Утренняя встреча

     "Господи, да когда ж это уже светло будет: идёшь на работу по тёмной улице - пять утра, фонари ещё не горят, то в лужу влезешь, то в грязь, то на собаку какую напорешься! - поёживаясь, подумал про себя Рубцов, пытаясь в темноте обойти очередную лужу - конец февраля, а ночью прошёл дождь. – Тёплая нынче на нашем юге зима выдалась - ни одного сколько-нибудь серьёзного снегопада, ни одного заноса, не то что в прошлом году".
     Оставалось пройти ещё один квартал тёмного пространства, а там, за автовокзалом, уже цивилизация – светло от уличных фонарей и всяческих светящихся вывесок. Впереди показался силуэт идущего навстречу человека. Станислав внутренне подобрался – мало ли чего можно ожидать от встречного-поперечного в этот час. Приближающийся незнакомец замедлил шаг, увидев выходящего на него из темноты Рубцова и, как только они поравнялись, спросил:
     - Скажите, в той стороне есть какой-нибудь магазин, где можно купить что-нибудь перекусить?
     Станислав на секунду замешкался с ответом, соображая, где есть поблизости круглосуточное заведение:
     - Нет, Вам надо идти в противоположную сторону. Так, сейчас посчитаем, э-э-э, после третьего светофора по этой же стороне будет магазин "Светлана". Вы в этом городе впервые?
     На лице незнакомца, покрытом суточной рыжеватой щетиной - было видно в свете недалёкого уже уличного фонаря, появилась невесёлая улыбка:
     - Да, мы тут проездом. Едем из Сочи вдвоём с товарищем. Он остался на автовокзале – наш автобус будет только в десять утра, - мужчина развернулся и пошёл рядом с Рубцовым, приноравливаясь к его шагу.
     - Ну, в таком случае, я Вас провожу практически до самого магазина – нам по пути.
     Какое-то время шли молча. Станислав прикинул, что дорога займёт минут пятнадцать, а идти вместе столько времени и молчать как-то неудобно:
     - Вы в Сочи на олимпийских объектах работали?
     - Да.
     - Ну, и как там заработки?
     - Да какие уж заработки – кое-как у хозяина выбили деньги на обратную дорогу! – попутчик вытащил из кармана дешёвенькой куртки пачку "Кента" и закурил, не останавливаясь, - еду вот теперь домой, жену "обрадовать"…
     - Н-да-а… Вот тебе и олимпийская стройка! Вы там вроде гастарбайтеров, выходит, были? А что, дома работы не нашлось?
     - С нами, пожалуй, даже хуже, чем с гастарбайтерами хозяин обходился… А дома что – в колхозе больше, чем две тысячи в месяц не выходило…
     - Скажи, - Рубцов перешёл на "ты", - а земельный пай у тебя есть?
     - Шесть гектаров.
     - Ну, и ты его, конечно, в аренду сдаёшь?
     - А что ещё с ним делать без техники-то?
     - Овощи выращивать… Нутрий разводить, кроликов… Да мало ли что ещё можно с землёй делать! Натуроплаты-то хоть хватает? Сколько чего дают? - Станислав, спрашивая, вспомнил, как в своё время сам мыкался с пятью гектарами собственного пая.
     - Три  тонны зерна, пять мешков муки, тридцать литров подсолнечного масла да пару мешков сахару…
     - Короче, живность домашнюю содержать, да семью накормить… А как зовут-то тебя?
     - Фёдор.
     - Так вот, послушай меня, Федя. Нам ещё минут десять идти вместе осталось. Мир так устроен, что как ты смотришь на него, так он и отвечает. Тебе кажется, что у тебя ничего нет. А на самом деле у тебя есть семья, дом, есть кусок земли, а ты, вот, растерялся. Тебе лет-то сколько?
     - Сорок пять, батя, - они уже прошли автовокзал и попутчик, видимо, разглядел седую голову провожатого.
