Мои дорогие Ньюфы

С моими собаками двумя ньюфаундлендами, сначала Джоном, потом Янгом, мы прожили вместе более четверти века и, конечно, за такой большой срок хорошо узнали друг друга.Все собаки любят своих хозяев, но есть две породы, которые специально выведены, чтобы любить всех людей. Это огромные добродушные собаки- спасатели: сенбернар и ньюфаундленд.Специалисты-кинологи утверждают, что они, так сказать, двоюродные братья, у них общий предок — бернская овчарка. Это утверждение трудно до¬казать, так как их родословная очень древняя и есть свидетельства в исландских сагах, что еще в 1000 году (до открытия Америки Колумбом) норвежский викинг Лейф Эриксон привез в Новый Свет так называемых медвежьих псов — огромных черных собак, которые так и прижились на острове Ньюфаундленд.
Первоначально круг их обязанностей ограничивался лишь помощью рыбакам. Они помогали тянуть сети, а если какая-нибудь рыба норовила выскочить, тут же ловили и приносили хозяину. Когда лодка приставала к берегу, ньюфы могли доставить на берег причальный канат. Лишь много позже их приспособили на другие работы, и самая известная из них — спасение людей. Про эти деяния, так трогавшие людские сердца, рассказано во многих книгах. Самый знаменитый из спасенных — Наполеон Бонапарт, не умевший плавать и упавший за борт корабля, на котором он бежал с острова Эльбы. Да что там в книгах! Дед нашего Джона спас в Эстонии четырех человек!
Мне кажется, именно постоянная работа с людьми на равных (а в северных областях ньюфы и по сей день выполняют самую трудную работу — волокут бревна, возят почту и т. д. ) выработала в ньюфаундлендах особые черты характера — достоинство и добродушие. Ньюф никогда не подлизывается — он знает себе цену.
Я могла бы долго и восторженно описывать характер ньюфаундлендов, но лучше меня выразился поэт лорд Байрон, который на памятнике на могиле своего любимого ньюфа Боцмана велел выбить следующую эпитафию: «Он обладал красотой без тщеславия, силой без высокомерия, смелостью без жестокости и всеми достоинствами человека, но без его недостатков». А немецкий кинолог Хайм как бы добавил: «Он настоящий джентльмен — от кончика носа до кончика хвоста».

"Знает английский язык за пятый класс"

Собак надо учить человеческому языку, и не просто командам (это само собой разумеется), но и другим обиходным словам. Мои собаки знали по¬чти все предметы и помещения в нашем доме, и, если я говорила Джону или Янгу: «Иди в ванную или на кухню», они шли именно туда.
Не знаю, как рекомендуют специалисты, но я изобрела свой собственный способ. Так, например, мне иногда хотелось, чтобы пес почистился в белейшем, только что выпавшем снегу, и я, улучив момент, когда он делал это по собственной инициативе, приговаривала: «Поваляйся, поваляйся». Пока он не понимал связи между командой и ответным действием. И,наконец, наступал такой момент, когда уже только по моему приказу пес начинал валяться в снегу. Точно так же было с командой «Отряхнись» и многими другими. Иногда я обучала уже не отдельным словам, а целым фра¬зам. Я брала поводок с ошейником и спрашивала собаку: «Ну, какие будут предложения?» Собака понимала идем гулять. И о пять-таки наступал такой момент, когда в ответ на эту  фразу Джон бежал и сам приносил поводок с ошейником. Этот метод усовершенствовал мои муж и довел его прямо-таки до циркового номера. При гостях он говорил громким голосом: «Тот, кто хочет конфетку, придет и постучит по столу лапой». Джон (а он в это время был в другой комнате) входил, стучал своей огромной лапой по столу и получал награду. Гости, как правило, были ошеломлены. Шутки ради я обучила собак и английским командам — up, down, come и т. д. То, что для собак неважна разница между языками, я поняла давно. В первый год после войны я приехала в Елабугу повидаться со своей сестрой, служившей военврачом в лагере военнопленных. Местные елабужские собаки прибегали туда подкормиться, и пленные, тосковавшие по дому, называли их так, как звали у себя на роди¬не. В разных зонах — а они строились по национальному признаку — одна и та же собака имела разные клички. Так, Полкан, пес хозяйки, у которой я остановилась, имел набор имен не хуже, чем у испанского гранда: Рольф (в немецкой зоне), Уго (в итальянской) и Йоки (в японской). Так вот, когда кричали: «Рольф, ком!», бежал именно Полкан, а не соседский Тобик.
Однако вернусь к своим ньюфаундлендам. С английским языком Янга связан один забавный эпизод. Соседский мальчик начал изучать английский язык, и, поскольку дело шло довольно туго, его мать попросила меня о помощи. Урок был посвящен повелительному наклонению: «Том, встань, подойди ко мне, садись» и т. д. Практически почти все эти слова были командами Янга. Надо было видеть растерянность моего ньюфа. Как же так, ведь это должно быть обращено к нему, а не к мальчику, а может, все-таки к нему, Янгу? Что делать? Волнение пса заметил и мальчик. «Что это с ним?» — спросил он. И тут я решила использовать ситуацию в педагогических целях.
«А он все это знает лучше тебя. Вот видишь, даже собака может выучить английский язык».
Мальчик не поверил. Проверили. Янг абсолютно правильно реагировал на английские команды. Мальчик не мог опомниться от изумления. После этого случая авторитет Янга среди ребят нашего двора невероятно вырос. Когда мы выходили на прогул¬ку, малыши почтительно шептали: «Он знает английский язык за пятый класс».

