Сказка

 
1. История.
 
Променял я на жизнь беспросветную
несусветную глупость свою.
В. Высоцкий.
 
В каком-то тридесятом измерении, возможно, что и в нашем, жил-был, поживал и добра наживал во всех отношениях прекрасный Разбойник. Он достиг такого мастерства в своей области, его карьера продвигалась настолько стремительно, что он уже мог бы скоро стать и министром, да только вот работу свою он не любил - все мечтал сменить на что-нибудь попроще. Это был достигший многих сроков тюрьмы рецидивист, что удавалось не каждому, и многие ему завидовали. У него дома собралось множество литературы о законах, он уже много знал в этой области и имел большую практику. К нему то и дело приходили люди за помощью, и он никому не отказывал - каждому всегда подробно объяснит, как будет справедливо в каком-либо случае, как сделать так, чтобы меньше сидеть в тюрьме или работать на каторге. Его уважали и любили соседи, увлекательно и интересно проходили консилиумы, которые собирали его коллеги... и так до следующего раза пока не придет кто-то и не покажет документ "зафиксировано допущенное Вами нарушение там-то и там-то..." И на Суд. Он сорвется с места с радостно блестящими глазами:
- Где?
И вид у него в эьтот момент - ученого, нашедшего интересный случай, чует он продолжение... Потом без него долго скучно, а потом - вновь появляется и рассказывает, чего делать не надо...
 
    Конечно, вы спросите - что бы это значило?
А все проще простого: в той стране основы права, кодекс и другие подобные предметы изучали уже после совершения преступления и суда, и то - по желанию. Не хочешь - не усваивай, не знай, за что тебя наказали. Когда-нибудь надоест и начнешь изучать, если доживешь. При выходе из мест заключения выдавались методички. Видимо, считалось, что теорию от практики отрывать нельзя, не усвоится.
 
    И общество в той стране насчитывало три основных класса: Потерпевшие, Озверевшие и Приложения.
    Потерпевшие были единственными, кто выносил из своего опыта нечто полезное, а не только травмы и шрамы. В местах изоляции и отработок делалось все для преобретения конструктивных знаний - там существовала расширенная систкема образования, медицинской помощи и производства украденных или утраченных в процессе аварии вещей. И пожелавшие изменить себя выходили оттуда посветлевшими, знающими специалистами в разных областях. Они учили, лечили, управляли государством на разных ступенях и в разных званиях, в зависимости от компетентности. Когда их опыта недоставало, они снова ошибались, попадали на Суд, и снова учились...
    второй класс - Озверевшие - отличались от Потерпевших только нежеланием это делать. В исправительных местах они жаловались на судьбу, сидели, мрачно согнувшись, по углам, совершали новые ошибки и получали все новые и новые работы, непонятные и неприятные.Многие однажды решали идти по пути Потерпевших, а многие так и зверели до конца своей жизни.
    Легче всех жилось Приложениям, но до определенного предела. Эти граждане за свои ошибки несли минимум ответственности, потому как ничего не делали по своему усмотрению. Они с самого начала подчинялись первому встречному руководителю, которому были полезны и и которому подчиняться было не сложно. Они плыли по жизни, как цветы по воде, получая наказание и обучение только от своего начальства, по мере необходимости. Этих спящих быстро выпускали, и плыли они сеьбе дальшеи все для них было само собой разумеющимся. По-настоящему трагичной была для них только свобода действий.. Были среди них труженники самых рвазных направлений, часто в их класс попдали бывшие Озверевшие, до конца утратившие свою свободу. А некоторые из них, бывало, просыпались, бежали в Суд каяться, бить себя в грудь и слезно просить искупить свою ошибку обучением в университете либо консерватории с последующей практикой в больнице или на заводе.
    Все эти, довольно мирные, жители, всегда где-нибудь работали или развлекались. Работали они в основном над собой, совершенствуя собственную жизнь и ее понимание, а развлекались общественно-полезным трудом, когда уставали от работы и хотелось расслабиться, посадить, к примеру, соседу огород или сделать еще что-либо хорошее.
   
