ПАПА

Когда я родилась, он был в командировке. В одной из миллионных – обычных – постылых – привычных ...
В нашем архиве сохранилось коллективное письмо маме в роддом от сотрудников папиного управления. Скопом извиняются, что «услали начальника», чуть не рассчитав времени родов.
Фраза одного накладывается на фразу другого, превращая записку в месиво. Сумбурное дурашливое месиво письма я разбирала, словно берестяную грамоту.
Обалдев от вины, радости извиняются, что муж (мамин), отец (мой), начальник (их)  в глуши, а не под арбатскими окнами  роддома. Папины подчиненные в этом «зазеркалье» ЖИВЫЕ на крошечном островке человеческого в пространстве одного из самых жёстких министерств Советского Союза.
Знаете, что папа возглавлял на момент моего рождения? Сядьте, дорогие мои: контрольно-ревизионное управление Министерства финансов СССР.

 ... оставайтесь сидеть ...  Мой «умывальников начальник» не был членом партии и не имел законченного высшего образования (из лишенцев).
Когда я его спросила, кем работает, ответил «бюрократом». Я ничего не поняла и переделала "виноградом" - ему понравилось, так потом всем и представлялся.

Когда папа бывал в командировках (неважно в ближнем Подмосковье или дальнем зарубежье), я в обязательном порядке через день получала письмо или бандерольку. Если письмо задерживалось, в семье начиналась паника: у папы нелады с сердцем.
Кстати первое письмо от него получила ещё в роддоме: отдельное письмо написано маме – отдельное мне в первые дни жизни».

В Москву примчался через пару дней – мы ещё пребывали в «имени Грауэрмана». Сохранилось письмо, где он расписывает, как с приятелем торчали в ресторане «Националь», не особо понимая, как оно теперь будет.
Дело в том, что у папы в очень зрелом возрасте родился единственный человек на земном шаре, кто связан с ним кровным родством. Дочка. А с мамой они разошлись через полгода после «имени Грауэрмана» без конфликта – просто чересчур разные, пошли каждый своей дорогой. Оставались друзьями, язвили оба относительно друг друга. 

При «разделе имущества» меня по суду «отдали» маме – жила я с папой. Никакого психологического экстрима: все счастливы и замечательно общались.
Период, когда они были вместе, я не помню - они, как мне кажется, тоже не особо запомнили. Все последующие годы я перемещалась от одного к другой на папиной служебной машине. Будни – в коммуналке, где няня и соседи: есть кому присмотреть, накормить, приласкать, отругать и отмыть. Двое соседок (баба Саша и баба Ида) заменили родных бабушек, которых я на фотографиях даже не видела. Выходные – у мамы.

Письма его в роддом маме и мне я лишь слегка отредактировала для повести, которую написала много лет спустя. Написаны обеим: маме - свое, дочке - свое.

Так маме в письме он писал: "Не волнуйся, что не приходит молоко. Я накупил всяких книжек - там написано, что молоко может появитьcя через несколько дней."
А дочке в письме: "Ну что тебе стоит пососать. Закрой глаза и пей как лекарство. Это ж всего годик -  после никогда эту  дрянь в рот не возьмешь, если не нравится".

Маме: "Не поручай Нюсе (первая из длинной вереницы нянь) одёжкины дела. Я сам что-нибудь прикуплю, после вместе докупим".
Дочке:  "Бродил вчера по Кузнецкому присматривал что-нибудь достойное тебя.  Выбрал платье для коктейля и лаковые шпильки. Девушка: "Какой размер?"
Я ей: "Она сама пока не знает"
-  А сколько лет Вашей дочке?
- Два дня.
Кузнецкий" - дом моды, где работала наша соседка. Их семья помогала папе, они дружили с мамой всю жизнь, они – мои родные люди и сегодня.

Маме: "Соседскую коляску не бери. Приеду - купим".
Дочке: "Запомни, мурзик: лошадь, машину и мужчину женщина  выбирает сама, ничьих советов не слушаясь. Поэтому ори благим матом, если Нюська тебя в старом драндулете гулять потащит.Вместе сходим".

Маме: "Плати всем санитаркам и нянькам, чтобы чаще тебе кнопку привозили из детского отделения."
Дочке: "Не жалуйся, что мальчишки из соседник "лотков" пристают - спать не дают - орут - надоели. Мальчишки всегда пристают. Привыкай. Это тебе терпеть придется  еще лет 80".

