна. Конде слишком амбициозен, самолюбив и овеян славой. Он уже поддавался искушению считать себя вершителем судеб государства, значит, может опять впасть в то же заблуждение. Он блистателен, но ненадежен.
- Значит, Тюренн?
- Сейчас самое время запастись рекомендациями. Пока довольно, если для начала он будет расположен к Бражелону.
- И если позже он перейдет на сторону короля, достаточно просто напомнить ему о виконте!
Атос кивнул:
- Если Бражелон не будет лично вовлечен в интриги, то ничто не помешает ему служить под началом Тюренна, как в свое время он служил у Конде.
- В конечном итоге, он всегда будет на стороне короля?
- Да, именно этого я и добиваюсь.
- Но удобно ли будет Вам обратиться со столь личной просьбой к герцогу де Буйону? Вы знаете его по Фронде, но…
- Ошибаетесь. Я знаю его давно, почти тридцать лет. Пусть мы не поддерживали тесных отношений, но я уверен, он примет мою просьбу.
- Вы когда-то оказали ему услугу?
Граф вежливо улыбнулся, но герцогиня отметила, как поспешно он опустил ресницы, пряча взгляд:
- Мадам, это давняя история и она совершенно не имеет отношения к делу. Достаточно того, что я уверен в успехе. Вам не стоит тратить на это время.
- Вы сказали «тридцать лет»? Вы знали его, когда были мушкетером? Но ведь герцогу тогда не было и двадцати!
- Сударыня…
- Тогда умер его отец и Буйон сразу стал интересен многим – еще бы! В девятнадцать  уже герцог. А какое наследство! Он везде ходил со своими сестрами. Старшая, мадемуазель де Ла Тур, была очень прелестна. От нее многие сходили с ума. Мне, помнится, рассказывали, что они часто бывали у капитана де Тревиля.
Герцогиня действовала интуитивно. Ее чутье, натренированное десятилетиями интриг, хитростей и козней, подсказывало ей, что она идет по горячему следу.
- У меня даже как-то просили совета касательно ее сердечных дел. Письмо… Да, точно! Письмо с признанием в любви! И какое!
Герцогиня с жадностью вглядывалась в глаза Атосу и с радостью заметила, как он изменился в лице. Она еще не понимала, к чему, собственно, идет, но видела, что каждое ее слово попадает в цель.
- Один наш общий друг послужил посланником от мадемуазель к мушкетеру, который завоевал ее любовь, - герцогиня выразительно глянула на графа. - Хотя признание было очень пламенным и откровенным, оно, кажется, не тронуло чьего-то жестокого сердца. Или тронуло? Я забыла.
- Сударыня, вынужден Вам напомнить, что Вы имели доказательство, что можете положиться на мою скромность. На это же может рассчитывать любая женщина.
- О, разве я вынуждаю Вас быть нескромным? Если герцог де Буйон или его родные обязаны Вам, это только укрепит мою уверенность в положительном исходе дела для виконта.
- Можете быть спокойны.
- Значит, услуга была значительной? – улыбнулась герцогиня.
- Сударыня…
- Да, я помню о Вашей скромности. Но Вы забываете, что я читала признание мадемуазель де Ла Тур.
- Тогда, простите, нескромность проявили Вы. Я не желаю больше говорить о мадемуазель де Ла Тур.
Герцогиня с деланным удивлением подняла брови:
- При чем здесь она? Разговор был о герцоге де Буйон. Вы сами заговорили о его сестре. Оказывается, Вы не так бесчувственны, как пытаетесь казаться. Если она сумела оставить след в Вашем сердце, значит, я тоже могу надеяться?
Она устремила на графа дразнящий взгляд и интимным тоном тихо добавила:
- Вы придете сегодня?
- Боюсь, я не в настроении, - Атос глядел прямо перед собой, избегая встречаться глазами с мадам де Шеврез.
- Мужчины никогда не говорят подобного, -  герцогиня с улыбкой покачала головой, - берегут свою репутацию. Но Вам нечего опасаться.
- Вашими стараниями скоро весь Орлеаннэ не усомнится в этом!
Атос тут же пожалел, что не сдержался, но от воспоминаний о приеме у де Барбье у него темнело в глазах. Однако герцогиня не только не обиделась, а напротив, довольно рассмеялась:
- Зато теперь Вы можете не сдерживать себя. Я приехала сюда из-за виконта, но, право слово, не понимаю, почему мы должны отказывать себе в удовольствии? Разве дела Бражелона как-то пострадают от этого? Но я вижу Вы сегодня действительно не в настроении. Я оставлю Вас, увидимся завтра.
