Просто Человек Продолжение книги Дикие Осины Гл. 1

 
   Кауфман опустил в бачок для мусора  окровавленные хирургические перчатки, сел за
   столик, расположенный в примыкающей к операционной рекреации, и положил на него марлевую маску.
 Женщина в белом халате и чепце,  поставила перед Кауфманом один из дымящихся стаканчиков и села рядом.   
 С пол минуты они сидели молча, не притрагиваясь к кофе.
 - Эрнест Самуилович, - сказала женщина, взглянув на его мрачное, осунувшееся лицо, - вы провели блестящую операцию, и это не ваша вина...
- Что? - Кауфман вздрогнул, словно очнувшись, и посмотрел в глаза собеседницы.
- Сразу было ясно, что он умрёт, - сказала женщина, опустив взгляд. - Восемнадцать ножевых ранений. Кто выживет после этого?
- Митька останется жить.
- Вы... - лицо женщины застыло в недоумении.
- По какому то странному совпадению, ни одно из ранений не задело жизненно важные  органы. Ещё более удивительно, что под рукой оказалась требуемая группа выдержанной крови.
- Да, - кивнула женщина, сразу посветлев лицом и сделав глоток кофе. - Это правда редко случается. Везучий мальчишка. Господи, как здорово!  Ваш кофе остывает... - она пристально посмотрела в глаза Кауфману. - Эрнест Самуилович, вас что то беспокоит?
- У него с руки срезали татуировку. Это знак того, что он приговорён и, значит, выжил не надолго.
Женщина отставила в сторону стаканчик и сказала:
- Неужели и после такого они от него не отстанут?
- Нет, - Кауфман в задумчивости рассматривал стаканчик,тёмные полукружия оттеняли холодное мерцание его глаз; он рассеянно отхлебнул и сказал: - это ритуальная акция, значит, совершали её не разумно рассуждающие люди, а фанатики. Он обречён, и есть только одно  средство действительно спасти его жизнь: объявить  мёртвым.
- И как же он будет дальше? - продольная морщина пробежала по лбу женщины, скрываясь за чёрным локоном, выбившемся из под чепчика. - А мать, отец? Это же страшный удар для них.  И потом, они захотят увидеть тело.
- Отец его сейчас под арестом. Его обвиняют в хищении секретной разработки в лаборатории спец средств для борьбы с изменниками империи...
- Ах да, я слышала, - оживилась женщина и глаза её заблестели, - плащ невидимка!  Неужели такое возможно?
 Кауфман пожал плечами и сказал: 
- А матери можно всё объяснить. А находиться он может в моей лаборатории.  Много свободных помещений.  Там будет жить, работать и учиться, если захочет.   Только для этого требуется объяснить вашим подчинённым...
- Конечно, я девчонкам всё скажу, - перебила его женщина. -  Да и сама буду молчать как рыба. Вы абсолютно правы, Эрнест Самуилович. Надо мальчишку защитить.
- И особенно не следует посвящать в это вашего якобы главврача.
- Тут вы абсолютно правы, - женщина вздохнула и, понизив тон, прибавила, - говорят, это он донёс в АЕК на Анастасию. А сначала мне так понравился...   
 В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появилась девушка в белом халате и чепце, со вздёрнутым носиком и  встревоженным взглядом на бледном личике.  Она  устремилась к Кауфману и протянула ему трубку.
- Эрнест Самуилович, - прошептала она. - Сам на проводе. - Пальцем свободной руки она указала вверх.
Кауфман взял телефон и устало выдохнул:
- Слушаю, Кауфман.
- Добрый вечер, Эрнест Самуилович, - донёсся из трубки голос Клима Тимофеевича.
- И вам добрый, господин трибун.
 - Не могли бы вы срочно подъехать к церкви Святого Николы.
-  Я часто слышал о ней, но... - Кауфман прочистил горло, - даже не знаю, где она находится. А в чём дело?
- Чрезвычайной важности. Сейчас к вам подъедет Михаил. По дороге он введёт вас в курс дела.
 Связь прервалась.  Кауфман встал, отдал телефон девушке и вышел.