Маме: "Пой ей песенки ласковые и сказки читай хорошие. Я вам на всех мамок в палате книжек передал".
Дочке: «Сижу ночью в гостинице - с тобой разговариваю.
Спасибо тебе, маленькая, за то, что счастье мне подарила первому тебе сказать: "Ветер по морю гуляет. И кораблик подгоняет; Он бежит себе в волнах На поднятых парусах Мимо острова крутого Мимо города большого..."
Потом тебе это прочитает мама, после сама раскроешь книжку с картинками. И уже не поверишь, что сказку эту папа придумал.
Но ты все же мой листочек не выбрасывай. Положи его в конверт и спрячь. Достань лет через ... но только тогда, когда уже никаких волшебных орешков не останется, и все джинны давно к другим девочкам уйдут. Вот тогда раскрой этот конвертик - и ... все беды-горести уйдут, а желания исполнятся.
Потому что "В синем небе звезды блещут, В синем море волны хлещут."

Письма и посылки приходили всегда - неважно, был он в Москве или в командировке. Каждую пятницу на почте получала бандерольку или письмо "до востребования"..

Мои родные бабушка и дедушка по папиной линии. Я не то, что их не застала – фото это увидела только после похорон Николая Второго.
Не знаю, как бабушку и дедушку  величать по отчеству. Знаю только имена и примерно год гибели. Даже не знаю, где их могила. Папа остался круглым сиротой.

Сиротство спасло: не сажали, не таскали и не обвинили. Знаете, ему даже позволили поступить в институт... Закончить, естественно, не позволили.
Четыре с половиной курса института прокуратуры Союза ССР (то есть с образованием, но без формального диплома).

Через тридцать лет в мемуарах я наткнулась на абзац, где упоминался специалист в одной узко-специальной области международного права. Несколько слов о стати, о руках изумительной формы и о том, что единственный раз в жизни автору мемуаров удалось встретить еврея с европейским образованием, да еще блондина скандинавского типа. Я поняла, что речь о моем деде. Еврей-выкрест юристом международником – всё же не типичный случай. Скорее исключение. Хотя в начале 20 века такое уже было возможно. Это все, что я знаю о предках с папиной стороны.

Мама с папой в разводе. Папа умер, когда мне было девять. Мама толком ничего не знала о мужчине, с которым прожила всего несколько лет.

Мамин обрывок информации: перед самой войной папу запустили в комнату без окон, закрыли дверь на ключ. В комнате на столе лежала папка. Через какое-то время он постучал - за дверью  потерял сознание. Обширный инфаркт. Что было в этой папке, я уже никогда не узнаю.

Он воевал – парень после инфаркта,у которого убили родителей, оставив сиротой.
Инфарктник-белобилетник просто прошел, потому что легче драться, чем не драться. Направили следователем в войска противовоздушной обороны Московского военного округа летом 1941 незадолго до лютых авиа-налетов на Москву и еще до блокады Ленинграда. Но он все равно корил себя, что не в Ленинграде.

В конце войны не демобилизовали – перевели следователем в московскую прокуратуру. Дали комнату в коммуналке на Садово-Сухаревской. Папа оказался последним из тех, кем бабу Сашу «уплотнили».
Мама явилась в коммуналку совсем не к будущему мужу: баба Саша – гимназическая подруга моей родной бабушки с маминой стороны.
Мама – полька, потерявшая родителей в конце 1930х, в Москву приехала в конце 1950х. Какое-то время они просто жили в коммуналке соседями, потом завязался роман. 
Ну а я уже «уплотнила» бабу Сашу естественным образом. Вскоре после моего рождения мама получила однокомнатную хрущёвку, и они с папой разошлись.

Не знаю, ненавидел ли папа эту власть. Презирал – точно, брезгливо относился. Не «рвал рубаху на груди».
Переигрывал их. Приверженец малых дел. Отстоять хоть маленький плацдарм, перетянуть конкретную ситуацию, отнять хотя бы одного человека – вот его методы. Чуть ниже расскажу пару эпизодов.
Институт закончить не позволили, «рылом (извините, происхождением и пятым пунктом) не вышел», партбилета в кармане нет - но как профессионал сгодился. В результате, карьеру папа сделал весьма неплохую. Более того, у него была возможность пару раз в год ездить за границу, то в те времена чуть ли не приравнивалось к полётам в космос и гарантировало сносную жизнь.

