Мама, я иду

Кондрашка хватила Игоря под вечер. Всего и оставалось-то поднять да установить последнюю пару стропил, и назавтра можно было делать обрешетку и начинать крыть металлочерепицей. Как раз к сенокосу, как планировали, основные работы должны были закончить.
День выдался жаркий. Солнце нещадно палило всю неделю, но  такого пекла ещё не было. К вечеру  стали собираться тучи,  где-то далеко то с одной стороны, то с другой погромыхивало. Ждали, что принесёт дождь и в деревню, но ветра не было. Чувствовалось, что гроза должна разразиться. И хотя грозовой дождь всегда короткий, наверху потом с мокрыми брёвнами возиться радости мало, вот и торопились успеть до непогоды.
Игорь бегал, как угорелый. Лёгкой тряпичной кепкой то и дело вытирал лоб и  хорошо заметную лысину, натягивал на голову, а то оставлял просушить на обрезках комлей.
- Напекёт голову-то, накройся, - напоминала жена, но он только отмахивался. Не до того было, хоть и какую-то слабость с самого утра чувствовал, а во рту будто каша. И не сплёвывается. Да не до хворей -  сбывалась наконец-то давняя мечта поставить свой дом. Сруб был готов ещё лонись, год просыхал, и вот уже высился на  поставленном ещё до прошлогодней уборочной фундаменте. В деревне ведь всё с основными работами связано. Главное – сев провести, корма заготовить, да урожай убрать, а остальную надобность  промеж этих страдных дней успеть.
Дом получался на загляденье.  Такие только в старину ставили, чтобы  высокий подпол, половину которого под столярную мастерскую планировал, под хранение разного инвентаря да железок – мало ли у радивого  хозяина чего на чердаке да в сарайках сложено и годами будто бы без надобности хранится. А вот доведись, и сто лет ненужная  скоба или какая другая железяка  будто своего часа и ждали. Вторая часть подпола, знамо дело – для владений жены. Там будет её вотчина. Пусть сама определяет, где яму под картошку, где  полки для солений да варений.
Двадцать рядов сруб  сделал. Так что и в подполе свободно, и в избе до потолка не достать. А что! Любит Игорь простор, чтобы не гнело, не давило. На просторе вырос,  простор и в доме должон быть.
- Эх, маманя не дожила! – торкнула горькая мысль. – Полюбовалась бы, какой сын дом отгрохал.
Да, не дожила. А ведь как отговаривали не ходить на сенокос, не послушалась. Всё утро наравне с мужиками косой махала, вела свой рядок, не отставая. С вечера на головную боль жалилась, а утром поднялась, как ни в чём не бывало. В восьмом часу Игорь пошёл костёр разводить – чай вскипятить. Она у берёзки села, к стволу прислонилась.
- Отдохну маленько, - сказала. Платок развязала, на плечи спустила, ноги устало вытянула.
Пришли звать чай пить, а она и не дышит. Да! Вот уж через неделю годовщина будет. И отец его вот также в одночасье помер. И тоже на сенокосе. Стог метали, последнюю копну осталось подать, как он   рукой за левый бок взялся да под стог и свалился. Врачи инфаркт признали. А у матери инсульт случился.
- Ну, как раз к годовщине матери дом под крышу и подведём, - Игорь ещё раз обернулся на новостройку, с верёвкой в руке к последней паре стропил чуть не бегом бросился, наклонился привязать  бревно да  головой вперёд и сунулся. Мужики сначала подумали – оступился. Нет, не встаёт и даже не шевелится. Сверху чуть не впробеги вниз кинулись, а Игорь лежит на боку, дыхание частое с хрипотцой, глаза закрыты. А лицо враз каким-то чуть не багровым сделалось.
Поняли, что не ладно дело. Куртку на траву постелили, фуфайку свернули валлком да под голову положили.  Ваську, старшего сына, за фельдшерицей послали. Тот велик схватил, а с испугу никак  ехать не может. Потом оттолкнулся, ногу через седло перекинул да как давай на педали нажимать!
Фельдшерица со своей сумкой на Васькином велике приехала, посмотрела, сразу поняла, что по всем признакам инсульт у мужика. Давление померяла,  укол поставила. Глицину бы ему таблетку, да ведь без сознания.
Наказала мужикам воды нагреть, сама на велик и в больницу звонить. Пусть «скорую» посылают. Только по такой ухабистой  дороге за полторы сотни километров везти – только навредить. Наверняка посоветуют тут самой за ним уход обеспечить.
