Сказки ламантинов

М.               

Впервые за долгую зиму в темноту комнаты сквозь заледеневшее окно прокрался солнечный свет. Он проскользил по стенам, укутанным паутиной, блеснул в пыли хрустальной люстры и улегся, свернувшись клубочком на подушке возле головы Бо.
Бо открыл глаза, недоверчиво поглядел на внезапно наступившее утро после сотни лет тьмы. Долгая зима приучила его не доверять первому попавшемуся солнцу в его постели. Но тут всё было предельно ясно. Зима отогнула край одеяла и выскользнула наружу.
В комнате пахло мокрой древесиной, холодом и молоком. Так всегда пахнет в старых деревянных домах после зимы.
Бо тихонько вылез из кровати, подошел к окну и отодвинул тяжелую занавеску. Снег таял и кое-где была даже видна свежая зеленая трава и кустики клюквы, что посадил Бо прошлой весной.
На цыпочках, чтобы не спугнуть из комнаты то маленькое чудо, забредшее к нему случайно, чтобы не прогнать до конца волшебный сон, снившийся ему всю зиму, он подкрался и отворил тяжелую дверь на небольшую веранду. Она была выкрашена в цвет голубого летнего неба, на полу лежали пожелтевшие еловые иголки и сухие листья. Возле окна на столике стояла баночка забродившей клюквы с сахаром, а рядом свернутая несколько раз бумажка, прижатая керосиновой лампой.
Бо подошел к столику, развернул бумажку. На ней кривым почерком, смешными буквами, была написана строчка из старого стихотворения, которое он читал прошлым летом:
"Я в марте сорвусь. Обещаю. Встречай меня."
Бо улыбнулся своей особой улыбкой, которая появлялась у него только когда он читал  письмо со столика каждую весну.
Такие письма  всегда оставляла ему Лю. Она уезжала в южные города в холода. И на столике, когда он засыпал на зиму, никогда не было никаких писем, никаких ламп и никакой клюквы. А Лю была маленькой волшебницей и каким- то образом заставляла эти лампы и письма появляться там каждую весну снова и снова, из года в год.
Бо достал с антресолей свой рюкзак в мелкую черную полоску. Сложил в него старую записную книжку с орешками на обложке, баночку клюквы и письмо. Он открыл дверь на улицу и впустил в Старый дом этот странный запах новой весны.
За углом стоял еще снежный велосипед, на котором Бо, прихватив керосиновую лампу, выехал на узкую протоптанную кем-то сквозь лес тропинку.
Уже совсем летнего цвета земля делила параллели со снегом и мхом. Кругом ни души. Все  друзья просыпались позже.
Велосипед скользил на снегу, ели хранили опасные запахи зимы, но солнце уже играло в их ветвях.
В голове Бо шуршали ветер и музыка. Он был влюблен. Он был грустен и был весел. Он тихонько скулил от скуки по Лю и от любви к ней. Когда ее не было рядом, мир Бо немного двоился. Он жил за двоих. Иногда включал старое барахлящее радио и танцевал. Как бы один, но на самом деле с ней. Тихими вечерами, когда сон еще не приходил к нему, а Лю уже ушла, он писал стихи, и все стихи были ей. И хранил ее вещи, не менял местами сотни мешающих тюбиков на краю крохотной ванной. Он каждое утро смотрел кино в своей памяти, как Лю красит ресницы с утра, как смешно щурится, как добавляет изюм в утренние хлопья.  И порой забывал из своего кино вернуться в жизнь. Лю была странной. Он никак не мог ее вычислить.  Она была сочетанием противоположностей- и слабая и сильная. Бо вечно хотел ее защитить, и обнять, и сказать, что все будет хорошо. Но при этом не мог избавиться от чувства, что она сама кого хочешь обнимет, и вообще все знает. И что все будет хорошо- тоже. Бо хотелось говорить, говорить, говорить с ней. И молчать с ней тоже хотелось. Лю единственную во всем мире научили молчать "по-нужному". Никто никогда не умеет молчать, все умеют только говорить, а она нет, она и это умеет. Бо никогда не был сентиментальным, но она всегда случайно и безошибочно находила в нем ту самую нотку, на которой он замирал от всего, даже от цвета ее глаз. У Лю были глаза цвета тающего льда на лесной реке: когда на дне растут зеленые мягкие водоросли, а вода кристально чистая и сквозь нее- такое мокрое солнце.
Каждый раз Лю уезжала и прощалась навсегда. Никогда не оставляла надежды на возвращение. И Бо немного боялся, что записка ничего не значит и он напрасно едет ее встречать. Бо всегда боялся этого.
Велосипед тихо поскрипывал, из под колес летели шишки, еловые иголки прижимались к земле. Вдалеке показалась тонкая полоска залива, и запах леса смешался с запахом моря.

Бо сидел возле воды на едва отогревшемся пляже. Рюкзак в мелкую черную полоску лежал на спицах велосипеда и хранил в себе запах прошлого лета, сахарных трубочек и ракушек. Он зажег керосиновую лампу и стал ждать.
Бо листал записную книжку с орешками на обложке, хранящую море старых фотографий чьих- то улыбок и первой желтой травы осенью. Была фотография родинки Лю в форме алмаза на запястье левой руки и фотографии вечернего костра.
Бо просидел так до вечера, ел клюкву, вспоминал лето и сказки Лю про ламантинов из залива, которые знают о любви больше, чем кто- либо еще. Изредка он вставал и бродил по ледяной воде, пускал розовые ракушки между пальцев.
И так прошел день, и так прошла ночь.
И вот на рассвете, он вдруг почувствовал это. Повеял такой особый ветер с залива.
Бо слушал, как тысячи маленьких зверушек просыпались под слоем берегового мха. Слушал, как скрипят их коготки, как они шуршат, потягиваясь, и как тихонько переговариваются между собой. На горизонте показался крошечный огонек и Бо с облегчением вздохнул. Лодка медленно приближалась, и уже можно было различить в сумраке очертания керосиновый лампы и силуэт Лю, укутанный в дорожный плащ.
Бо ощутил, как тьма, покинувшая его дом, покидает и его самого, и уступает место чему-то теплому, светлому, родному. Он праздновал приезд Лю, праздновал отлив и встречал новую старую весну.
Маленькие моховые зверушки вылезли из своих домиков и затаив дыхание смотрели вместе с ним на приближающийся огонек и на первый в этом году рассвет.