Санька при дворе князя Владимира. Глава 37

Глава 37

Где Санька умудряется пожить спокойно

Когда отгремели празднования по случаю нашей победы, я наконец смог вкусить мирной жизни. Первую неделю я просто-напросто отлёживался. Так замучили все эти битвы-походы — сил нет! К концу недели я начал гулять по городу, иногда выходил на берег Днепра, подальше от людей и часами смотрел на воду. Разок выпил медовухи и под хмельком ходил по Киеву счастливый. Но дней через десять мне такое растительное существование надоело до чертиков. К тому же меня всё чаще стала посещать тоска по дому. Здесь нельзя позвонить друзьям, нельзя посоветоваться с женой или мамой. Иногда вот так вот засосёт «под ложечкой», сил нет. Хоть беги домой, да некуда. Всё-таки я сильно привязан к родине, к месту, где родился и рос... Чтобы преодолеть начинавшуюся хандру, я стал захаживать во дворец, принимать участие в совещаниях великого князя. Через пару недель я изучил график приёмов, знал, кто чаще всего и с какими проблемами приходит. А через месяц начал потихоньку осознавать масштаб деятельности князя...
Все историки наперебой говорят о Петре I, который якобы прорубил окно в Европу и сделал Россию империей. Если честно, я с некоторым предубеждением отношусь к Петру и его реформам. Да, он создал победоносную Полтавскую армию, которую потом превратил в сотню расквартированных по сёлам и весям разнузданных банд, которые кормились за счёт крестьян и ремесленников наподобие натуральных трутней. Да, он построил Петербург, но по мнению историка Ключевского, «едва ли найдется в военной истории побоище, которое вывело бы из строя больше бойцов, чем сколько легло рабочих в Петербурге и Кронштадте». И такая двойственность сопровождала царя во всей его деятельности...
Этот царь заявлял, что «живота ради России не пожалеет» и тут же утверждал, что «имеет дело с животными, а не с людьми». А сам с удовольствием казнил, пьянствовал и распутничал. Иван Грозный, убив своего сына, три дня не ел и не пил, а Петр после убийства Алексея «веселился зело», отмечал годовщину Полтавской битвы, пускал фейерверки, пока тело царевича было ещё не похороненным...
Он любил не человека, а собственную идею. Сделал церковь госучреждением, заставил священников доносить на прихожан, а когда бесстрашные священнослужители взывали к его совести, трактовал Божье слово по собственному усмотрению. Так, когда патриарх Адриан с иконой Богоматери пришел в застенок, где пытали стрельцов, и молил царя о пощаде, Петр молвил: «Ступай отсюда. Знай, что я не меньше твоего чту Бога и Его пречистую Мать, но истинное благочестие обязывает меня карать злодеяния. Для Бога нет более приятной жертвы, как кровь беззаконников». Не мудрено, что когда в конце 18  века в России проснулась совестливость, отчасти вследствие идей, пришедших из Европы, отчасти потому что общество стало серьезнее, то это новое общество, утратившее веру в истинного Бога и забывшее, что такое эта вера, стало откровенно атеистичным. Совершенно правильно оно рассудило, что бог его отцов есть нечто легкомысленное и даже недобросовестное...
На самом деле окно в Европу прорубил ещё Ярослав Мудрый. Русских знали и уважали все европейские народы, а Анна Ярославна, дочь великого князя, оставила после себя добрую память во Франции, будучи женой короля. Я наблюдал за дипломатическими связями Киева и дивился. К нам приезжали на поклон послы со всей Европы. Кто-то просил денег, кто-то совета, кто-то военной помощи. Через приёмную князя ежедневно проходили десятки политических интриганов и серьёзных деятелей. Владимир Мономах координировал всю эту махину, работал с бумагами, то и дело отправлял дружины на очередное задание. Я дивился тому, как этот сложный механизм работал без него во время наших походов.
Пока мы отдыхали, князь провёл акцию усмирения финских племён, отогнав их с берегов Ладоги и Белоозера, замирился с западными князьями, которые подтвердили, что признают в нём «отца в правду», принял десятки предложений по сопровождению грузов по Русской земле. По сути, князь возглавлял могучую империю, главным доходом которой было земледелие и транспортные услуги. Стараниями Мономаха именно по нашей земле шли караваны с Востока на Запад и обратно. Здесь они могли рассчитывать на дружелюбный приём и относительную безопасность — именно поэтому Мономах так болезненно воспринимал, если кто-то нарушал мирное пространство Руси какими-нибудь выходками. Нефти в те времена не было, поэтому доходы с трансфера товаров по нашей территории были одной из самых значительных строк древнего русского бюджета.
Однако деньги или могущество империи не становились главной идеей киевского князя. Никто не силился выйти на «театрум всемирной славы», куда так рвался Петр I, никто не опьянялся кровавыми победами и не жаждал новых битв. Если «первый император российский» не замечал тех, кто рядом и, мечтая о какой-то идеальной стране, посыпал землю костями подданных, то Мономах трижды думал, прежде чем начать какую-либо военную кампанию. Он думал о вдовах и сиротах. И, кстати, одним из первых в Европе начал довольствовать семьи, потерявшие кормильца...