Буду рассказывать без хронологии и выстраивания сюжета. Всего несколько разрозненных картинок.

Третий класс.
Нас с подругой не принимают в пионеры по причине «неправильного происхождения». Это уже в глубоко брежневские времена. Откуда они прознали про «не то»?

Строго говоря, не совсем отказались, но попросили посидеть дома и не приходить в школу в день, когда всё торжественно, и все в праздничном «белый верх – синих низ». На следующий день велено повязать галстуки под воротничок коричневой повседневной формы и явиться на уроки как ни в чём не бывало.

Мы никому ничего не сказали. Это ж унижение: все готовятся многие месяцы ....
А потом оказывается, что двое «прокажённых». За что?
Оделись утром «по-пионерски»,  вместо школы пошатались по улице (пока родители Иры не ушли из дома ) Пришли к Иришке домой, так как решили покончить жизнь самоубийством. Выдохните, психиатры ))
Понятия не имели, как это делается. Ревели, конечно, но причин отказа не доискивались. Тоже папина наука: не трать время и не ищи резона у идиота.

Включили телек, где по случаю апрельской «инициации» шли соответствующие спектакли.
Иришка достала коробочку с круглыми шариками. Мы съели по шарику: стало горько и изо рта пошли пузыри пены.
Дальнейший разбор полётов показал, что мы слопали по шарику шампуня, который Иркин дедушка (учёный-энергетик) привёз из загранки. Удобные мелкие шарики, видимо, умыкнул, по советской традиции, из какой-то гостиницы.
Шампуня в нашей советской родине в помине не было (голову мыли мылом или яичным желтком). У нас дома имелся, но в бутылях. Кроме того, я его раньше в рот не пихала, поэтому вкус сразу не «раскусила» (да и не того было, честно говоря).

Сидим с Иришкой в пене – ждём конца обоих «спектаклей»: по телеку и в жизни. Где-то через час  вернулась Иришина бабушка -  информация дошла до папы...
Опускаем детали, как из нас вымывали шампунь (пенился и не желал удаляться)  ...

Дальше мы погрузились в папин служебный "членовоз". Подкатили прямо к ступенькам, вытряхнулись, следом выгрузили коробки с пирожными, тортами, лимонадом ....

Папа никому из взрослых слова не сказал (при нас, во всяком случае).  Вообще не общался со взрослыми – будто не замечал (мне передалась дурная привычка «видеть кнопки лифта» сквозь человека неприятного).
Папа, кстати, ни разу не появился  ни на родительских собраниях, ни у завучей, ни по вызову школьных учителей.
Мама тоже после его смерти не появлялась на родительских собраниях.

В классе новенькие пионеры уже сидели за столами, мы добавили свое.
Нас с Иришей перед накрытыми столами приняли в пионеры, напялили пилотки. Смешно, но в «самоубийственной» спешке не догадались надеть приличные колготки: на фотографиях все девочки в белых праздничных, а мы обе в будничных плотных со складками.
Папа всё время оставался с ребятами. Фотографировал – потом мы с ним проявляли и печатали дикое количество на всех.
Лопал пирожные с лимонадом ... (уже пролежал в больнице  со вторым инфарктом – не рекомендовалось жирного. Нельзя было курить – курил по паре пачек в день).

Он вообще любил собирать произвольно (кто «под руку попадётся») моих дворовых и школьных приятелей, когда мы с ним куда-нибудь шли. Чаще всего в кафе-мороженое. Но и в музеи (в Пушку – где до сих пор боюсь кондотьера Гаттамелате, что в «Итальянском дворике». Оригинал во Флоренции куда более мирный).
В Васнецовский, что через дорогу. В цирк и в уголок Дурова. Много куда.
Театры – легенда до сих среди моих одноклассников. До сих пор «старички» автоматом мне (после какого-нибудь спектакля): «Ну конечно, тебе нравится ....(современный спектакль). Ты ж даже..... («стародавний из детства») ни разу с начала до конца за один присест не смотрела. Небось всё и сейчас переделала". Знаете почему так говорят?