На выходе из больницы его уже ждал Михаил, одетый в камуфляжную форму. Его обычно гладко бритая голова, подбородок и щёки были покрыты седоватой щетиной. Лицо, выражающее как всегда спокойствие, бодрость и собранность, поражало бледностью.
 Михаил сдержанно приветствовал Кауфмана, полоснув его взглядом, и, открыв дверцу бмв, пригласил есть.
Кауфман расположился рядом с креслом водителя, на которое сел Михаил.   Бмв плавно набрал скорость, выехал на автостраду и помчался из города.
- Вы должны осмотреть тело отца Никанора, - сказал Михаил.
- Он умер, кажется, неделю назад.  И всё ещё не похоронен? И кстати, почему я? Я не патологоанатом, я хирург.
- Три дня назад пришла следственная группа в том числе и патологоанатом...
- Группа? Есть подозрение, что он умер насильственной смертью?
-  Лучше, если вы не будете меня всё время перебивать, профессор, - раздражённо произнёс Михаил.
- Да, конечно, хотя я академик.
- Доходяги святые, бывшие калеки, якобы исцелённые Никанором, а их там десятка три,  узнав, с какой миссией прибыла группа,  подхватили сотрудников под руки и вынесли наружу.  Закрыли храм и никого не пускают. К ним приезжал Клим Тимофеевич вместе с главой ордена  единственно истинной веры. Их даже не пустили на порог.  Из приоткрытого оконца крикнули, что никого не подпустят к телу старца, кроме вас.
Михаил выдержал паузу, скользнул боковым взглядом по Кауфману и произнёс с некоторым разочарованием в голосе:
-  Даже не спросите почему?
- Вы просили не перебивать, - усмехнулся Кауфман. - Так почему?
- Дух старца им, видите ли, так сказал, - Вдали показался шлагбаум, по обе стороны которого стояли у бронетранспортёров с десяток военных с автоматами в руках.
Рассмотрев номера в бинокль, бойцы поспешно подняли шлагбаум и вытянулись по стойке смирно. Когда бмв проезжал мимом них, они отдали честь.
- Вы верите в духов? - спросил Михаил.
- Я ещё не встречал достоверных фактов, подтверждающих их существование, но у меня нет также оснований категорически исключить эту версию.
- А он верит, - в задумчивости, словно не слыша Кауфмана, произнёс Михаил.
- А вы? - спросил Кауфман, пристально посмотрев на Михаила.
- Трудно сказать, чаще не верю, но иногда... - Михаил на несколько секунд задумался, затем вдруг чрезмерно весёлым тоном переменил тему: - Вернувшись с Чёрной горы, мы с Климом прошлись по больнице, оценить результаты  управления Артура, поговорили с людьми, и выяснилось, что он всё решительно запустил.   Количество смертей после операций увеличилось, вымогательства охраны не имеют предела, аппетиты врачей неимоверны, многие больные спят на кроватях по очереди, словом бардак. Клим взял у охранника дубинку, и мы тихонько вошли в кабинет Артура.. Он лежит на диване, сосёт сок через трубочку и смотрит футбол по телеку. Увидев нас, вскочил, подавился, уронил сок, а заметив в руке Клима дубинку, затрясся как осина. Видели бы вы его физиономию! Клим окинул взглядом кабинет с пустыми бутылками из под шампанского, стоящими во всех углах, и поднял взгляд на огромные настенные часы.
"Почему часы стоят?" - спрашивает Клим весьма суровым тоном,  и за его  внешней холодностью я чую нотки, предвещающие Артуру  жёсткий разбор.   А этот хорёк, как ни в чём ни бывало, отвечает: " Клим Тимофеевич, едва я узнал о том, что ваш самолёт разбился, я сразу же остановил часы и поклялся, что никогда они более не пойдут и сам я не перестану пить шампанское до тех пор, пока моё сердце тоже не остановится."
 Клим убрал дубину за спину и вдруг спросил, взглянув на экран телевизора: " Какой счёт?"