    Это была одна из самых развитых цивилизаций, которая дошла до такой жизни самым что ни есть естественным путем - через преступления и наказания.. Были в ее истории самые разные вещи, но кардинально измениться в последний раз ей пришлось перед самым крахом, когда... Да зачем об этом, дело прошлое. Долго тогда каялись все, рассказали всем и все о своих и чужих ошибках, и как-то полегчало. Чего об этом вспоминать, и так еле выбрались.
    Все теперь о этом забыли давно. Теперь тяжелее всех работать и меньше всех развлекаться приходилось так назывемым Инфоманам, или их еще называли Радистами. Это были люди исключительно из числа Потерпевших (Озверевшие и Приложения к такой работе были неспособны). К Радистам относились особенно бережно, и потому сажали вне очереди, по первому требованию, а также пропускали без ограничений везде и всюду, и благодаря этому именно они чаще всех и ошибались - ведь им было особенно легко заблудиться.
    Работа их заключалась в откапывании информации из других миров и донесении ее понятным языком до соотечественников. Это были люди с врожденной или приобретенной зависимостью от такой деятельности, без нее они чахли, становились Озверевшими или Приложениями и умирали. Правда, случалось, что гибли от чрезмерного количества такой работы, но это случалось нечасто. В основном, это были ученые-исследователи и деятели искусства, которые не могли без этого жить - хлебом не корми, только дай полазить Бог знает где. Иногда они писали странные и страшные сказки о мирах вроде нашего с вами...
 
    А теперь перенесемся к началу этого оптимистичного повествования. К чудесному Рецидивисту, знающему и мудрому. Он как раз и попал туда из какого-то, похожего на наш, ненормального мира, о котором впоследствии много писал и говорил. Его все время тревожила память об этом мире, все время хотелось передать кому-то опы и знания свои, вынесенные из прошлого, которое не изчезло бесследно и сделало его Радистом на всю жизнь. Не получалось отвлечься не физическим трудом, не умственным, он все шел и шел в поисках новогоучился и выходил, однажды нарвался на непонимание и уже стоял с протянутой рукой, пока другой какой-то Радист не протянул ему руку, и за чашкой чего-то вкусного и горячего Радист поведал ему свою историю. Как летел сквозь миры и пространства, как не мог понять, куда попал, как все юные годы почти просидел в дурдоме за изучением основ права. Потом попался за неумение правильно разводить краски и бесконечную порчу собственных холстов, отбывал длительное, добровольное и плодотворное обучение в этой и смежных областях, но еще и после всего этого умудрился лечиться в Травматологии Цели с сильным нарущением логически-опорных связе    й от несчастной любви.
- От...чего? - удивился Другой Радист.
- Несчастная любовь. Это понятие из того, другого мира... Сейчас попробую объяснить.
    И попробовал, но почти безрезультатно. Они поспорили о причинах и следствиях, Другой Радист доказывал, что эта самая несчастная любовь и есть нарушение логических связей, или возникает как результат их, но уж никак н может быть причиной, хотя и вызывает вторичные явления, имеющие, в свою очередь, тоже свои последствия...
 
2. Любовь.
 
Сигнал к атаке - три зеленых свистка вверх.
                Из анекдота.
 
