Я видел Бога

     Память – барышня с весьма капризным характером. Порой она в одно мгновение складывает яркий, красочный пазл старинных детских воспоминаний из самых мелких, даже крохотных деталей и подробностей, а иногда, будто в отместку за что-то, надуется, отвернётся, и ни в какую не хочет первой идти на примирение. И тут уж как ты её не задобряй и не уговаривай – а всё без толку. Так и забываются ещё недавно такие лёгкие пароли от электронных почтовых ящиков, пин-коды зарплатных карт, важные даты в жизни друзей, знакомых, да что там, порой и о собственном дне рождения забыл бы, если бы не то и дело звонящий телефон – великий посредник в делах поздравительных.
     А ещё бывает, что память, словно вспышка, вдруг озаряет наше сознание и как старое доброе кино возвращает нас в уже отснятое и смонтированное прошлое.
     Так произошло и сегодня. И я чётко увидел перед собой спальный вагон рейса Полоцк-Симферополь; удаляющуюся родную станцию «Ромны»; подвижные фигурки провожающих, которые уменьшались и уменьшались, пока совсем не растаяли в воздухе, слившись с горизонтом; услышал бойкую громкую речь проводниц с лёгким белорусским акцентом. И буквально сразу же я смог разглядеть своего попутчика, хотя он и вошёл в единолично оккупированный мной вагон только спустя несколько часов пути нашей сухопутной бригантины, мерно плывущий вперёд по горизонтальным волнам бесконечных рельс. Вот только не припомню, когда он присоединился к моему путешествию. Сейчас мне кажется, что это случилось на станции «Ромодан», но, возможно, это было и в Кременчуге. Место позабылось. Как-никак пять лет прошло.
    Но всё это – лишь фон, а вот батюшку Николая я вспоминаю так чётко, словно видел его только что. Высокий, под два метра, широкоплечий мужчина лет пятидесяти с внушительной окладистой бородой, выдающимися тёсаными скулами, приветливыми зелёными глазами и собранными на затылке в хвост длинными русыми волосами. Огромные ладони сжимали скромный багаж – спортивную сумку «adidas». Мы поздоровались, но я только и мог думать о том, как должно быть жарко в это время года носить чёрную рясу до пят и о той неуместности и неуклюжести, с которой смотрится спортинвентарь в руках святого отца.
     Служитель церкви поймал мой взгляд, но вместо того, чтобы смутиться или осерчать, вдруг широко улыбнулся и, сверкнув глазами, сказал:
- В сумках всё как в людях – главное не форма, а содержание.
     Так и получилось, что смутился не он, а я. Смутился и слегка расстроился. Я человек хоть и верующий, но далеко не религиозный, поэтому слушать всю неблизкую дорогу проповеди и напутствия совсем не хотелось. К тому же, среди тех попов, которых мне доводилось до этого лицезреть, подавляющее большинство было пьяницами, наглецами и хапугами, напрочь игнорирующими те заповеди, которым сами учат прихожан.
     К искреннему моему изумлению, поучительных ноток в голосе батюшки Николая я не услышал ни разу, а тему религии он затронул лишь единожды – когда сказал, что направляется в Успенский мужской монастырь, что в Бахчисарае. Там проходит испыт послушником его старший сын, готовясь к монашескому постригу.
- Истекает трёхлетний срок его послушания. Настало время выбрать жизнь мирскую или монастырскую. А моя обязанность, как любящего отца, поддержать и благословить выбор чада, каким бы он не оказался.
     В остальном же разговоры велись о погоде, море, путешествиях и бесконечных полях подсолнухов, которые сплошным жёлтым ковром стелились за окнами, сливаясь с чистым, синим, безоблачным небом в две яркие полосы цветов украинского флага.
   Попутчик мой был человеком необычайно весёлым, остроумно шутил, то и дело широко улыбался, и в такие моменты сквозь густую тёмную бороду пробивался луч белоснежной улыбки – будто горный эдельвейс расцветал средь серых крымских скал. Что характерно, батюшка Николай был из числа тех весельчаков, смех которых - словно приглашение присоединиться к веселью, от которого просто невозможно отказаться. Так мы много смеялись, говорили, пили чай и смотрели в окно.