" Пока вас не было, Клим Тимофеевич, никто не мог забить, но стоило вам появиться, тополя сразу забили гол осинам."     Ну что тут скажешь?  - Михаил рассмеялся  и бросил  взгляд на Кауфмана. - Ловкий паренёк! 
- Теперь, очевидно, этого юношу ждёт повышение, - пробормотал Кауфман.
- А ведь вы в точку попали, - уже более серьёзно произнёс Михаил. - Когда мы с Климом поднимались на лифте, я заметил в отражении зеркала слезинку, скатившуюся по его щеке.    Я то знаю, что это значит.   Ну, вот, Эрнест Самуилович, мы и приехали.
  Золочёная луковица купола церкви Св. Николы мягко сияла под прощальным прикосновением  лучей солнца, умиравшего в багрянце неба.   Церковь стояла у дороги на огромной поляне  между двумя лесными массивами, внутрь которых уже заползала тьма, хотя верхушки деревьев ещё кокетничали с уплывающим за горизонт светом.
   Подъехать к притвору церкви было невозможно, потому что он был оцеплен полукругом  полицейских машин, и Михаил остановил машину  на дороге.
   Из одной из машин вышел Клим Тимофеевич и пересел в  бмв Михаила на заднее сиденье.
 - Эрнест Самуилович, - тихо заговорил Клим, - я желаю, чтобы вы осмотрели тело старца  с целью установить, был ли он человеком.
-  Хотите, чтобы я произвёл вскрытие? - глухим тоном произнёс Кауфман.
- Нет, этого они категорически не позволят, - ответил Клим.  - Вы сможете установить это без вскрытия?
- Разумеется, если причина смерти не требуется.  Можно сделать соскоб, взять образец днк, исследовать глазное яблоко.  Скажите, вы пригласили меня лишь для того, чтобы установить человек он или нет?
- Да. Это очень важно!  Я рассчитываю на ваш профессионализм и вашу порядочность. 
- Каким образом вы с ними общались? - спросил Кауфман.
-  Через окошечко в угловой апсиде, - ответил Клим, указав пальцем на одну из трёх белых выпуклых пристроек с голубым полу куполом, окаймлявших церковь.
Кауфман вышел из машины и направился к переговорному пункту.  Едва он приблизился к оконцу, размером чуть больше средней человеческой головы, сразу же заметил пару нацеленных на него глаз. Оконце открылось и пронизывающий взгляд из образовавшейся бойницы секунд пятнадцать не мигая рассматривал Кауфмана.  Человек кивнул, мелькнув в проёме клобуком, и сказал:
- Встаньте у входа. И пусть никто, кроме вас, не приближается.
Кауфман подошёл к притвору и стоял у резной дубовой двери несколько минут, прежде чем глухо заскрежетали запоры и дверь медленно приоткрылась.
- Входите, - послышалось изнутри, и Кауфман подчинился.  Запах свечей и ладана, резко ударил в нос Кауфману, и он, ещё не миновав притвор, почувствовал себя не в  своей тарелке.  Это было ощущение, сродни тому, которое он испытывал во время пиршества с шашлыками на подземном ракетостроительном заводе. Разница была лишь в том, что там было пиршество плоти, а здесь ощущалось пиршество духа.  Человек в чёрной рясе и  клобуке запер дверь и провёл Кауфмана через трапезную в помещение с высоким сводом и стенами, украшенными рядами икон с горящими перед ними свечами.
Кауфмана поразило, что здание, казавшееся снаружи небольшим, изнутри гляделось величественным храмом.
Священнослужитель подвёл Кауфмана к иконостасу, перекрестился бормоча молитву,  шепнул Кауфману "Ждите здесь" и степенно направился в боковую ризницу, из за приоткрытой двери которой сверкали несколько пар глаз.  Священник, скрывшись за дверью, плотно закрыл её, и в тот же миг за иконостасом послышался слабый шорох, где то загудело, заскрипело, иконостас дёрнулся и, разошёлся пополам на самой середине.  Образовавшиеся створки разошлись в стороны, обнажив алтарь, где за престолом на горнем месте восседал седой старик с крючковатым носом, в  чёрной рясе и камилавке.       