Однажды, например, после захода Солнца и восхода Урана, Другой Радист, имя которого От, переводил из какого-то измерения достаточно сложную мелодию. Ее было очень плохо слышно из-за ментально-мировоззренческой дисгармонии какого-то модельера на другом конце планеты, спящего с нестабильной скоростью в переходных слоях неадекватной ему информационной картины, но От все же сумел через все это пробраться без повреждений и словесно-речевойсистемой своего сознания поймал бело-синий мотив, идущий очень издалека, в такой форме:
Небу дурно от звона
оборванной цепи следов
планеты испорченных телефонов
и спутанных проводов.
Ты шлешь команду: Зеленый!
появится вдруг Соленый.
Пошлешь команду: Любимый!
Появится вдруг - Гонимый,
за ним появится Мнимый
под тем же шифром, что тот.
А если позвать: Зеленый!
он скажет: я Житель-с- Клена.
И он не туда идет.
Повсюду слышится моно,
и в небе дурно от звона
оборванной цепи следов
Планеты испорченных телефонов
и Спутанных проводов!
И -сдерну с розетки страсти я,
и, что бы они не сказали -
я вызываю Мастера!!!
Со свечкой и со слезами.
Но сново слышится моно,
и больно ушам от звона:
ведь я вызываю Мастера
со своего телефона!..
Не зная, что нас исковеркало
и почему мы тут,
я долго смотрю в зеркало,
смотрю, под каким я номером,
думая, где его ждут...
где мой номер валяется,
кто в нем в депрессии шляется,
и по какому номеру
я звоню целый день...
Но, какой не надень -
каждый номер - не твой!
Каждый звонок - сбой.
Постой.
Пойду-ка я умываться,
начну-ка я раздеваться,
чтоб просто в рубашке, без номера,
ночью стоять на мосту.
и , зная дорогу, по миру,
так я в ней и пойду.
И, сколько хватит души, я
стучусь в напавленья чужие,
распутываю провода...
Не потеряться в их роще бы
по пути,
а к колоколу на площади
подойти,
и пару минут украсть бы,
чтоб крикнуть : не вызвать нам Мастера!
Никогда...
В два голоса будет громче,
ведь ты ничего не корчил,
ты шел мне навстречу, прохожий,
в каких-то кальсонах тоже
к колоколу - ведь да?
Значит, мы нынче у дел:
хоть колокол уцелел...
 
- Сложный случай, правда?
- Знакомый случай.
Они посмотрели в окно, и От продолжал. Ему слишком много пришлось поработать над передачей этого мотива другим мирам, способным что-то сделать, но там информация настолько обобщилась, что они не поняли, что с ней делать - они приняли эту картину за прекрасное, переливающееся всеми цветами радуги даже в темноте, ювелирное изделие, послали миру-источнику мотива большой букет ментальной энергии в подарок, на что тамошние Радисты, если они там есть,ответили попыткой возобновить переговоры, и контакт продолжается до сих пор. Беда только, что, если он хоть раз возникает, с человеком начинают твориться невообразимые вещи, и информация из другого мира не распространяется дальше, или идет в искаженной форме. Видимо, контакт должен быть налажен с каждым жителем в отдельности, а это... в общем, открытый это вопрос...
    От прослеживал ход налаживания контакта, но в это время на другом конце планеты модельер снова подумал какую-то глупость,и От занесло в крематорий, откуда он выбрался, чуть не сломя себе голову, и опомнился в лесу, на берегу живописного водоема. Настроение лягушек успокаивало его.. Нужно было снова приходить в себя по спокойному белому луу. Этого луча нигде не было видно, но в двух шагах светилось что-то странное, и От пошел посмотреь. И наткнулся на кого-то, очень похожего на русалку.
- Здравия желаю! Местная?
Русалка посмотрела на него странно, и сказала, что заблудилась в каком-то звуке и теперь никак не может прийти в себя. Нигде нет ничего своего, и вот только что-то белое светится за соседним деревом. Она думает - пойти или не пойти посмотреть7
От обрадовался невообразимо: это было то, чтьо он искал.Тот самый белый Луч, который приведет его домой! Он кинулся туда и заслонил его от русалки своей тенью. И тогда за белым лучом проявилось то, что ей было нужно. И с тех пор они стали вместе искать себя.
Только гораздо позднее От понял, как рисковал. Если бы он ошибся, и там оказался мираж какойнибудь, можно было запросто, например, упасть с обрыва... А впрочем, у миража совсем другой звук...
 
    А наш Радист, которого, кстати, звали именем Эда, рассказал ему свой пример этого явления. Был он еще не совсем нормальным, сразу после того мира, нашел существо несчастнейшее, хотел помочь, отдал под Суд, да не рассмотрел только, не знал тогда, что это неисправимое приложение из числа Озверевших, и сделать тут ничего нельзя. И был обвинен за грубое вмешательство в частные дела ее начальства, попытку разбоя и насилия над свободой выбора и волей риложения. Здесь никто не мог разобраться очень долго, Приложение шипело и кусалось, и постановили, наконец, оставить его в покое. Заодно Радиста предупредили о непревышении степени компетентности в общесоциальных вопросах. Он чуть сам после этого не подлся за ней следом в Приложения, но ему осторожно помогли в Травматологии Цели...
    В общем, мытарству было много, а теперь вот и занимается он переводами новостей откуда не возьмись. И все посматривает на одну планету - все кажется, что чем-то знакома ему эта планета. И все пытается поймать оттуда какой-то луч, и перевести его на свой язык. Первые две попытки он уничтожил, после третьей остался один в мире - ну и вот сидит теперь тут, с Другим Радистом...
И вдруг пришло в голову:
- Может, ты поможешь мне перевести Луч?
- Почему бы и нет, попробуем. А если не получится, придет Еще Один Радист.
 