Как Джон "спас" свою хозяйку

Как и все ньюфаундленды, Джон очень любил купаться. Будучи щенком, он начинал купальный сезон, как толь¬ко с Москвы-реки сходил лед. Он не боялся холода, потому что не промокал: шерсть отталкивает влагу благо¬даря густому подшерстку и блестящей, смазанной жиром ости.
Как-то мы отправились на реку еще в апреле. Джон долго плавал, фыркал от удовольствия, но, когда стал вы¬ходить на берег, поскользнулся на по¬крытых зеленой тиной ступенях и опять бултыхнулся в воду. Каждая его последующая попытка оказывалась столь же неудачной, и наконец решила вмешаться я. Отыскав более сухую ступень, я встала на нее и попыталась ухватить Джона за ошейник. Он рванулся ко мне, и я с размаху плюхнулась в воду. К счастью, в этом месте у берега было не очень глубоко — по горло, но и этого хватило, чтобы я вы¬мокла до нитки. Дальше была какая-то бестолковая возня. Я и мой глупыш — семимесячный Джон — подталкивали друг друга, и уже нельзя было разобрать, кто кого спасал. Наконец мы выбрались на берег и побрели домой по аллеям Воробьевского шоссе. На нас дивились все прохожие. На мне был только один сухой предмет — берет, с теплого плаща лились ручьи, в туфлях тоже хлюпала вода. Густая шуба Джона покрылась мелкими сосулька¬ми, так как с утра еще подмораживало. Прохожие смотрели и восхищались: «Смотрите, ньюфаундленд спас свою хозяйку!

"Разрешите познакомиться"

В нашем дворе жила семья польского дипломата. Его дочки — семилетняя Вожена и четырехлетняя Ева — были страстными поклонницами Джона.
Надо было видеть их рядом. Головка Евы на уровне мохнатой головы Джона, а крошечная ручка обнимает холку. Лапы собаки толще ног Евы. Джон платил девочкам той же любовью. При встречи «хакал», махал хвостом и лизал их лица.
Ньюфаундленды вообще очень любят детей и разрешают им такие вольности, которые никогда не позволили бы взрослым. Однажды я была действующим лицом или, скорее, свидетельницей одной милой сценки. Ко мне подошли три девочки — Вожена, Ева и ка- кая-то незнакомка лет шести, очаровательное белокурое существо с веснушками на носу,
вся в кружевах и воланчиках.
-  Пани Анна, — обратилась ко мне Вожена, — можно познакомить с Джоном нашу кузину Анелю? Она приехала к нам в гости из Варшавы.
- Пожалуйста, — сказала я. Мне стало очень любопытно, как это произойдет.
Ритуал знакомства оказался на сто- процентном светском уровне. Вожена сделала перед Джоном книксен и очень торжественно произнесла:
-  Джон, разреши тебе представить нашу кузину Анелю.
- Bardzo mi milo poznac pana, — пролепетала девчушка, что в переводе с польского означало: «Очень рада с вами познакомиться». Особенно здорово звучало обращение «пан» в отношении Джона.
-  Джон, — сказала я, — дай девочке лапу.
Джон вежливо «хакнул» и протянул Анеле свою огромную лапищу. Она по¬жала ее двумя руками, так как одной не смогла обхватить. Все происходило на полном серьезе. Девочки — уже все три — сделали книксен и удалились гуськом. Ах, как я жалела, что в тот момент у меня не было кинокамеры, чтобы заснять эту прелестную сценку.

Все в гурт!