Старик несколько секунд спокойным взглядом изучал Кауфмана и затем тихим, но твёрдым и молодым голосом произнёс:
 -  Воля отца Никанора, признаюсь, меня сильно удивила, ибо, насколько мне известно, вы не только в Отца Небесного не верите, но и в церкви никогда не были, однако, опять же признаюсь, вы мне очень даже интересны, и я испытываю к вам не только сочувствие как должное милосердие, но и особую человеческую симпатию. Я слышал, вы спасли не одну  жизнь, не обременены амбициями, стяжательством, жаждой славы и прочей скверны человеческой.  Однако, при столь праведных качествах вы пренебрегаете общением с Богом, к какому стремятся миллионы куда более порочных душ.   Что это, гордыня, заблуждение, или кощунство?
- Святой отец, - столь же тихим и не менее твёрдым голосом произнёс Кауфман, - ни само место, ни миссия, с какой я сюда прибыл, ни тем более ваш сан  не располагают к тому чтобы я основательно и подробно объяснил вам причину моего равнодушия к ритуальной стороне веры.  Потому что это скорее всего прозвучало бы именно кощунством, но если вас удовлетворит краткий ответ, то я бы сказал, что  просто не ощущаю к обрядам ни малейшего внутреннего побуждения.    
 Священник некоторое время молчал, а Кауфман прикидывал в уме, как бы поделикатней  дать понять собеседнику, что он, Кауфман, прибыл сюда по делу, а не для пространных рассуждений о конфессиональных вопросах.
 - Вы верите в бессмертие? - спросил священник, устремив зоркий взгляд на Кауфмана.
Кауфман поежился от этого вопроса и ощутил желчь на языке, предвидя вероятность того что придётся лукавить.
- Я должен в него верить, - ответил он и подумал: " Известно ли ему что-нибудь о лаборатории  бессмертия?"
- А в Бога, стало быть, не должны, -  Кауфману на мгновение показалось, что в глазах священника промелькнула насмешка, и наконец он решился: - Святой отец, я прибыл сюда, как вам наверное известно, с конкретной целью, и, поскольку время моё весьма ограничено, то я хотел бы приступить к осмотру тела.
Лицо священника сразу поскучнело. Он встал, подошёл к престолу, взял с лежащей на нём огромной книги свёрток и, размотав шёлковый платок, обнажил и развернул антиминс.
Кауфман по худому измождённому  бледному телу, изображённому на нём догадался, что это святыня и что четыре маленькие  головки с нимбами, расположенные по углам её, принадлежат  Матфею, Марку, Луке и Иоанну, с сочинениями которых Кауфман ознакомился будучи двенадцатилетним ребёнком.
- Взгляните на эти мощи, - сказал священник и поцеловал плат, - Бог оставил нам нетленную плоть отца Никанора  в назидание и в утешение, душа его у Господа, а тело предано земле.
- То есть, вы уже похоронили его? - воскликнул Кауфман, но тут же, спохватившись, понизил голос. - Но где и когда? Все полагают, что похороны ещё только состоятся.
 К чему вся эта скрытность?
- Мы выполняем лишь волю усопшего. Он желал, чтобы его похоронили тайно, под церковью и никто не знал о месте его захоронения. И это весьма разумно, ибо охотников приобрести святые мощи старца Никанора найдётся не мало.   Вам известно, что под церковью находится кладбище? Ходы уходят метров на триста по окружности.  Говорят, что Никанору явилось видение, в котором будто бы ему было указано это место. Разумеется это так и было, но, однако, замечу, что в некие времена здесь уже стоял храм, который толпа, по наущению дьявола, сравняла с землёй. Слава Богу, они не ведали, что под землёй залегают похоронные катакомбы.
- Я обязан сказать вам, что я должен установить не причину смерти отца Никанора, а был ли он человеком в физическом смысле.
Лицо священника хранило всё то же бесстрастное выражение, только глаза его чуть погрустнели, и он несколько севшим, теперь уже выдававшим его преклонный возраст голосом произнёс:
- Он предупреждал, что придут люди инспектировать его тело, и отдал распоряжения, относительно вас и просил передать вам кое что.