 
   3.Война.
 
Не бойтесь чумы. не бойтесь сумы,
не бойтесь мора и глада,
а бойтесь единственно только того,
ко скажет: "я знаю. как надо"...
А Галич.
 
    Тихо-тихо подобрался к Радисту светло-зеленый Луч... На бумаге стали появляться друг за другом бессвязные буквы, слова, знаки, которые выводила его рука. Опять он ничего не мог понять, но в том уже, что ему помогал Другой Радист, уже была какая-то надежда. И светлее голова, и больше оптимизма и силы. Он чувствовал, что вот-вот...
И вдруг его дернуло, мимика на лице изменилась, а рука начала рисовать какую-то картинку. Потом Луч медленно побледнел и ушел. Радист схватился за голову, он уже знал, куда надо бежать - в отделение Травматологии Цели. к тому врачу, который го когда-то спас, а если уже поздно - то к главному. В крайнем случае, его пропустят и в Хрустальный Дворец...
    Главное - сохраниттся сейчас самому. Кроме него никто не сможет никому ничего объяснить. А может, сначала к Радистам? Но выяснять, что они знают, и знают ли что-то, было некогда.
Если знают - они побегут туда же. Пока, на всякий случай, он пошлет сильный внеочередной сигнал тревоги, который в речевом отделе их мозга примет соответствующую форму сам.
    И очень скоро Радист был уже в отделении.
 
Доктор Лан - человек неопределенного возраста с длинными светлыми волосами и короткой бородой. Его лицо выражало всегда одно и то же - глубину звездного неба. Все, что происходило внутри этого существа, почти никогда не выражалось в мимике. Было такое впечатление, что эти светящиеся неземной силой глаза всегда, во всем, при любых обстоятельствах, опирались на что-то высшее и незыблемое, в них был неисчерпаемый источник оптимизма - не поверхностной доброты, а какой-то теплой глубинной мудрости. Наверное, в нашем мире все это бы выглядело пугающим контрастом с внешностью человека всего-то лет тридцати пяти. Такие глаза бывают - в старости.
 
Он недавно вышел из очередного добровольного заключения, где искал ключи к одному тяжелобольному, с которым пришлось здорово повозиться. Стол был полон набросков теоретического характера, но информации катастрофически не хватало. И Радист Эда часто специально для доктора Лана з-акапывался в самые странные уголки Мироздания...
 