Идея империи, славы, блеска богатства ещё не застили разум мудрого правителя. При нём Русь — это государство ради человека, а не наоборот. Изучив карту Русской земли я был поражён площадью наших земель. По моим скромным подсчётам, с запада на восток Киевская Русь растягивалась на 750-800 километров, а с севера на юг аж на две с половиной тысячи, от финнов до Чёрного моря. Где-то 2 миллиона квадратных километров. При населении около 10 миллионов человек. Впрочем, князь активно работал над тем, чтобы увеличить русское присутствие на юге. Его зять, Леон Диогенович, сын свергнутого византийского императора Диогена, при поддержке русских дружин, завладел несколькими городами в Болгарии. По сути, это была перчатка, брошенная в лицо императору Алексею I Комнину, однако Мономах не сильно боялся прямого противостояния:
- Греческая империя — колосс на глиняных ногах, - любил говаривать он, - все их внешним блеском ослепляются, да покупаются на хитрое увещевание. На Дунае братья-славяне живут, греков там мало. Отчего бы не помочь братьям, да не взять их под своё крыло?
Слушая эти слова князя, я почему-то вспомнил о своём времени, когда братья-славяне предпочитают атомизироваться до удельных княжеств вместо единства. Хотя в той же Сербии и поныне в ходу пословица - «На небе Бог, а на земле — Россия». Эх, вот бы нам всем — жителям бывшей Югославии, белорусам, украинцам объединиться! Это вам не жалкие 140 миллионов, разбросанные в бескрайних степях. Впрочем, для объединения мы должны стать моральным примером для многих, в чистоте нравов и улиц, в отсутствии коррупции и правильности идеалов. А пока этого не случится, все разговоры о славянском братстве — это, пардон, беседы с голой задницей о царских хоромах...
Кстати, я не сказал ещё об одной особенности Киевской Руси. Рыбы в здешних реках было столько, что вода буквально кипела. Плотин не было, глушить молодняк динамитом ещё не научились, поэтому здесь нельзя было увидеть рыбаков, часами кукующих над удочкой. Клевало так, что только успевай вытаскивать! Вообще по жизни я человек не особо охочий до рыбной ловли. Мне жалко времени, да и вообще нахожу это занятие сонным. Но здесь оно больше напоминало охоту — понаблюдав за рыбаками, примостившимися у воды на сходнях выше города по течению, я загорелся страстью заиметь удочку. К счастью, рыболовные снасти стоили недорого — я с лёгкостью приобрёл удочку с бронзовым крючком на рынке у реки.
В принципе, рыбу здесь ловили довольно варварскими методами. Перегораживали воду сетями, били острогами, но видно, что замечательная экология и малолюдство этого времени помогали водным обитателям быстро восстанавливать своё поголовье.
Я закинул удочку с куском раскрашенной древесины вместо поплавка в Днепр — клюнуло буквально через пять минут. Да так, что я едва не выронил древко из рук. Тянуть пришлось долго. Поскольку спинингов не изобрели, выматывать рыбу, отпуская потихоньку леску, не получилось. От следующего рывка я упал в воду, но не выпустил удочку из рук. Меня поволокло на глубину, я еле успел упереться в дно двумя ногами, изогнувшись вопросительным знаком. Устоял. Да и мужики, рыбачившие рядом, помогли. Вытащили на берег, стали тянуть вместе со мной.
- Повезло тебе, паря, - пыхтел седобородый коренастный «коллега», - осетра или белугу словил!
Другой, черноусый, возразил:
- Иногда и окунь так тянет, али щука! Они знаешь какие бывают! На пуд, не меньше!
Наконец мы вытащили рыбу на берег. Она билась, грозя поломать нам ноги своим мощным хвостом, но бородатый «успокоил» улов дубинкой. Это и впрямь оказался осётр, ростом с меня. Я впервые видел такую рыбу вживую. Одно дело — на фотографиях, или по телевизору. В реальности всё было иначе — я ощущал себя персонажем каких-то рыбацких легенд.
За те пару часов, что я провёл здесь, удалось наловить пару десятков рыб. Унести всё это на руках было невозможно, поэтому я отправился нанимать телегу. Представляете — телега рыбы за каких-нибудь пару часов ловли! Да эдак можно и не работать, а только торговать рыбой. Впрочем, как я узнал, этот ценный продукт здесь особо не ценился — за медную монету можно было приобрести ведро рыбы или громадного осетра. Несмотря на увещевания рыбаков, я всё-таки отвёз наловленное в княжеский дворец — на кухню. Там мой улов приняли охотно. А князь, случайно проходивший мимо, обрадовался:
- Что ж ты, Санька, раньше мне не сказал, что в тебе такой азарт живёт? Сегодня же на охоту со мной поедешь!
