Рассказ. Молчаливый собеседник

   Маленькая деревушка со смешным названием Прутки, стояла на берегу тихой, сонной речушки Куща, которая со временем сильно обмелела и заилилась. Ребята из соседних сёл даже шутили:
 - У вас от Кущ одни Прутки и остались. Видно отцы вас сильно дерут, даже деревню Прутками назвали.
   Это было раньше, в детстве, а теперь и от самих Прутков осталось всего несколько хат и жили, в этой забытой людьми, да и наверное Богом деревеньке четыре старухи и один дед, ветеран войны, Великой Отечественной, конечно.
Звали деда того Захар Иванович. Буквально месяц назад он похоронил свою жену, прожил с которой в любви и согласии шестьдесят лет. И вот такая беда.
Было у Захара Ивановича двое детей, да жили они далековато. Один сын с семьёй в Киеве, считай за границей, а другой - на Урале, тоже не близко.  Вниманием родителей не баловали, изредка звонили, ещё реже приезжали, в общем, по крайней необходимости - когда деньги были нужны. Теперь Захару Ивановичу, как и бабкам, придётся жить самостоятельно, бобылём:
 - Ничего, справимся,- как всегда, по-военному бодро думал он. Одно смущало, буквально завтра, праздник, день Победы, дело святое.
   Обычно жена накрывала стол, пекла пирог с яблочным повидлом, заводили они патефон, слушали довоенные пластинки и подпевали. Бывало и старушки, повязав новые яркие, праздничные платочки, ковыляли к их дому, неся нехитрые закуски к столу. Одна блинчиков, другая свою квашеную капусту, третья домашнюю наливочку, четвёртая просто букетик ландышей из своего сада, под яблонями они растут во множестве. Вот и праздничное настроение!
   А теперь, что? Жены-то нет! Захар Иванович посмотрев на фотографию в траурной рамке, с которой ему улыбалось миловидное лицо пожилой женщины, тяжело вздохнул.
   Привезли из райцентра подарочек, продовольственный набор. Долго трясли руку, поздравляли, справлялись так, для проформы, о здравии.
   Представительная дама даже чмокнула Захара Ивановича в небритую щёку, расчувствовалась видимо, принявших тут же стирать платочком, пахнущим приятными духами, свой яркий поцелуй со щеки ветерана. Гражданин в шляпе и больших роговых очках, деловито спросил Захара Ивановича о жалобах и в чём тот конкретно нуждается, приготовив блокнотик, а рука с карандашиком зависла над ним в готовности записывать. Когда ветеран сказал, что ни в чём не нуждается, гражданин в шляпе с облегчением захлопнул блокнотик, поспешно убрав его в папку. Как было ему сказать, что главное, необходимое и очень нужное - здоровье, никто не обеспечит. А чего ещё-то надо старику?
   После отъезда гостей из города Захар Иванович заглянул в целлофановый пакет с подарками. Всё как всегда. Бутылка водки, консервы, кусок сыра, колбаса, коробочка конфет и открытка.
 - Вот и ладно, будет чем помянуть ребят, пирогов нынче видать не предвидится.
   Наутро, прослушав по радио трансляцию с Красной площади в Москве праздничного парада, стал Захар Иванович готовиться к застолью. Достал из комода аккуратно сложенную, специально для торжественных случаев скатерть, он, вспоминая, как это делала жена, постелил её на стол, разгладив и разровняв складочки руками, да так и замер, присев на стул. Он положил на белую скатерть свои старческие, натруженные за долгую и тяжёлую жизнь руки и задумался. Вспомнился день Победы 1945 года в Праге. Улыбки, цветы, музыка военного духового оркестра. Воспоминания, на какое-то мгновение, захватили, закружили в ярких звуках и красках Захара Ивановича и по  лицу его, морщинками - лучиками разбежалась счастливая и блаженная улыбка. Мысли, так же неожиданно резко оборвались, вернув старика в реальность.  Проснувшаяся, одинокая муха, билась об оконное стекло и недовольно жужжала. Громко и монотонно, как метроном, капала вода из рукомойника в таз на кухне. Кошачья мордочка на старых ходиках стреляла глазами туда-сюда, гирьки часов провисли, отбивая минуты и часы:
 - Надо бы подтянуть.
   С усилием встав, ветеран принялся сервировать стол. Поставил гранёную рюмку, тарелку, положил вилку и стал потихоньку носить с кухни закуски. Иногда останавливался передохнуть, сердце что-то щемило.
 - Волнительный день сегодня, вот и беспокоит сердце, праздник со слезами на глазах, так говорят, оно и верно.
   Поставив всё, что приготовил, он налил в стаканчик водки, накрыл ломтиком хлеба, для жены, налил и себе тоже.
 - Грустно как-то, не по-праздничному, - подумал Захар Иванович. Решил завести патефон, как всегда в этот день.