Он тащил всю нашу компанию в театр. Но они там находились однократно: от начала спектакля до конца.  Мы  же с папой cваливали после антракта, чтобы на бульварах или в ближайшем кафе придумывать собственное продолжение. Приходили на следующий спектакль в другой день сразу на второе отделение с нашим собственным началом, придуманным в кафе-мороженное.
Некоторые артисты из числа друзей дома завидовали, так как то, что они «валяли» на сцене было куда менее занимательным, чем наши с папой версии.
Я иногда дулась: вечно с нами таскается толпа. Я его и так редко видела – слишком часто в командировках.

С посторонними, в делах молчалив.
Балагур, бесконечно остроумный и едкий, со множеством мюнхаузенских баек ТОЛЬКО со своими. Жил в коммуналке на Садово-Сухаревской. Отказался переезжать, хотя не просто была возможность – настоятельно рекомендовали (неловко в его положении). Правда, та коммуналка не простая, а «специфическая». Наша Садово-Сухаревская.
Они вообще с бабой Сашей были лихой парой. Вот оттуда, из тех посиделок вечное вскользь: «только по-русски об этом не болтай».
Ох, сколько у нас дома было сатирических поэм, пародий, скетчей, стихотворений, отпечатанных на машинке в фиолетовых копирочных копиях.
А то! У нас и торчали многие авторы этих самых пародий, капустников ... А уж исполнители.
Про легендарную поэму Иоанна Московского «Ив Монтан и другие» слышали? Так вот у меня она полностью – от «первоисточника» (так сказать).

Оттуда мой детский «скепсис» относительно русского. Первый язык – французский. По-русски то ли можно то ли нет и поди разберись?!

Кстати, знаете, что сказал наедине новоиспечённой пионерке? «Дура. Когда наши придут, хорошо б, хоть кто-то остался чистым». Эту фразу в повести я отдала Кристиану – но фраза реальна, и сказал её папа.
Я вообще отдала много папиных фраз своим персонажам.

В дальнейшем «не подвела»: дважды выгоняли из комсомола. Оба раза как выгнали – так и восстановили, но не моя заслуга - жизнью нашей семьи «рулит судьба».

И записка в музыкальную школу из собачьей повести - настоящая. Меня не принимали по причине полного отсутствия музыкального слуха.
Он написал легендарную расписку директору: «Гарантирую, что моя дочь никогда не будет играть на сцене Большого зала Консерватории. Однако, обещаю, что она всегда будет сидеть в зале. Именно к такой форме общения с музыкой убедительно прошу её подготовить».
Для преподавательницы по сольфеджио настали чёрные годы. Мне-то как раз нравилось – только вот решение  задач по сольфеджио не совпадало с «ответом». Папа в музыкалке так ни разу и не появился.
Угадал: с тех пор и сижу в Консерве. Что характерно, на одном и том же месте: 30 или 31 в 10 ряду.

А вот уже моя фраза: произнесла в восемь лет - хвастаюсь поныне.

Как-то вечером в воскресенье меня привезли домой на Сухаревскую. Голодный папа ждал меня, чтобы сразу отправиться в ближайший ресторан.
Я, увидев бардак (папа большой мастак по части превращения комнаты в свалку), взялась за веник и тряпку.
Естественная реакция голодного мужчины: «Мать всю дорогу ерундой занималась – теперь ты начинаешь».
Мой ответ: «Терпи. Я тебе не жена – со мной не разведёшься».
Папа задумался.

В конфликтных ситуациях в разборки с посторонними не вступал - общался исключительно со мной – разбирался со мной.

Второй класс.
Школа фасадом выходит во двор Старого цирка и Центрального рынка, тыл – в Большой Каретный. Непосредственно за школьными воротами шныряют машины разного калибра в ограниченном пространстве.
Я - на продлёнке.
Жду папу. Что-то у меня не сложилось. Настраиваю себя на жалость: придёт главный «виноград», начальник над всеми начальниками ...
Ещё и портфель кто-то при разборке увёл.
Явился папа – с тортом. Приблизился к зарёванной  - выслушал, вскинул руку с часами: «У тебя полчаса». И ушёл. Он спускается вниз к Цветному- я наблюдаю удаляющуюся спину в накрывающих меня ноябрьских сумерках.