*****     *****     *****     *****     *****     *****     *****     *****     *****
     Какое-то время мы передвигались на юг вдвоём, пока в Николаеве к нам не присоединилась ещё одна попутчица. Точнее, сперва к нам присоединился её разнообразный багаж. Грузный, угрюмый мужчина внёс в наш вагон несколько огромных чемоданов, сумок, пакетов и рюкзаков. Почти вся ручная кладь была яркого, вызывающе розового цвета. Затем слышно было, как мужчина о чём-то говорит прямо за дверью купе. Не говорит, скорее даже оправдывается. А молодой женский голос по-змеиному шипит на него и выказывает своё искреннее недовольство чем-то.
- Интересно товарищи прощаются,- прокомментировал я.
- Есть люди, для которых подобный тон – дело обычное. Грубость часто становится привычкой.
     Девушка вошла лишь спустя несколько минут после отправки поезда. Ни муркнув ни слова, она достала из пакета какой-то молодёжный журнал и влезла на верхнюю полку, где и принялась громко, не обращая ни малейшего внимания на нас с отцом Николаем, трещать по телефону, листая журнал и выражая полнейшее презрение к попутчикам, компанию которых Её Величество вынуждено терпеть по дороге к солнцу и солёным волнам.
     Да уж, наша вагонная соседка принадлежала к числу тех современных дев, которые не просто не отличают Шопена от Шопенгауэра и думают, что Бетховен - это собака, но и искренне гордятся этим, считая себя и без того умнее и лучше всякого другого человека в мире. По какому праву они так полагают? Тайна сия велика есть, и скрывается за семью печатями от понимания нас – простолюдинов.
     Уже в Херсоне мы неожиданно получили ещё одного соседа. Всё началось с истошных воплей обычно милой и услужливой проводницы Людмилы. Потом что-то тяжёлое ударилось о наши двери снаружи и тут же шумно шлёпнулось, повалившись на пол. Когда Децибелы Людмилы достигли максимума и сорвались на визг,  батюшка Николай встал, поправил рясу и вышел навстречу этому внезапно вспыхнувшему локальному конфликту. Не знаю, что происходило в тамбуре, только спустя пару минут двери нашего СВ приоткрылись, и я услышал голос отца Николая:
- Андрюша, помоги-ка мне, пожалуйста.
    Выйдя из купе, я увидел лежащего прямо возле нашей двери оборванного мужчину, от которого за километр несло спиртным.
- Вот, - спокойно произнёс батюшка, - заяц, безбилетник. Ехал к жене в Джанкой, выпил с попутчиками, а они высадили его с поезда и обобрали до нитки. Дальше поедет с нами, с проводниками я договорился, - и он лихо кивнул на расстёгнутый кошелёк в собственной руке.
     Я ещё раз внимательно посмотрел на тело.
- Когда это он успел рассказать?
- Просто нужно уметь выслушать, - улыбнулся собеседник, - все беды людские от неумения слушать и нежелания понимать.
     Трудно передать словами негодование нашей любительницы розового гламура, когда мы втащили Пашку – так звали дядьку – и положили его на нижнее место. Было около полуночи, и она как раз собиралась отходить ко сну. А тут такое! Она ничего не сказала. Должно быть, от такой дерзости все слова вдруг выскочили из головы. Девица только резко села на своей верхней полке, сверкнула острыми зубами и заурчала, как чайник, готовый с минуты на минуту закипеть. Казалось, что сейчас из её ушей пойдёт густой, водянистый пар.
- Есть хочешь? – тихо спросил священнослужитель мужчину.
     Тот лишь слабо покачал головой и грузно повалился на своё новое ложе. Было заметно, сколько радости доставила ему эта удивительная возможность – наконец выпрямить спину.
     Отец Николай присел у его ног и принялся ловко развязывать шнурки.
- Что Вы делаете?!? – заорала девушка.