Усевшись поудобнее, в пиджаке, при всех регалиях приличествующих такому знаменательному дню, ветеран поднял наполненную до краёв гранёную рюмочку и под вальс « На сопках Манжурии» хотел было уже выпить, но опять  поставил её на стол. Решение пришло само собой.
   Захар Иванович придвинул другой стул, сняв с себя, повесил на его спинку свой пиджак с наградами, почистил фуражку щёточкой в коридоре и водрузил её поверх пиджака:
 - Пусть голова будет.
   Затем перед этим импровизированным гостем поставил тарелку с вилкой, хлеб и налил водки.
 - Вот так-то оно лучше, веселее в компании. Да, сердце что-то хулиганит сегодня, выпивать буду понемногу и не спеша, никто меня не подгоняет.
 - Верно ведь я говорю? - спросил ветеран, обращаясь к «гостю».
 - Ну - будем, за живых и погибших, за всех нас!
   Водка защекотала в горле, горячими ручейками разливаясь по телу.
   Пожевав кусочек колбасы, Захар Иванович обратился к « гостю»:
 - А помнишь наш батальон? – и, отвечая сам себе продолжил:
 - Как не помнить, боевые ребята были, давай за них, не чокаясь!
   Ветеран вновь наполнил свою рюмку, проследив взглядом, полна ли она у гостя и сказал:
 - Мы ж войну закончили в Чехии, верно? Вон у тебя на пиджаке два ордена Красной Звезды, медаль за боевые заслуги, два ордена Отечественной войны и других наград много, заслужили. В Чехии тяжко пришлось. Помнишь под Мимонью, недалеко от Градчан? Немцы там совсем остервенели, не хотели позиций сдавать, ну мы им и навешали тогда! Давай выпьем!
 -.Как сейчас вижу. Немцы окружили, ребята погибли, осталась нас горстка буквально, но держимся. Поднимаюсь я из окопа, в рукопашную, куда деваться? А передо мной, во весь рост рыжий, мордастый, фашист. Я от неожиданности оторопел, а немец в упор выстрелил в меня, перебив левую руку в суставе. Она и повисла плетью. Что делать? И такая меня взяла злость, что я даже боли не почувствовал, как дал автоматной очередью одной правой, наискось, черед тушу фашистскую и наглую его морду, только зубы посыпались. А тут осколок от снаряда, врезался мне в бедро и окончательно свалил в окоп. Дальше ничего не помню, очнулся в медсанбате. Да горячие были дни, зверские. Буквально грызли друг друга, было за что.
   Немного посидев молча, вдруг Захар Иванович хмыкнул:
 -.А помнишь, ту маленькую девчонку, под Прагой? Ну ту, которую мы накормили кашей, хлеба дали, немного сахару, помнишь? Она ведь меня научила песенке, до сих пор не забыл. Правда перед женой стеснялся, а тебе сейчас пожалуй спою.
   Он прокашлялся и запел старческим , надтреснутым голосом:
 - Скакал пэс, пршес овес, пршес зэлэны долы, за ним шел мисливец, пержья на клоубоку. Песку наш, цо делаш, цо так весел скачеш? Ржек бы вам, нэвим сам, гоп, а скакал далэй.
   Захар Иванович смущённо заулыбался:
 - Ну как? Это песенка, про охотника и его собаку, всю жизнь помню, как и всё остальное, да, - уже без улыбки закончил он.
 - Вот сейчас немного посижу, отдохну и переверну пластинку.
   На улице не смотря на праздничный день, накрапывал дождь. Крупные капли, как слёзы, накопившись и увеличившись, скатывались на кончики листочков деревьев, на какое-то мгновение зависали там, становясь вытянутыми под собственной тяжестью, и вдруг срываясь, гулко падали в траву.
   По тропинке, вдоль домов с заколоченными окнами и дверями, а где-то и с закрытыми наглухо ставнями, под стареньким зонтом, шли в сторону дома Захара Ивановича две старушки. Они медленно, переваливаясь с ноги на ногу, опираясь на палки, шли, неся себя и традиционные свои закуски, желая приобщиться к празднику и поздравить одинокого теперь деда.
   Войдя и окинув взглядом комнату, они остановились в недоумении у порога. В углу, на стуле тихо и однообразно шипел, икал и потрескивал патефон, продолжая крутить пластинку. Ветеран сидел неподвижно, подперев голову кулаком согнутой в локте руки.
   Вопрос застыл в его широко открытых глазах, посиневшие губы, будто силились о чём -то спросить.
   А напротив Захара Ивановича, за столом с тарелкой и рюмкой водки, висел на спинке стула, его пиджак с наградами, рукава которого, как руки, положены по двум сторонам тарелки. Старенькая кепка ветерана лежала на плечах пиджака, создавая иллюзию сидящего за столом человека.
   Сзади раздались шаги и бодрый голос ещё одной соседки:
 - С праздником! С Днём Победы! Я вам ландыши, для весеннего настроения принесла.