История Одного Андрогина. 11 Глава

XI Глава

Ферма Уолкоттов
1986 год

Шла зима нового года. Ежедневный кропотливый, нудный труд заменили нудные, бездельные зимние морозы. Это успокаивало Натаниэля, после столь тяжелого сезона на поле. Он не хотел очередного лета, он возненавидел это время года. Поэтому он наслаждался зимой.

Иногда он ловил себя на мысли, что ему не хватает общения. С Биллом, кроме как по делу, ему не было о чем говорить. Тот не любил пустословить. Катрин казалась ему глупой, и порой она откровенно нудила Натаниэлю разными бессмысленными разговорами о быте, семье и сериалах. Он стал закрываться в себе.

Натаниэлю нечего было делать, как только закрываться в ванной и смотреть на себя в зеркало. Все привлекательнее он казался самому себе. Его лицо нечто менялось. И Натаниэлю нравилось наблюдать за собой в зеркале. Порой простоит так час у зеркала, а то и два. Все тяжелее ему было расстаться со своим отражением. Все больше он мечтал о будущем, в такие моменты.

Долгими зимними вечерами его накрывала ностальгия, и он вспоминал о Синди. Смотря на ту самую бумажку, найденную им в одном из ящиков в шкафу, он терзался вопросом: «Что за адрес – Хаунслоу. Виттон 75?»

Когда шел снег, Натаниэль просился у Уолкоттов погулять, хотя бы с часок, в Брэйнтри. Он любил снег. Он любил слушать его хруст под своими ногами и думать о чем-то. Но Билл наотрез отказывал ему в этом, мотивируя это тем, что Натаниэль и так ходит туда в школу и может вдоволь нагуляться по дороге туда и обратно, плюс на перерывах между уроками.

Но это было не тем, что нужно Натаниэлю. В своей новой школе Натаниэль до сих пор не нашел себе друзей. Ему даже не хотелось. Все эти не далекие дети вызывали отвращение у него своим поведением и отношением к нему. Некоторые подростки, особенно парни, глумились с его внешности, говоря что-то вроде: «Этот парень выглядит как девчонка», «Это вовсе не парень, это девочка». Многих бесил тот факт, что Натаниэль сын знаменитой Синди Уолкотт, мол, он всю жизнь купался в алмазах, а задницу ему подтирали фунтами стерлингов. И когда завидные лопухи встречали его в коридоре, они любили взять его за шкирку и позлорадствовать над ним.
- Как тебе реальная жизнь? А? Как тебе живется на ферме? Наверное, каждый день подставляешь свою жопу петухам. Ко-ко-ко. А-ха-ха-ха!.. – говорили они, насмехаясь.

Но Натаниэль ни в коем случае не желал отвечать своим обидчикам тем же. Чаще, он пытался игнорировать их. Конечно, некий осадок обиды оставался в нем после подобных встреч с не приятелями, но он пытался быть мудрее. Прежде всего, для самого себя. Приходя после школы, он заходил в ванную комнату и находил успокоение в зеркале. Держа в голове все насмешки, направленные на его внешность, он смотрел на себя в зеркало и думал лишь о том, что все ему просто завидуют. И скоро люди не смогут скрывать своего восхищения перед его внешностью. Скоро они не устоят перед ним, собственно, как и он сам.

Однажды, долго сидя в ванной комнате, Натаниэль, вовсе обнаженный, рассматривал себя и заметил свое недержание перед собой. Он заметил, как его член набух, увеличившись в размере, и при каждом прикосновении к нему, он становился все более импульсивным, словно хотел еще. И положив обе руки на чуть оволосевший лобок, Натаниэль почувствовал неистовый момент возбуждения. Он возбудился на самого себя. Он понял это, и это ему понравилось. Он обхватил свой пульсирующий член ладонью правой руки и стал дергать его движением вперед-назад. Приоткрыв рот от приплывающего в его тело удовольствия, он делал это все быстрее и быстрее, активно рассматривая себя в зеркале. Лицо, грудь в стадии бутона, член – он все больше возбуждался, когда видел в отражении все это. Его рука дергалась все быстрее и быстрее, его вдохи и выдохи также ускорялись. Минута, две, три… Все быстрее и быстрее. Он, вдруг, стал чувствовать накопление чего-то у себя внутри. Это оргазм приплывал в его физические ощущения. И Натаниэль решил добиться этого, не отступая. Что-то хотело вылезти наружу.