 Священник аккуратно сложил антиминс, завернул в платок и положил его на Священную книгу.
  Он взял лежащий рядом маленький продолговатый свёрток и, медленно приблизившись, протянул его  Кауфману.
- Он хотел, чтобы вы передали это пославшему вас.
Кауфман взял свёрток и пристально взглянув собеседнику в глаза, спросил:
- Вы понимаете, что будет, если пославший меня узнает, что тело старца, которое его по каким то причинам очень интересует, уже похоронено и находится под церковью?
- Старец Никанор сказал, что он   именно вас потому и выбрал, что вы знаете ответ на этот вопрос и сможете спасти его останки и церковную святыню от скверны и унижения.
Я не знаю, что он имел в виду, и тем более не осмелюсь спрашивать об этом вас, но я выполнил всё в точности, как он сказал и потому, зная что вы человек крайне занятой, не буду вас больше задерживать. Храни вас Господь.
Священник медленно развернулся и направился в восточную часть церкви. Иконостас за ним плавно сомкнулся, и в то же время из ризницы вынырнул тот священник, что встретил Кауфмана у входа, и проводил академика до выхода. 
Клим, стоявший у притвора, схватил Кауфмана за локоть и потащил его подальше от столпившихся полицейских.
- И что? - спросил он, вонзив в Кауфмана пытливый пронизывающий взгляд. - Это человек?
- Определённо, - кивнул Кауфман, спокойно глядя в глаза Климу.
- Что же, Эрнест Самуилович, - я вам очень благодарен. - Клим явно повеселел и глаза его ожили. -  Завтра вечером вам позвонит Михаил, и вы назовёте ему число, сумму необходимую для начала работы лаборатории. Не надо называть цифры, только скажите их количество, десять или одиннадцать, а может больше? Подумайте.  До свидания.  Вас отвезёт Михаил в Кесаревскую или куда вам ещё надо. 
Клим направился к своей машине, но, сделав шагов десять, остановился, повернулся и сказал:
- Сразу как получите результаты анализов, Эрнест Самуилович,  в любом случае позвоните мне обязательно.
- Анализов? - Кауфман опешил и, перехватив взгляд Клима, нацеленный на свёрток в его руке, свободной хлопнул себя по лбу. - Простите, Клим Тимофеевич, совсем из головы выскочило: старец Никанор перед смертью просил передать вам.
Кауфман протянул пакет, который Клим, стремительно подойдя, схватил и, отойдя в сторонку развернул.
 Минуту он стоял отвернувшись ото всех, изучая некую записку, в которую были завернуты церковные свечи.
 Когда он повернулся, лицо его было белым, губы и ноздри трепетали, в глазах мерцал сухой лихорадочный блеск.  Дрожавшими пальцами он сунул записку в карман, бросил свечи на землю и растоптал их. Несколько ссутулившись,  неровной походкой Клим подошёл к Кауфману и, прочистив горло медленно, тщательно подавляя дрожь, сказал:
 - Эрнест Самуилович, позвольте ещё раз задать вам вопрос, но только теперь, вам следует очень хорошо подумать, потому что от ответа вашего зависит не только ваша дальнейшая судьба, но судьба и жизнь всех близких вам людей:  вы действительно своими глазами видели тело старца Никанора и, осмотрев его,  утверждаете, что он был обычным человеком?
- Да, - ответил Кауфман, ощущая сухость и противный привкус горечи во рту. На спине у него скатились капли пота. - Да, я уверен, что это был просто человек.
Не говоря больше ни слова, Клим сел в машину, которая тут же тронулась.
 Бледный как снег Кауфман, пошатываясь, добрёл до бмв, из которого вышел Михаил и помог Кауфману сесть.
- Ладану надышались? - буркнул Михаил, включая автоматику. - Я вот тоже не очень церкви люблю из за этого тяжёлого духа.  Сразу мне почему то пороховой дым вспоминается и трупы.  Поедем или как? Тут ведь и медики имеются.
 Кауфман махнул рукой, и бмв двинулся с места, устремившись вдогонку, исчезающей вдали машине Клима.