Отказываться от такой чести было не по статусу. Да и не хотелось. Где я ещё побываю на таком мероприятии? Когда я странствовал по Европе, мы то и дело натыкались на кабанов, лосей, лис, зайцев. Охоту самоцелью не ставили, поэтому воины убивали лишь тех зверей, которые подходили близко к лагерю или попадались по пути. Я небольшой любитель убийства животных — охота мне была интересна лишь как новые впечатления.
Помнится, в своём времени я не раз видел зверей в природе. Однажды, собирая грибы, увидел семью лосей. Потом, катаясь с отцом на велосипедах, мы узрели двух лис. Но в основном, бродя по лесу 21-го века вряд ли наткнёшься на что-то живое, кроме ворон...
На охоту собралась целая делегация. Собаки лаяли, кони возбуждённо всхрапывали, а сами охотники радостно предвкушали добычу. Когда мы въехали в лес, я понял, что он кишмя кишит дичью. Всюду были следы когтистых лап и копыт, а птицы то и дело с треском вырывались из кустов. Через пару километров пути по чащобе меткие стрелки буквально увешали себя куропатками и утками. Кто-то подстрелил лису — жене на воротник. Но Мономах пришёл в полный восторг, когда услышал глухой рёв из чащи.
- Хозяин леса рычит, - потёр руки князь, - сделаю себе ковёр на стену из его шкуры!
Мономах спешился и взял в руки рогатину. Остальные охотники последовали его примеру. Раздвигая еловые лапы, они стали приближаться к источнику звука. Нападение случилось молниеносно. И я втайне порадовался, что иду за крепкими спинами моих старших товарищей. Медведь бурой молнией накинулся на охотников, но в его горло тут же наставили четыре рогатины. На которые он и накололся. В это время Ярополк зашел сбоку и всадил копьё в бок медведя. Я отвернулся, не желая это видеть. Но медведь не пожелал так легко сдаваться. Он вывернулся из колючего отграждения, сломал рогатину князя как спичку... Я не успел ахнуть, как медведь навалился на Мономаха, который еле успел ткнуть зверя мечом в брюхо и отскочить вбок.
Это вам не из ружьишка постреливать! Битва была настолько сложной, что не всякий и решится. На мой взгляд, такая охота была опасней сражений с половцами, ибо у зверей реакция в разы быстрей человеческой. Но всё равно, даже такой, «природный» способ охоты мне был не по душе. Ну не люблю насилия, даже червяка, которого насаживаю на крючок, жалко.
На этом наша вылазка не закончилась. Мы убили нескольких косуль, лося, здорового косматого быка, смахивающего на краснокнижного зубра.
- А ты, Санька, что морду воротишь, - весело спросил меня разгорячённый князь, - али не нравится тебе княжеская охота?
- Не люблю животных убивать, - я поджал губы, - а у вас тут прям молотьба, а не охота. Вон сколько наклали дичи!
- Экий ты нежный, - улыбнулся Мономах, - впрочем старший сын мой, Мстислав, тоже охоты не любит. И войны тоже — ездит по долгу сыновьему.
Неожиданно князь посерьёзнел:
- Войны из наших никто не любит. Человек — это не дичина неразумная. Бог дал ему дыхание вечности и убивать его без дела не стоит...
Чтобы донести дичь домой, слуги срубили несколько длинных жердей, привязав к нему зверей за лапы. В Киев въезжали с триумфом. Люди приветствовали охотников радостными возгласами: каждый радовался, что князь такой удачливый — и в делах и в охоте.
Дичь отнесли на кухню — я был уверен, что вскоре бедные и увечные отведают её вкус, ибо князь всегда легко расставался с добычей, какого бы рода она ни была. Кстати, в то время роль холодильников исполняли глубокие погреба, куда ещё с зимы натаскивали глыбы льда. Именно туда и потащили туши, в том числе и медвежью.
- Шкуру мне! - отдал распоряжение князь, после чего развернулся и пошёл в тронный зал.
В коридоре нас встретил боярин Ратибор. Глядя на его лицо, я понял, что он, по своему обыкновению, с плохими новостями. Лицо Мономаха, расплывавшееся от благодушной улыбки, вмиг насупилось:
- Что у тебя, Ратибор? Выкладывай живо!
- Зятя твоего, Льва Девгеньевича, в Доростоле убили. Император Алексей, как говорят, подослал душегубцев сарацинских.
От неожиданности Мономах даже сел на пол. Взявшись рукой за голову, он пробормотал:
- Значит, война... Бедная Маша, дочка, выпала тебе вдовья воля...
Впрочем, растерянность великого князя продолжалась всего минуту. Придя в себя, он решительно бросил Ратибору:
- Зови ко мне Мстислава. Пусть в поход сбирается. Я стол киевский оставить не могу, дел невпроворот!
Похоже, у меня вновь наклёвывается очередной поход. На сей раз в Византию. Блин, ну почему сейчас — когда спокойная жизнь только началась?! Ну ничего, зато в Болгарии побываю — жаль, что не с целью рекреации измученного организма...

Продолжение: http://www.proza.ru/2013/05/17/1271