Он мастурбировал словно обезумевший. Чувства предвещали ему взрыв. И он сейчас будет. Он уже рядом. Он уже достигает его члена и – да, свершилось. Вот он пик. Вот она нирвана. Белая жидкость выстрелила из его члена, словно пистолет из которого давно не стреляли. Несколькими брызгами, она, содрогаясь от движений рук Натаниэля, стала падать в умывальник и частично растекаться по его пальцам. Все тело Натаниэля покрыли теплота и удовольствие.

Он смотрел на себя в зеркале. То на лицо, то на член в своей руке. Он испытывал счастье. Ему безумно понравилось это. Он желал повторить. Вновь и вновь. Раз за разом, закрываясь в ванной комнате, Натаниэль мастурбировал, милуясь собой. Где-то в своих мыслях он ловил себя на том, что данное поведение не присуще здоровому человеку. Он понимал, что влюбляется в свое отражение в зеркале, и не может устоять перед ним даже в сексуальном плане. Но ничего другого он с собой поделать не мог. Как только он возбуждался, он делал это и ни о чем не беспокоился боле. Теперь, вечерами, у него появилось занятие.

Натаниэль взрослел. В семье Уолкоттов все расклады оставались на своих местах. Билл так и был бурчливым антагонистом, Катрин все той же добродушной глупышкой. За то время, которое Натаниэль жил здесь, они уже настолько хорошо узнали друг друга, что временами попросту надоедали друг другу. Билл перестал обращать внимание на внешность Натаниэля, и тот начал потихоньку отпускать свои волосы, как ему хотелось этого и раннее. Работы все прибавлялось, ибо с каждым днем старик все больше ленился, так как знал, что у него есть «раб». Все лето Натаниэль практически сам тянул на себе все хозяйство. Это его убивало, но главное, лишь бы Билл лишний раз не трогал его. Иногда он тосковал по старым временам, зажимая в руке своего ангела на цепке. Но он знал, что сейчас он ничто не сможет сделать. Нужно время и терпение. И Натаниэль встретил очередной новый год на ферме.

Одним утром он проснулся от звука выстрела ружья. Начиналось очередное лето. Открыв глаза, Натаниэль понял, что Билл начал свой сезон охоты на ворон.

Выйдя на порог дома, он посмотрел на Билла, который с ружьем в руках стоял в нескольких метрах от него. Прищурившись, он смотрел в поле, и когда повернулся к Натаниэлю, то сказал:
- Чего так долго спишь? Пора работать!

И снова Натаниэль принялся за работу. День за днем, с утра до вечера он пропадал в поле. С каждым разом ему было все легче, ибо это стало для него привычным. Его худое тело стало более выносливым, а его руки покрылись венами рабочего. Ему не нравился вид своих массивных вен на тонких руках. Он стал замечать, как его фигура крепнет. И он не совсем был в восторге от этого.

Но все же, каждый день, истекая потом, Натаниэль орошал землю, поливал ее. Он кормил курей и гусей. Хозяйство полностью перешло в его руки. И однажды, работая в поле, он задумался над тем, что, не поставить ли ему все-таки пугало в поле. Не пора ли принимать решения самостоятельно? Сколько Билл будет еще сидеть на кресле и командовать, ничего не делая, когда он сам может решить, что для хозяйства лучше?

Спустя пару дней Натаниэль решил пойти в сарай. Место, которое он до сих пор не любил больше всего. Зайдя туда, он не спеша окинул взглядом все вокруг. Он чувствовал, как ему неприятно находиться здесь. Повсюду воняло дохлятиной, маслом и какой-то гадкой дрянью.

Слегка прищурив нос, он пошел дальше, вглубь сарая. Тусклая лампочка с красным оттенком лишь угнетала Натаниэля, а не освещала его.

Натаниэль повернул свою голову на право, где стояла та самая бочка с дохлыми воронами. Он не знал, зачем Билл время от времени их туда кидает, но ему даже думать об этом было неприятно. Он знал, у Билла намного больше скелетов в шкафу, чем можно от него ожидать. И он не хотел углубляться в эту тему.

Найдя пару каких-то мешков, Натаниэль стал запихивать в них траву и прочее, чего не было жалко на пугало. Связав и сшив, где надо, у него получилась человекоподобная фигура, которую он понес в поле, дабы установить.