Спасательный инстинкт ньюфаундлендов заложен многими поколениями их предков. Схватить и вытащить на берег плавающий предмет может каждый из них. Мне рассказывали, что один ньюф (кстати, родственник нашего Джона) наловил своему хозяину - эстонцу, живущему на побережье, — более пяти кубометров дров. И чело¬века может вытащить тоже каждый ньюф, но, если его специально не учить, сделает это, так сказать, неграмотно. Необученная собака может довольно сильно поцарапать спасаемого. Когда мой муж притворился то¬нущим, чтобы испытать способности молодого Джона, он в результате спасательной акции был вытащен на берег исполосованным, как тигр. Если человек имеет дело с не обученным ньюфом, надо просто ухватиться за холку пса, и он спокойно отбуксирует его до берега да еще и протащит по песку на такое расстояние, чтобы спасенного не смыл обратно прибой. (Вот ведь удивительно: как он это определяет?) Обученные собаки описывают круг около тонущего, давая ему возможность ухватиться за хвост, а если человек погрузился уже под воду, ньюф подныривает, стараясь взять себе на спину пострадавшего или же тянуть его, ухватив за кисть руки или плечо. Правда, могут остаться изрядные синяки, но это, конечно, сущие пустяки по сравнению со спасенной жизнью.
В городских условиях собачий инстинкт несколько пригасает, но, должно быть, не исчезает до конца и может проявиться совершенно неожидан¬но. Однажды я сама наблюдала такое пробуждение инстинкта.
На Воробьевых горах есть прекрасная поляна у ручья, впадающего в Москву-реку. Там очень просторно и зелено и нет никого, кроме собачников, которые приходят сюда со свои¬ми питомцами в любое время года. И хозяева, и собаки давно перезнакомились и отлично ладят друг с другом, образовав, так сказать, клуб по интересам. Как-то раз было особенно много собак. Наверное, не меньше десяти. И тут на косогоре появился колли Рой, огромный трехцветный красавец. Он постоял, рассматривая сверху собравшуюся компанию, и вдруг, словно вспомнив что-то, стремительно ринулся к группе. Хозяева со¬бак, занятые своими приятными разговорами, не обратили на него внимания, а когда наконец собачий лай стал особенно пронзителен, очнулись и увидели, что их собаки собраны в гурт, а Рой подбивает к нему последнюю непослушную собаку. Мой увалень Янг оказался в самом центре гурта. Должно быть, он по привычке беспрекословно слушаться подчинился одним из первых, но было видно, что он озадачен.

Янг и ворона

Собаки остро реагируют на все необычное. Так, впервые увидев негра, флегматичный Янг залился остервенелым лаем. К счастью, негр нам попался с юмором. «А, — улыбнулся он, — оказывается, и у собак есть расовая дискриминация. А ведь оба мы — черные». Весьма удивительными были так¬же встречи с животными, увиденными впервые, — лошадью, коровой, курами и т. д. Растерянность, удивление, желание защитить своих хозяев от этих иноплеменных «монстров» — вот что испытывал мой ньюф. Когда мы выезжали за город и разбивали палатку, ньюф первым делом обегал по большому радиусу наше пристанище, а за¬тем зорко следил, чтобы никто не переступал этот воображаемый круг. Со свирепым лаем он бросался к чужакам. Если же граница не нарушалась, он спокойно сидел и смотрел на прохожих.
Иногда по утрам — очень рано, что¬бы не мешать людям, — я водила Янга купаться в водоем при Дворце пионе¬ров. Однажды во время такого купанья к Янгу пристала ворона. Ей захотелось поиграть. Она летала низко-низко и норовила ухватить собаку то за ухо, то за хвост. Янг лязгал зубами, но птица была проворнее. Довольная своими успехами ворона вдруг громко закрича¬ла: «Хор-р-рошо!» Янг буквально остолбенел — ведь это было поощрительное слово из его лексикона. Он смотрел то на ворону, то на меня: смотри, мол, что творится! Впрочем, и я была удивлена не менее. А ворона продолжала выкаркивать три известных ей слова: «Варя, ворона, хорошо». Ворона-то оказалась дрессированной, говорящей!
На следующий день мы захватили печенья и стали искать встречи с вороной. Ворон было много, но какая из них Варя? Долго кричали: «Варя, Варя!» И вдруг с березы послышалось: «Хорошо!» И опять началась игра. Но это уже было в последний раз. Больше ее мы не видели.
Через год я случайно там же встретила девочку, которая несла в корзинке траву. «У вас что, есть уголок живой?» — «Да». И тут я поняла. «У вас была говорящая ворона?» — спросила я. «Да, но она уже давно улетела». Так вот где получила лингвистическое образование наша знакомая Варя!

"Встаньте пожалуйста!"