Мама или баба Саша убили бы папу на месте. Я бы тоже сейчас с ума сошла, если б моего ребёнка оставили в темноте – одиночестве - опасном месте (задворки цирка, рынок, грузовые машины).
Высморкалась. Отыскала портфель (видимо, в ближайшем помойном баке). Дождалась папу, который за это время отнёс тортик домой. Не прятался за ближайшем углом, действительно ушёл – вернулся.

Кстати, он меня ругал за пятёрки по поведению. Говорил, что отличниками по поведению могут быть только ябедники и подлизы. Тройка – норма. Пятёрки – для нормальных предметов.

Вот такое у меня воспитание. Кстати, о мужской руке. Я с пелёнок чувствовала эту «руку». Он меня либо держал в охапке, либо обнимал за плечи, либо держал за руку. Меня не выпускали «из клещей».
Привычная картина: мне выговаривают - я вырываюсь (если за плечи) или лягаюсь (если на руках). Именно выговаривают – то есть не случилось в моей жизни «на повышенных тонах».
Вышучивал, доводил до смеха вперемешку с икотой и слезами, которые не лились, а брызгали.

Вечная пытка возраста младшей группы детского сада: «Хочу мороженого».
- Я хочу мороженого? Ничего я не хочу, - удивлённо папа.
- Я хочу! - повышаю голос.
- Я??? Абсолютно никакого желания.
- Я ааааааа!!!

Из меня «вынимали» яканье и хочу.
«Надо!» в папином арсенале не водилось. Если «надо», то кому и зачем.
«Мне нужно, чтобы ты это сделала, так как ...» - согласитесь, иной расклад.

Любви не стеснялся. Обожания не стеснялся. Хотя и здесь острил.
В дошкольные годы мы с ним практически никогда не шли рядом – таскал на руках. Скорее всего, из-за разницы в габаритах: он высокий полный – я тощая («после кожи сразу - внутренние органы»). До десятого ниже меня только «маленькие» соседнего цирка («лилипуты» для людей с данной особенностью звучит уничижительно).
Позже всегда и непременно держал за руку. Когда рука потела, проводил меня за спиной, перехватывая руку.
Я раздражалась: как маленькую.

Теперь чуть о "членовозе". Да, меня иногда подвозили в школу на «Чайке». Однако, обратите внимание на туфли. Видите, спадают? Папа установил правило: одёжка, которую он привозит из загранки типа кашемировых свитеров (так называемая «радуга»: одна и та же модель всей палитры от белого до чёрного через 12 цветов «каждого охотника, который желает знать, где сидит фазан» с парой-тройкой оттенков) и беретов такого же количества в тон ... – надевается ТОЛЬКО, когда мы с мамой или папой выходим куда-то вместе.
А в школе и во дворе я донашивала вещи, которые подбрасывали родители подросших одноклассников.

Жутко неприятно, друзья. Понимаете, дело не в старых вещах. Дело в том, что в школе помнят вещи, которые вчера носила другая девочка.

Теперь не воспоминания, а размышления.

Эпизода серии “без комментариев”.
Они однотипны, эти эпизоды. Хотя и люди и ситуации разные.
Предварительно совсем несколько записей из трудовой книжки выборочно разных лет, начиная с 1947: Прокуратура г.Москвы (старший следователь); Министерство Госконтроля СССР (занимался контролем за сохранением и расходованием спирта); Министерство морского флота и Главсерморпути при Совете Министров СССР (старший контролёр-ревизор); Всесоюзный трест Золотопродснаб (старший контролёр-ревизор); Министерство социального обеспечения РСФС (начальник контрольно-ревизионного отдела, заместитель главного бухгалтера Центральной бухгалтерии) Ну и Министераство финансов СССР (откуда уволен в связи со смертью)
Я отыскала копию трудовой книжки лишь в прошлом году. Не по себе от этих записей. Получается, что в разные годы имел дело со: спиртом, морскими перевозками (за рубеж – в Европу), золотом, пенсиям, распределением денег в масштабе даже не республики – страны. Ревизор высшего звена, на минуточку.
Не просто в этих сферах – имел полномочия решать судьбы. Просто представить себе, что могло ждать людей, которых он проверял – если бы ревизия выявила нарушения. А если ошибка? А если субъективно? А если всё та же любимая и поныне «политическая целесообразность»? А если с совестью проблемы?
Не пытались шантажировать и/или манипулировать? Не смешите – если уж нас с вами на каждом шагу пытаются «развернуть в нужном напралении».