     - На пятнадцать лет меня младше, - Рубцова уже не впервой называли так, и каждый раз он удивлялся про себя - всё казалось, что не ему это обращение "батя" предназначено, - Так вот, я восемь лет назад приехал в этот город, где меня практически никто не знал. Приехал, потеряв всё,  дистрофиком весом в пятьдесят восемь килограммов, с десятью копейками за душой и практически без документов – на руках был один только паспорт, то есть был фактически бомжом, во всяком случае знал, как это – ночевать по вокзалам, а то и на уличной скамейке прикорнуть… Три месяца жил на пенсию старушки-матери, пока не попал на здешний машиностроительный завод, вспомнив, что когда-то занимался конструкторской работой. Бросил курить, а выкуривал в день полторы-две пачки. Бросил пить, а пил при случае всё, что можно назвать спиртным, включая сам спирт и самогон – до алкоголизма не дошло, но от возможности выпить никогда не отказывался. С тех пор, как бросил, ничего крепче молока и лимонада во рту не было. Одним словом, начал жизнь не то чтобы с нуля, а с долга в минус двести тысяч. В ту пору мне казалось, что зарплата в две тысячи рублей – оч-чень приличные деньги. Ну, а сейчас я - один из ведущих конструкторов на заводе, от меня зависит, без преувеличения, то, насколько эффективно будет продаваться заводская продукция, зарплата моя в пятнадцать-двадцать раз превышает тот самый двухтысячерублёвый предел мечтаний. Долги погасил, конечно.
     Вот ты говоришь, что денег у тебя нет, - продолжил Рубцов немного помолчав, - а сигареты-то твои, наверно, под тридцатник за пачку потянут…
    - Ну, да – двадцать семь рублей… - Фёдор смущённо повертел вынутую из кармана в очередной раз пачку сигарет, словно удивляясь, как она попала ему в руки. А как Вам удалось бросить курить? У меня вот никак не получается...
     - Да обыкновенно. В первый же день своего пришествия на завод – утром был ещё курящий, а после обеда бросил початую пачку "Нашей марки" в урну и с тех пор больше сигарету в руках не держал. Не верю я, что бросить курить трудно. Взял и бросил, зато у тебя всегда есть бонус для самого себя – имеешь право сказать: "Я же мужчина и не могу позволить нарушить данное самому себе слово, а это только поднимает твой вес в собственных глазах, прежде всего потому, что нет ничего важнее уважения к самому себе и веры в себя…
     - Как же у Вас всё так удачно вышло-то?
     - Сам не знаю, Федя. А впрочем, у меня был один пример… Однажды, когда я обретался на квартире в хатёнке у одной старушки, потеряв уже всё, что у меня до того было, как-то вечером, моя посуду, услышал я по радио одну историю, которую рассказывал президент Федерации восточных единоборств России – фамилии его уже не помню – пусть будет, скажем, Пантелеев. Пришёл к нему один алкоголик, натурально синий, то есть допившийся, видать, уже до ручки, и попросил научить его всему тому, что он сам умеет – восточным единоборствам то есть, а ты знаешь, наверное, что в этом деле важно не только владение искусством рукопашного боя, но также философия и вера. Алкаш этот рассказал, что тяжелее стакана ничего в своей жизни в руках не держал, но было в глазах его что-то такое, что Пантелеев согласился. Всех своих учеников, посещавших занятия, чтобы у тех не возникало ненужных вопросов, он предупредил, что новичок - это его дальний родственник, которому надо помочь…
     "Прошло двадцать лет, - заканчивал рассказ президент, - Сегодня моему ученику восемьдесят. Он кандидат технических наук, владеет четырьмя европейскими языками, и, хотя по возрасту старше меня, тем не менее, он называет меня своим отцом"…
     Они остановились возле ярко освещённой витрины магазина:
     - Ну, вот мы и пришли. Я тебе ещё одно скажу. Ничего в мире не происходит просто так, и если наша встреча произошла, значит, так было нужно именно здесь и сейчас и тебе, и мне. Считай, Фёдор, что я - твоя судьба, вернее, я повстречался на твоём пути, чтобы ты вернулся на тропу своей судьбы, которую, видно, потерял. Тебе всего-то сорок пять и впереди ещё целая жизнь…
     - Спасибо, батя. Я, слушая Вас, решил уже, что вернусь домой и для начала займусь извозом на такси - меня "семёрка" десятилетняя дожидается, а там видно будет.
     - Ну, так у тебя ещё и машина есть, а я вот всё пешком хожу - километров пятнадцать-двадцать в день, - Рубцов протянул руку для прощания, - Давай, дерзай, а я за тебя помолюсь.
     Станислав ощутил в своей руке крепкую мозолистую ладонь попутчика, махнул ему на прощание и, не оглядываясь, пошёл своей дорогой навстречу начинавшему задувать утреннему ветру.

05.05.2013