После того, как он закончил, он решил отойти на пару метров, дабы посмотреть на результат своих трудов. Сняв шляпу с широкими полями с головы, он протер свой потный лоб и улыбнулся. Он был доволен проделанной работой. Лишь одного не хватало этому пугало – этой самой шляпы. И покрутив ее в руках, Натаниэль потянулся к его голове, чтобы надеть ее. И только он занес руку поверх пугало, как в этот же миг, раздался громкий звук, и шляпа вылетела из его рук. В нескольких сантиметрах от него пролетел заряд и выбил шляпу из его рук, распотрошив ее.

Обернувшись в страхе назад, Натаниэль увидел, как в метрах 50-ти от него стоял Билл с ружьем в руках. Это он выстрелил из своего, еще чуточку дымящего ружья. И в этот момент Натаниэль подумал: «Он вовсе псих? Он чуть не пришил меня!»

К счастью Натаниэля Билл оказался отличным стрелком и не промахнулся. Зато Натаниэль был чертовски напуган, а впоследствии еще и наказан, за излишнюю инициативу.
- Ты не понял на счет пугало? – говорил ему Билл.

У Натаниэля началась апатия. Его сердце чуть не разорвалось от произошедшего, а он еще виновным оказался. В такие моменты он не понимал Билла, и терпеть не мог его давление на себя. Он пытался быть инфантильным, ибо знал, что может не выдержать. Вдруг, ему стало казаться, что его жизнь на ферме скатывается в пропасть. И он стал чувствовать себя все более подавленным.

Близился январь 1988 года. Натаниэль все также ежедневно наблюдал за собой в зеркале. Его грудь все больше развивалась и переходила в полноценный первый размер. И это нечто настораживало Натаниэля в том плане, что с потеплениями ему придется снимать с себя всю зимнюю одежду и старики, увидев своего внука с женской грудью, посчитают его уродом. Он не мог отвергать свои гендерные трансформации. И временами, на благо всем, он стал задумываться о побеге, о собственной свободе.

Смотря в окно на кухне, он внимал ту самую дорогу, ведущую в Брэйнтри, и задумывался о своих перспективах. Он думал, как будет лучше для всех. Ему все надоело, страх перед будущим на ферме и попросту желание осуществить свои мечты, снова стали двигать его чувствами и желаниями.

Он смотрел на дорогу и понимал, что у нее есть еще другой конец, который вел в противоположную, неизвестную ему сторону. И в этот момент, вспоминая о Софи, он думал, что он должен попробовать сделать это. Наверняка, она сейчас была в одной из французских тюрем, и у Натаниэля болело сердце за нее. В некой степени, он чувствовал себя виноватым перед ней. Она прилагала все усилия ради него, а он боится отважиться на действия.

Пора составлять планы. Пора действовать. Ради Софи, ради идеи, ради будущего. Натаниэль понимал, что прогниет на ферме, если не отважится, как когда-то отважилась его мать. И все могло бы быть, если бы не заболела Катрин.

Это произошло в канун нового года. Катрин всерьез захворала, а спустя пару дней и вовсе слегла на постель, не в силах ходить.

Натаниэль никогда не кипел душой к Катрин. Он не считал ее умной и близкой к самому себе. Но ему было жаль ее. Лишь за такие человеческие качества как нежность. Она никогда не упрекала Натаниэля. И когда он узнал, что у той воспаление легких, то даже на некоторое время забыл о собственном побеге, дабы побыть рядом с Катрин и поддержать ее. Он знал, что Билл не способен на ухаживания. Поэтому он взял это на себя.

Спустя некоторое время болезнь вовсе приковала Катрин к постели. Она вставала лишь в том случае, когда ей нужно было справить нужду. Ее голос осип от слабости, а лицо вовсе стало белым. Натаниэль кормил ее с ложки и даже читал книги, пока Билл сидел перед телевизором. Иногда Натаниэль пытался разговаривать с ней о чем-то, но не всегда получалось. Натаниэлю не о чем было говорить, а Катрин было больно это делать.

Однажды, одним февральским вечером, Натаниэль с Катрин остались наедине, когда Билл, впервые за три месяца, решил выйти из дому, проветриться, либо по своим делам. Катрин попросила Натаниэля сесть поближе, после чего решила отважиться на откровенный разговор. Сквозь боль, с тяжелым дыханием, она сказала слабым голосом:
- Натаниэль, мой милый мальчик! Как же ты красив! – протянув свою изнеможенную руку к его лицу, чтобы погладить его щеку.