Как думала, так и вышло. Рекомендации разные дали, как будто она и сама этого не знала. Мол, если завтра полегчает, тогда в больницу заберём, а в таком состоянии нельзя больного  дополнительному риску подвергать.  Назавтра  на «скорой» врача обещали прислать. Знает она, какого врача. Вместе с Виктором на фельдшера училась. В один год заканчивали. Он потом, правда, два курса заочно на валеолога учился, бросил. Вот и весь врач. Ну, может, опыта действительно побольше – она-то тут всё со своими односельчанами,  у которых то простуда, то радикулит с ревматизмом, а у него за годы работы на «скорой» разных случаев бывало.
Пока мужики носилки из досок  делали, фельдшерица  ноги Игоря в горячей воде подержала, опять  давление да пульс   померяла.  Больного  в старый дом отнесли. Печка сколько дней не топлена, холодок приятный. На постель положили, фельдшерица массаж стала делать. Лоб, потом виски, потом затылочную часть. От темени к плечам перешла, запястья помяла, колени и стопы.
Жена Игоря Татьяна ещё там на стройке будто разума лишилась, так до сих пор в себя и не пришла. Всё суетится, помогать пытается, а только мешает. Фельдшерица  её под локоть взяла, на улицу вывела и строго наказала:
- Таня, ты себя в руки-то возьми! Ничего страшного не случилось. Дело обычное. Многие инсульт на ногах переносят и даже не знают, что кровоизлияние было. Вот и у Игоря всё хорошо будет. Только не реви – хозяйством займись. И не думай о худом.
- Да как не думать-то, Таисья Васильевна?! Ить никогда с им такого не было! Зря что ли Медведем-то прозвали? Силы и в правду, как у медведя! А тут  будто подкошённый, в траву сунулся и не двигается. Я как увидела, дак сразу будто ноги отнялись. Села на бревно и встать не могу. Мужики  подбежали,  на спину поворачивают,  изголовье ему делают. А я с места сдвинуться не могу. Будто онемело всё. 
- Сейчас я тебе валерьянки накапаю. Выпей и успокойся. Может, это у него просто солнечный удар. Полежит немного в холодке,  всё и пройдёт.
- Ой, успокаиваешь ты меня, Таисья Васильевна больно хорошо, а сердце-то чует, что не так всё и ладно. И свекровушка моя, царство ей небесное, эдак же вот смертушку приняла. И тестюшка тоже.
И расплакалась.
Таисья Васильевна сходила в дом, взяла чашку, накапала валерьянки с пустырником, разбавила водой, вышла в прохладные сенцы, где оставила на лавке Татьяну, дала выпить. Потом обняла за плечи:
- Ты, главное, сама успокойся. Всё будет хорошо. Если бы сильный инсульт был, у него бы и лицо перекосило, а тут только немножко искривило.
- Да уж, немножко, на себя не похож. И вон весь какой красный.
- И это пройдёт. Иди давай занимайся по хозяйству, я с ним посижу, а потом ты меня домой отпустишь обряжаться. Ночь-то я у вас побуду – мало ли что.
Ночью Игорь в сознание не приходил. А вот утром приоткрыл глаза, увидел стоящих у постели людей. Одна из них, вроде бы была Татьяна, но лицо  расплывалось и было будто в сильном тумане. Тем более, что левый глаз, кажется, не видел совсем ничего. Вторую женщину Игорь вспомнить не мог, хотя была она явно из хорошо знакомых. Он хотел что-то сказать или спросить, но непослушные губы едва шевельнулись, а распухший язык вообще оставался без движения.
Игорь услышал едва различимые голоса. Разговаривали шепотом, поэтому он не смог разобрать ни единого слова. Кажется, его сознание просыпалось, мысли появлялись, рвались, перескакивали с одного на другое. Мешал сосредоточиться какой-то ритмичный глухой стук. Кажется, это работал  механический молот, что установили несколько лет назад в их мастерской.  Только звук был будто не по железу, а по дереву и почему-то отдавал в голове. Давило в висках и болел затылок.
На лоб легло что-то прохладное, сразу стало легче, и он провалился в забытье.
И сделался он в этом забытьи совсем маленьким. Будто и не было сорока с лишним лет жизни. Он сидит на лужайке перед домом, ездит на своих  наколотых из берёзовых чурок машинках, изображая негромким урчанием звук их моторов.
- Сынок, иди ужинать! Я грибочков поджарила с картошкой и со сметанкой, как ты любишь. Иди давай.
- Сейчас, мама, только вот игрушки соберу.
- Иди давай, а то всё остынет. Я жду!
И вправду Игорь вдруг почувствовал запах жареных грибов. Аромат был настолько сильным и манящим, что уже некогда было собирать в одну кучу машинки.
- Иду, мама!
Голова почему-то сразу перестала болеть, во всём теле почувствовалась какая-то невесомость. Игорь     с облегчением расслабился.
- Мама, я уже иду!