    Вчера Лан снова был по уши занят одним больным. Чего только он не пробовал!
Одним из лучших, изобретенных им еще в молодости, методов, был метод синтетического перевода. Суть его была в том, что человек смотрел серию художественных кинофильмов, а а приборы фиксировали в это время соответветствие всплесков жизненной активности разным фрагмента, после чего фрагменты отбирали, сортировали по темам особым сложным образом, синтезировали, повторяли процедуру сначала, отпускали больного на свободные контролируемые реакции, снова фиксировали множество сигналов... В общем, сложная работа, статистика, но результаты получались отличные - больной приходил в себя и вскоре уже знал, чего желает от жизни и куда идет. Конечно, помимо этого, с ним работали и другие специалисты, и обычно внутренние удавалосьуладить, не доводя до тяжелых реакций. Крупными логическими разрывами с потерей личности занимались в отделении 2, для которого доктор Лан и бился теперь с новым гравитационным методом. основная проблема состояла в опасности нарушить пространственную структуру, "вытенившую" отдельные составляющие структуры жизни больного в далекое будущее, с которого он, собственно, и транслировал информацию в форме невообразимого бреда за неумением сделать это иначе. Это были будто частичные, неумелые, преждевременные Радисты, которые создавали сильное напряжение в своем сознании и окружающем мире, и реакцию, напоминающую реактивный выброс механизм которой требовал информации, на порядок, или даже несколько, выше уже существующей. Людей нужно было осторожно вернуть - так, чтобы возврат отделившейся части не нарушал общей картины пространства-времени, а основные, решающие процессы происходили внутри больного, и внутренними были все движущие силы восстановления, а функция врача оставалась вспомогательной. Но что можно сделась с тем, кто не слышит, не способен беседовать с обратной связью и способен только бесконечно транслировать одному ему известную информацию из невероятно уголков далекого будущего?
Лан был занят всем этим по уши, подбирал цвета, звуки, картины, даже кулинарные блюда, вибрации невоспринимаемого диапазона, но все побаивался побочных пространственно-временных реакций, которые могли произойти неизвестно где и когда. Необходимо было войти, вписаться, стать одним целым со всем этим, звеном цепи... да он сам не знал, чего именно, но это должна быть цепь другого, высшего порядка...
    Лан так глубоко задумался, что не заметил, как вписался. Перешел куда-то, и ему показалось, что ответ найден. Светло-зеленый луч, идущий в неизвестность, далеко-далеко... Доктор растворился в нем и своих мыслях, откинулся на спинку дивана. Когда проснулся, около него сидела сотрудница со светящимися украшениями в волосах, спокойно ожидая его пробуждения.
    Он уже знал, что делать. Знал, что делать в обоих отделениях, и первом, и втором... Он говорил, чувствуя луч, излагал, доказывал, в голосе - сила, в глазах - блеск...
    А на лице сотрудницы росло недоумение, переходящее в страх. Она ведь давно знала лана, кто ж его не знал, его все уважали... конечно, она пыталась понять, и, чем больше вникала, тем яснее становилось, что доктор прав, тем больше росло желание убедить в этом окружающих... Головокружительная теория оттеснила весь реальный мир...
 
    Таких красивых цветов, таких вообще растений, трав, птиц с почти человеческими голосами, какие были на территории Травматологии Цели, мы не видели и не увидим. Радист Эда снова понял это через весь образовавшийся с голове сумбур - никогда не мог быть к этому равнодушным. Он поблагодарил Солнце, но ворвался в отделение без букета и даже без приветствия.
    Радист уже знал - все сотрудники заражены информационным вирусом, тяжелейшим поражением Цели, гравитационной деформацией невиданной силы...
    Надо всеми силами остановить процесс, и при этом защитить себя.
   