- Помогаю нашему новому другу разуться. В ботинках спать неудобно, - спокойным, уверенным тоном пояснил батюшка, продолжая свою работу.
- Зачем унижаться перед быдлом?
- А где Вы, уважаемая, видите быдло?
- Да вот же, пьяное мурло спит.
- А Вы хорошо посмотрели? Приглядитесь.
- Вот ещё. Чего я там не видела?
- Это же Бог, деточка. Я вижу в нём Бога. А Вы? – сказав это, отец Николай укрыл Павла своим одеялом, весело подмигнул мне и полез на верхнее место.
     Девушка фыркнула что-то на одной ей понятном языке, и быстро отвернулась к стене.
*****     *****     *****     *****     *****     *****     *****     *****     *****
     Павел слегка проспался и вышел в Джанкое. Попутчица больше не снисходила к разговорам с нами - недостойными, а мы с отцом Николаем сошли в славном городе-герое Симферополе, проследовали через подземный переход к главному зданию ж/д вокзала с красивыми,  высоченными декоративными потолками и прошли мимо небольшого, выполненного под мрамор фонтана, к кассам автобусного парка.
     Здесь я взял заветный билетик в Коктебель, а батюшка – в Бахчисарай. На прощание мы пожали друг другу руки и пожелали счастливого пути.
     Я сел в маршрутку и отправился на встречу с чудом. Постепенно многочисленные новые впечатления вытесняли предыдущие, пока они совсем не потерялись под толстым слоем пыли повседневности. Так я совсем позабыл и ту поездку и весельчака-попа и его странную шутку, сказанную гламурной фифе с верхней полки.  Позабыл, быть может, для того, чтобы с новой силой вспомнить сегодня …
*****     *****     *****     *****     *****     *****     *****     *****     *****
     Возвращаюсь вечером с работы тенистым прохладным парком. По-весеннему щебечут птицы, а на одном из деревьев мне даже удаётся заметить рыжую проказницу белку, что, как всегда, приводит меня в неописуемый, детский восторг. Исхоженная тропинка внезапно обрывается и превращается в тротуар. Это центр нашего города. Майский день на редкость солнечный и нежный. На небе ни облачка. Зато вокруг очень людно. Заботливые мамы гуляют со своими детьми, старички играют в шахматы и читают газеты на лавочках, компании молодых людей хохочут то тут, то там. Пахнет молодой травой и цветущими деревьями.
     Словом, город наконец встрепенулся после долгой зимы.
     Во всей это идиллической, почти райской картине, моё внимание обращается к маленькому белому комочку, отчаянно трепещущему возле мусорного бака. Это голубь запутался лапкой в каких-то нитках и всё никак не может освободиться из коварного плена. Многие люди, как и я, видят то, что происходит, всем нам жалко птицу, но прежде чем мы удосужились что-то предпринять, грязные сморщенные ладони быстро схватили голубя и крепко прижали к лацканам старого разодранного пиджака. Это бездомный дедушка, один из тех, которые порой собирают бутылки и проверяет мусорные баки в здешних местах, сжал в ладони птицу, аккуратно, почти ювелирно, высвободил её из ловушки, поцеловал в клюв, и резким движением подбросил вверх. 
       Голубь быстро взмыл в небеса, и очень скоро присоединился к стае, грациозно кружащей над городом в поисках пропитания. В глазах старика на мгновение сверкнули слёзы. Я смотрел на него: оборванного, грязного, небритого, сутулого, явно много и беспробудно пьющего, и вспоминал слова отца Николая о Боге, который живёт в каждом из нас, не зависимо от того, кто мы, и какой дорогой идём.
*****     *****     *****     *****     *****     *****     *****     *****
     Размышляя обо всём этом, я совсем не заметил старого знакомого, который чуть не сбил меня с ног при встрече.
- Привет! О чём так замечтался, что друзей не узнаёшь?
- Знаешь, я только что видел Бога.
- Чего?
     Мы заходим в ближайшее кафе, берём по большой кружке кваса и я собираюсь ему рассказать о произошедшем. С чего же начать? Ах да: «Память – барышня с весьма капризным характером …»