Эта нервирующая графа игра продолжилась и на следующий день и на следующий…
Раз за разом герцогиня была то насмешлива, то простодушна. Комплименты оборачивались двусмысленностями, а сомнительные намеки вдруг оказывались просто неправильно понятым вопросом. Вкрадчивые жесты, соблазнительные позы, лукавые улыбки – все ухищрения флирта были пущены в ход. В этой атмосфере заигрываний и кокетства невозможно было совсем ничего не чувствовать, и герцогиня изо всех сил пыталась не упустить те моменты, когда видела слабость графа.
Каждую ночь, слушая, как скрипит ключ в двери, которую согласно приказу, запирал Гримо, Атос думал, что еще одного такого дня не выдержит. Но он никак не мог найти пристойного предлога, чтоб выпроводить герцогиню. Мысль, что рано или поздно ему придется уступить, лишала его сна, и он развлекал себя несбыточными мечтами о том, как неведомый ветер занесет в Бражелон герцога де Шевреза.
К концу второй недели граф перестал надеяться на чудо и попытался примирить себя с необходимостью оказать герцогине то внимание, которого она так добивалась. Но все же каждый раз он оттягивал решение и в тот день, когда в Бражелон явился д’Артаньян, он с утра скрывался в оранжерее, как последнем прибежище, которое вот-вот должно было стать потерянным раем.
Неожиданное появление гасконца отсрочило это событие и герцогиня, слегка раздосадованная, оставила друзей одних. Однако она не пошла к себе.
Она не узнала д’Артаньяна и приняла его слова за чистую монету, посчитав его просто посланцем Гастона.
«Он скоро уедет, - так рассудила герцогиня. – Надо только не упустить момент и не дать графу покинуть оранжерею. Я сделаю вид, что интересуюсь вестями из Блуа, а потом… На этот раз он у меня не отвертится!»
Она затаилась за углом замка и время от времени осторожно выглядывала, не выпуская из виду беседовавших мужчин. Было раннее утро, так что мадам де Шеврез была уверена, что свидетелей ее проделок не будет, но ей не повезло. Не успела она устроиться, как услышала за спиной кряхтение и тяжелые шаги.
Какая-то баба брела между кустов, выискивая сухие ветки и сучья, которые поленился убрать садовник.
Это была Симона – деревенская старуха, перебивавшаяся поденной работой. Еще она собирала хворост и всякую щепу, годную для растопки, и таскала это Жоржетте вместе с деревенскими сплетнями, за что получала стаканчик вина и ломоть хлеба. Ее всегда видели с большой корзиной, пустой или полной, если Симоне удавалось чем-нибудь поживиться.
Она была из той породы старых ведьм, которые выглядят как смерть, но способны дотянуть до ста лет и до глубокой старости сохраняют острое зрение и превосходный слух.
Симона знала, что граф не терпит, чтоб в замке болтался кто ни попадя, и, завидев хозяина у входа в оранжерею, сочла за лучшее спрятаться.
Теперь она стояла, внимательно разглядывая герцогиню, и на ее лице появилась ехидная улыбка:
- Мадам? А я Вас узнала. Ишь, платье какое! К нам комедианты приезжали, меня бес попутал – пошла смотреть. У тамошних актерок тоже платье было все такое шитое, да золотое. И…, - Симона рукой указала на грудь, - все наружу.
Она неодобрительно поджала губы:
- Граф такое не любит. Идите лучше, подобру-поздорову, пока он не прознал, что Вы тут шастаете. Все равно не возьмет в услужение, ему шлюхи без надобности, а прислуги и так полон дом. Я бы половину выгнала – дармоеды!
Она обвела презрительным взглядом окаменевшую от испуга герцогиню, и плюнула ей под ноги:
- А ведь тогда я подумала, Вы – из порядочных! Место ищете, еще Тома за Вас просить хотел. Ну-ка, проваливайте, пока я никому не рассказала, как Вы тут по кустам...
Она подхватила свою корзину и бормоча что-то под нос, осторожно стала пробираться в обход замка.
Мари де Шеврез не помнила, как оказалась у себя в спальне. Горничная вытаращила глаза, когда услышала умоляющий голос хозяйки:
- Клодет, милая, немедленно собирай вещи! Быстрее!!!
Когда из окон кареты перестали быть видны башни Бражелона, герцогиня стала дышать ровнее:
- Господи, что за проклятое место! Нет, теперь только Париж! Я заставлю его приехать, и там он заплатит мне за все!