А если действительно он - «виноград»? Я - не родственница Павлика Морозова. Люблю папу, каким бы ... Но для себя принципиально поразмышлять. У меня не складывается образ «винограда».
Вот расскажу вам сейчас то, что случилось со мной. Повторяю, в разные годы в разных обстоятельствах, но похожие. Причём, все через много лет после его смерти - со мной. Расскажу всего три – были ещё.

ПЕРВАЯ
Лежу в гнойной хирургии после операции. Ненужное вырезали, уже не болит. В палате несколько молодых девок: либо с маститом либо с копчиковой кистой (мой случай).

Весело. У копчиковых – бесшлаковая диета, в связи с чем мы лопаем арбузы, сырые яйца, бульоны и соки без мякоти. Плюс нам, копчиковым, таскают в качестве мочегонного белое вино в бутылках из-под сока. Так что вся палата круглые сутки в отличном настроении.

К одной из маститных, родом из Тувы, приехала мама. Жить в палате официально не разрешают, «неофициально» - смотрят сквозь пальцы.
Милая интеллигентная тувинка. Мы с её дочкой ночью сдвигали кровати – она укладывалась у нас в ногах. Песни поём на фоне полупьяного «бесшлакового» безделья. Кто-то вырулил на нечто есенинское. Я привычно среагировала: «Это без меня». Ну и реакция тоже привычная: «Что ж так к родственнику?»
Я объяснила, что Есенин мне такой же родственник, как Пол Маккартни, поскольку папа не Михаил Давыдович (как все уверены), а Михаил Романович (никому не известный).

Услышав «Михаил Романович», тувинка замерла, а потом метнулась драить пол в палате. Пол в палате гнойного отделения мыли ежедневно.
Весь вечер, куда б я ни повернулась, встречала глаза. Было ощущение, что я сейчас «тучи разгоню руками», превращу тувинку в высокую блондинку с голубыми глазами.
Я не поп-звезда, не шаман и не вождь. Мне при таком поклонении некомфортно. Чуть не по имени-отчеству величала меня, соплю.
Утром быстренько закатила нечто мелодраматическое врачам в ординаторской + маме по телефону (не объясняя истинной причины) и вылетела из больницы под расписку. \

Тува – меха. Причём, не фермы с норками, то есть не «фабрика по прозводству». Охотники – соболя. Раньше были так называемые Роспотребсоюзы. Типа мелких предпринимателей: охотники могли что-то добывать на продажу – но сдавать надо было этим организациям. Со всеми возможными нюансами ... Может, в Туве золото или ещё какие-нибудь ископаемые? Я не геолог. Если спекуляция золотом или соболями – это не просто хищение в особо крупных, а похлеще ... И статья «похлеще». Если не самая «хлёсткая»: дело-то происходило 1950х-1960х.
Может, не права? Но явно какую-то историю, связанную с её близкими, Михаил Романович разрулил много лет назад. Явно она не рассказала бы никому. Такие подробности в себе хоронят.

ВТОРАЯ
 
1990е
Меня вызывают в московскую прокуратуру в качестве свидетеля. Дело об убийстве в Москве одного французского  галериста (Басмаджяна). Следователь обязана была вызвать меня, так как выставку вела я. Понятно, что допрос – чистая формальность, так как убили его совершенно безотносительно от выставки (что все понимали). Да и я его видела всего два раза: на переговорах под аудиозапись в переговорной и на вернисаже под софитами. Два часа с лишним длился допрос. В конце женщина-следователь, захлопывая папку с записью моего допроса, автоматически между делом: «Наталья Михайловна – дочь сценариста?» Я, снимая плащ с вешалки (раздевалась у неё в кабинете), мрачно и механически: «Юриста».
После этих слов вдруг тётка, следователь московской прокуратуры, встаёт из-за стола, вынимает плащ из моих рук и надевает на меня. Знаете, как мужчина женщине или мы больному/престарелому. Последнее, что я услышала в московской прокуратуре: «Вы одевайтесь теплее. Всё-таки ранняя весна коварная».
После этой сцены единственная моя задача – не свалиться картинно в обморок под ноги менту у входа. Когда вышла, увидела Серёжину машину. Спасибо, Серёжка, я не забыла. Я не просила – сам приехал (знал про повестку). Спасибо!