Натаниэля удивило это. С легкой улыбкой и тревогой в глазах он аккуратно взял руку Катрин и положил ее на постель, там, где она и лежала до этого.
- Он ушел? – спросила Катрин, решив переубедиться.

Натаниэль, не отрывая глаз от Катрин, кивнул головой.
- Как долго я ждала этого! – произнесла она уставшим голосом.
- Чего? – спросил Натаниэль.
- Разговора с тобой, Натаниэль. Я хочу поговорить с тобой. – сказала она и попросила воды.

Натаниэль налил воды в стакан и аккуратно напоил ею Катрин. Его взгляд стал еще тревожнее, а лицо вовсе серьезным.
- О чем, Катрин? – спросил он.
- О твоей матери. – сказала Катрин, после чего замолчала на пол минуты, будто набираясь сил.

Когда интерес Натаниэля накалился до предела, а слова Катрин полностью созрели, она молвила ему:
- Почему ты никогда не спрашивал о ней?
- Я думал, тебе будет не приятна эта тема. – сдержанно ответил Натаниэль.
- Умница! – сказала она, еле натянув улыбку, после чего продолжив, - Но сейчас нам пора об этом поговорить! – тяжело глотнув, - Билл презрел родную дочь и ничего не хотел про нее слышать. Когда он впервые увидел ее по телевизору, то чуть не разбил его… - говорила Катрин, будто сразу перейдя к делу.
- Но почему? – спросил Натаниэль.
- Его очень задела самостоятельность Синди. Он не мог терпеть того, что она может принадлежать самой себе. Я всю жизнь была тупой крестьянкой, не закончив школы. Но я всегда могла видеть людей насквозь. И я хочу сказать тебе, Натаниэль, как ты напоминаешь мне твою мать. Поверь, она также могла найти подход к Биллу, как и ты. Это мало кому удается… - Катрин вдруг погрузла в мыслях.
- Пожалуйста, расскажи мне о ней поподробнее! – умолял Натаниэль.

Катрин снова попросила воды, после чего собрала всю силу в своем голосе, и стала говорить:
- Я родила Синди 7 июня 1948 года. Мы с Биллом были счастливы, так как мы долго не могли зачать детей, и Синди была нашим единственным ребенком. Мы старались давать ей все, но при этом требовали от нее исполнительности. С ней всегда было легко, она хорошо училась. Но однажды, она увидела по телевизору что-то городское, что-то модное. Ее глаза загорелись чем-то непонятным для меня. Она резко изменилась. Стала гордой и самовлюбленной. А когда они с Биллом не смогли сдержать взаимной не покорности, она заявила, что покинет дом и станет моделью, такой же известной как те модели из телевизора. Билл не стерпел и избил Синди. Именно после этого случая она сбежала из дому, на следующий день. Вместо извинения, Билл потерял родную дочь. И теперь он не может простить ни себе, ни ей, уже более 20-ти лет.

Натаниэль задумался над услышанным и сказал:
- Выходит, что Билл во всем виноват?
- Речь не о том, кто виноват, Натаниэль. Речь о том, что ты не должен стирать свои руки в мозоли в этом проклятом месте. Понимаешь, я только сейчас осознала, какой дурой я раньше была. Я не понимала поступков своей дочери…

Катрин стало сложно говорить. Ее глаза стали мокрыми, а по щеке спустилась слеза. Вытерев ее, Натаниэль сказал:
- Ты ни в чем не виновна, Катрин!
- Нет, я виновна! Я во всем стелилась перед Биллом. И даже, когда я была на стороне дочери, я поддерживала Билла. Я всю жизнь была подстилкой. И я не чувствую себя счастливой. Возможно, Синди, не будучи такой глупой как я, была счастливой. И я советую тебе, Натаниэль, пока я еще жива, беги отсюда! Беги! Иначе так и будешь кормом этого тирана!..
- Нет, Катрин! Ты не умрешь! Что ты говоришь такое?
- Уж теперь я знаю, что говорю! Поверь!
- Нет! Не сейчас! – сказал Натаниэль, после чего раздался хлопок входной двери.

Это Билл вернулся после недолговременного отсутствия здесь. Катрин с Натаниэлем понимали, что их разговор на этом закончился. И перед тем, как сделать непринужденный вид, Катрин, все же, решила добавить, прошептав:
- Не сомневайся в себе! Делай то, что должен делать! Никому не потакай!..

Морган Роттен © История Одного Андрогина (2011-2013гг.)