    Главной защитой было молчание. С больным ни в коем случае нельзя было вступать в любой информационный контакт, даже с его мыслями - и то нужно было обращаться крайне осторожно, хотя главным каналом были слова. Суть чего-то подобного в нашем с вами мире издавна выражалась формулой "с дураком свяжись - сам дурак будешь". Надо было срочно предупредить доктора Лана.
    Подумать только! Эде стало страшно. Тяжелые поражения Цели у сотрудников отделения Травматологии Цели! Зараза распрстранится на всю планету, делая ее нежизнеспособной. Бог знает, откуда этот вирус взялся, но он легко проходит сквозь миры, постоянен в любом времени и поэтому может быть принесен откуда угодно и распространен везде и всюду.
    Действие вируса заключается в переориентации программы жизни больного на полное подчинение программе источника заражения, в свою очередь, подчиненного такому же миру больных... ни конца, ни края...И никто больше никогда не узнает, к чему стремился в жизни и чего хочет на самом деле. И они станут планетой Приложений, они не будут сами знать, что делают, они будут сеять вирус и убивать миры других...
    Эту информацию Эда получил от Светло-Зеленого Луча, но совсем не того.
Другой, более высокоразвитый развитый мир сообщал, что один из их специалистов по другим измерениям, вроде здешних Радистов, подхватил где-то эту поломку, ошибку, изменяющую всю дальнейшую логическую линию, легко передающуюся через Луч, тоже светло-зеленый, но имеющий характерные отлиительные признаки. И единственная защита - отсутствие информационного обмена.
    Больные должны молчать и смотреть на солнечный свет. Чрезмерную активность необходимо ограничивать, и к этому должны подключиться здоровые сотрудники Травматологии Цели, но молча. Больные не агрессивны, но с повышенной потребностью в контактах, при практически полным отсутствием личной инициативы. Их единственной целью становится - убедить других в своей правоте, тем самым распространяя вирус. Это становится жизненной необходимостью. Ограничение контактов быстро приводит к общему истощению и заметному упадку сил, при котором сохраняется единственное стремление - доказать. Кому угодно, всему миру - доказать свою правоту в чем угодно. Если это удается, больные быстро восстанавливаются, оживляются и набирают в весе. Целью и смыслом их жизни становится теперь - доказать.
Такие люди, за исключением заметно исчахнувших, часто представляют интерес, и трудно не вступить с ними в споры. Хотя единственной профилактикой для здоровых и единственным спасением для больных - молчать и смотреть на солнечный свет.
    существуют мирыЮ, где практически нет здоровых, и больные чем-то вроде информационного бокса постепенно выравнивают логические цепи друг друга. Это объясняется способностью вируса мутировать при размножении, создавая взаимно враждующие ветви. Сталкиваясь, они уничтожают друг друга.
Т.к. миры не представляют собой замкнутые системы, их эволюция невероятно сложна, учитывая постоянный приток новых форм вируса... и еще Эде сообщили, что на его планете таких очагов заражения - не один, он что-то упустил, пока расшифровывал Луч.
    Нет. Доктор Лан поймет, вся Травматология Цели должна это понять, иначе их прекрасная жизнь очень и очень скоро прератится в кошмар! Все сойдут с ума...
    А, собственно, почему он, Эда, так стремится это доказать? Зачем так бежит? Не пора ли посмотреть на солнечный свет без мыслей и слов? Как отличить свою Цель - от не своей?..
    Эда сел на всякий случай посмотреть на свет, прежде чем зайти к доктору Лану.
    И - что там в Хрустальном Дворце?..
 
    По его глазам Эда понял, что поздно. Дальше могл быть только бессмыслица, причем бессмыслица опасная. Однако любовь - не быссмыслица не меньшая, с любым чужим человеком все обернулось бы иначе, но здесь Эда решился...
    Невероятно трудно передать их разговор, когда каждый доказвал что-то свое. Эду медленно начинало обволакивать лучом доктора, он уже начинал кричать и нервничать, Лан успешно соревновался с ним в этом, двери открывались и закрывались, кто-то заглядывал в комнату, но это было не важно, как и все остальное... Вдруг Эде удалось попасть в паузу ритма пульсирования Луча. Он расширил эту паузу и быстро надел ее на голову доктору, доктор замолчал и схватился за голову. Пауза росла, углублялась, сила Жизни Эды и доктора расталкивала ее границы во все стороны, пока, наконец, друзья не остались в одном пространстве, не разделенным ничем зеленым... Эда борился к окну, открыл шторы, успел крикнуть:
- Солнце!
И сделал сложный жест двумя руками, одновременно останавливающий и направляющий за окно...
    Вошла женщина, первая сегодняшняя собеседница Лана. Через некоторое время молчала и она. Эда взял ее за руку и вывел из комнаты. И тоже ушел. Во двор, к цветам. Но и это не было мыслью.
 
    Через месяц молчания эда ашел в консерваторию, к музыкантам, сел за какой-то неизвестный инструмент и проиграл на нем все, что знал. Музыканты взяли свои инструменты и ушли.
    Эда зашел к художникам и нарисовал им все, что знал. Художники замолчали, а потом, также молча, сели за свои мольберты рисовать.
    Эда зашел Хрустальный Дворец. Там молча сидели люди и смотрели в прозрачный хрустальный потолок. Эда сел рядом. Вошел доктор Лан и присоединился к ним.
    Потом над потолком в небе взошла какая-то звезда, похожая на солнце, и свет пошел в зал...
 
    Эпилог.
 
    Многих из этого мира уже нет в нем. Цивилизация перешла на другой уровень. Единственное, что о них известно - Радисты там нынче заняты паузологией солнечного света. Кстати, вот и пауза...

96г.