Я виновата, папа, что столько лет не приходила к тебе. Не верила, что ты там – на Донском. Было проще придумать, что ты жив – просто на какой-то ... работе. Не было сил.  А ты, наверное, ждал Был разочарован? Не знаю, может, так и не простил меня за многолетнее отсутствие. А может, понял? Видел, что никуда не делся, что по-прежнему со мной каждую минуту. Со мной – не там, не на Донском. В жизни – не на кладбище.
Короче, я регулярно стала приходить к папе только, когда появился человек, который меня туда и привёз, не спрашивая моего согласия. Просто привёз ко входу в Донской и вытряхнул из машины: «Иди. Если станет плохо, кричи – я услышу». Плохо не стало, напротив, сразу всё как-то наладилось – стало правильным.

Вот тут место ТРЕТЬЕЙ
Цветы. Многие годы, когда бы я ни явилась в Донской – всегда у папы живые цветы. Причём, явно человек выбирал специально: тёмные розы или тигровые лилии или ирисы. Немыслимые георгины.  слишком дорогие для могилы. Смысл оставлять на улице?
Цветы всегда свежие. Раньше я приходила к папе раз в полгода. После смерти Стёпы и мамы – до позапрошлого года к ним всем раз в месяц. Непременно свежие «папины» цветы. Мои успевали завянуть (если не зима - в снегу сохраняются), эти – свежие. То есть человек приходил чаще, чем родная дочь. У нас в администрации можно заказать уход за могилой, в том числе и свежие цветы. В советские годы тоже так было  (всё же Донской почти аналог Новодевичьего). Но тогда в администрации были бы сведения, документы. Ничего. Последний раз – в 2007. Видимо, человек совсем преклонных лет. Или ушел к папе. ???

Несколько раз оставляла записку с просьбой зайти в администрацию взять мой телефон. Поговорим – это же папа. Ни разу: записки так и оставались на прежнем месте. Была ещё мысль, что это женщина, с которой папа в последние годы был. Она с нами не жила. Но столько лет? Так часто? Уж больно «мужской выбор». Да и такие цветы любимому не приносят – торжественные, официальные. Благодарность – «теплее». 

Ты мне ни разу не приснился. Даже в этом поступил по-мужски, по-отцовски: доверил.
Показываешь, что со мной иначе. Так красиво появляешься в нужный момент. Однажды день рождения я, оставив мобильник дома, пошла шататься по городу. Придумала себе задание прикупить кремы для лица на месяц.  В привычном «кремовом» месте  один нужный – в наличии, а второго нет. Видимо, московская жара сбила графики поступления ... Или ... Я не расстроилась ... пошла шататься дальше по другим «кремовым» местам. Купила ... Прошла с добычей пару метров – на асфальте краской надпись «С днём рождения».
Понятно, что написал какой-то пацан своей девушке. Но крема-то моего в «привычном» не было. Но притащилась-то я туда, где надпись ... Не верьте – ваше право. Только это не единственное совпадение в моей жизни. Спасибо.

Как-то приснился сон: решётка питерского Летнего сада, а за ней – бурелом. Я шла вдоль – подошла к закрытым воротам. Точно знаю – там в глубине папа. Сначала позвала, затем стала кричать «папа». Через какое-то время почему-то не из леса, а за ухом голос: «Он занят».  И я послушалась – успокоилась. Ты со мной, просто занят и мне нельзя тебе мешать. Ты научил меня этому.
Отпустила – не оставила душу улетевшую заложницей тоски души земной.


PS Михаил Давыдович Вольпин = потрясающий остроумнейший человек. Киносценарист.

Родная сестра Михаила Давыдовича, Надежда Давыдовна, была замужем за Есениным. Родился сын, Александр Сергеевич Вольпин -Есенин, замечательный и удивительный.

Когда папа умер и до смерти Михаила Давыдовича МД всех разыгрывал, что я - его дочь. В детстве-отрочестве злилась, взрослой ёрничала вместе с ним. Некоторые "киношные старички" так и померли в уверенности, что Мих.Давыдович - мой отец. Юренев. к примеру.
Михаил Давыдович умер за рулём машины - на бегу. Надежда Давыдовна - замечательный переводчик.

Папа из Петербурга и Давыдовичи из Петербурга. Дружили между собой.

Точно знаю, что Михаил Давыдович меня НЕ рожал. )))) Остальное пока во мраке ??!!