На станции Ильинская проводилась собачья выставка. Мы повезли туда нашего Джона. Электричка почему-то запаздывала, и на перроне скопилось много народу. Очень скоро Джон оказался в плотном кольце любопытствующих, так как в те далекие семидесятые годы ньюфаундленды были боль¬шой редкостью. Мне пришлось про¬честь настоящую лекцию о его повадках, характере и т. п. Все это вызывало живейший интерес, но особенное впечатление мои рассказ произвел на ушастого веснушчатого пэтэушника, который стоял с открытым ртом и не сводил с собаки восхищенного взора. Наконец мои разглагольствования Джону надоели, и он улегся прямо на грязный перрон. «Встань!» — приказала я. Но он и ухом не повел. «Встань!» — повторила я уже резко. Никакой ре¬акции. Пэтэушник возмутился: как же можно так грубо разговаривать с таким знаменитым псом? «Встаньте, пожалуйста», — почтительным тоном произнес пэтэушник. И, представьте себе, Джон встал!

Как Джон нянчил детей

К нам в гости приехала племянница с двумя двухгодовалыми близнецами. Верткие, как ртуть, озорные, они доставляли мне массу хлопот. Пока один из них нажимает на кнопки низко стоящего телевизора, другой в кухне пытается повернуть кран в газовой плите. Не знаешь, кого первым оттащить за штанишки. Я подумала: а может, стоит подключить к воспитанию сорванцов Джона? Я подвела мальчишек и Джона к телевизору и сказала: «Вот это (показала на телевизор) этим (на близнецов) фу-фу!» Джон долго не мог понять, чего я хочу от него. Пришлось повторять много раз. И, наконец, однажды, когда при нем один из близнецов стал возиться с кнопками телевизора и я крикнула «фу», до Джона дошло: вот где, оказывается, «фу»! Он и сделал так, как я просила, — аккуратно отодвинул мальчишку. Ну уж теперь было совсем несложно повторить этот трюк с плитой. Джон запросто «оттирал» проказника от плиты и даже вытеснял его из кухни и ложился на порог.
Я часто задумываюсь: отчего зависит ум каждой  конкретной собаки и ее способность к дрессировке? Утверждают, что главное — в чистоте родословной. ничего подобного. Это влияет только на внешность. Так, мой Янг обладал самой аристократической ро¬дословной. Его бабка была представ¬лена на чемпионате мира от Германии. Все дедушки и прадеды - класса «эли¬та». Тем не менее он уступал в сообразительности и «деловых» качествах Джону, у которого было более демократическое происхождение. И к тому же обе мои собаки получили одинаковое воспитание в нашей семье. В чем же причина? Видно, и в собачьем мире есть свои Ломоносовы.
Точно также дело обстоит и со способностью защитить хозяина от опасности. у разных ньюфов она проявляется в разной степени, а у некоторых почти отсутствует, Хотя должна сказать, что все-таки большинство этих собак на опасность реагируют, но толь¬ко на серьезную, по мелочам они не суетятся. Со мной произошел вот ка¬кой случай.
Обычно я старалась гулять с собаками в пустынных местах, чтобы не пугать людей — ведь не все любят собак. На склонах Воробьевых гор есть много таких мест, а лет тридцать тому назад их было еще больше. Бродили мы с Джо¬ном в самой чащобе, кругом ни души. Я задумалась, по сторонам не смотрю. Джон отстал от меня, вынюхивая что-то в траве. Вдруг из-за кус¬тов вылезает мятая, оборванная, не¬презентабельная личность с сизым носом и багровым лицом, перегораживает мне дорогу и сиплым голосом шипит: «Что, попалась на узкой до¬рожке? Не кричать — прикончу». И, схватив меня за руку, пытается утянуть в кусты. Я хотела позвать Джона, но от страха не смогла выдавить ни слова. Но Джон все увидел (или по¬чувствовал) сам. Он примчался огромными прыжками, как собака Баскервиллей. Сбил негодяя с ног и плотно прижал его к земле, положив лапы ему на грудь. Зубы оскалены, шерсть дыбом. Пьяница вмиг из красного сделался зеленым. «Уберите собаку!» — взмолился он. Я медлила. Потом, решив, что с него хватит, дала команду Джону. Джон повиновался нехотя, все еще грозно рыча и скалясь. Удивительно, но, пока я прицепляла поводок, пьяницы и след простыл.
Ученые считают, что владельцы со¬бак часто приписывают своим любимцам человеческие черты. По-научному это явление называют антропоморфизмом. Отчасти одним из первых и знаменитых антропоморфистов был Брем, автор многотомного труда «Жизнь животных». И его за это осуждали. Но я считаю, что его оппоненты рассматривают животных чересчур холодно, сквозь призму отвлеченного анализа. Сухари, словом. Любви им не хватает. Истина, как всегда, лежит где-то по¬средине. Мы учим собак, они учат нас. Они тоже очеловечивают нас, делают добрее, внимательнее. Кроме того, общение с ними позволяет нам заглянуть в тот мир, который им гораздо ближе, чем нам, — мир природы. А заглянув туда, мы не можем не восхититься стройностью, красотой и соразмерностью всего, что создал Всевышний.