День Победы

   
   
        Меж веток цветущих  деревьев  пробивается веселое солнце. Высоко, в бездонной сини, кувыркается стая голубей, откуда-то из степи доносит чуть слышное пение  шахт.
        Мы сидим  за  столом под яблоней  и  слушаем, как в кронах гудят пчелы.
        - Хороший нынче будет год, хлопцы,   - говорит дед  Левка,    поднимая в жилистой руке  граненую чарку   с водкой. 
        В нее звякают еще шесть, и мы молча выпиваем.
        За накрытой белой скатертью столом, сидят все мужчины моего рода. Два деда, четыре сына и  внук.
        В центре  монолитно возвышаются здоровенные деды.  Левка, с бритой по солдатски головой, и  Никита, с седым чубом и лихо закрученными казацкими усами.
        А справа и слева от них, по ранжиру, сидят отец и три моих дяди. Все в старого образца армейской  форме, при орденах и медалях.
        Самый старший,   дядя Шура - батальонный  комиссар, отец - лейтенант артиллерии,  дядя Алеша, старшина- танкист   и дядя Володя,  рядовой   - пехотинец.
        -  Ну, полковник, наливай  по второй, - гудит дед Никита,  после чего я снова наполняю чарки.
        Как-то так получилось, что старшие в нашем роду воевали все. Деды в Империалистическую и Гражданскую, отец и дяди в   Великую Отечественную.
        Дед Левка, рядовой в составе корпуса Брусилова  побывал в Галиции и  Австро-Венгрии. Дед Никита, георгиевский кавалер и казачий вахмистр,  махал шашкой почти шесть лет  и с Первой конной дошел до Польши, ну а их сыновья  пошли дальше, до самого Рейна.
        После второй, из карманов извлекаются папиросы «Казбек» с «Беломором», и все закуривают. Все, кроме  дедов. Старики неспешно беседуют,  делятся видами на  урожай  и  довольно посматривают на сынов.
        Я поднимаюсь на высокое крыльцо увитой плющом веранды, ставлю на проигрыватель пластинку  и осторожно опускаю звукосниматель.

Горит свечи огарочек,
Гремит недальний бой.
Налей, дружок, по чарочке,
По нашей фронтовой!

Налей, дружок, по чарочке,
По нашей фронтовой!
Не тратя время попусту,
Поговорим с тобой
 
наполняет двор  задушевная мелодия, все  слушают и у них туманятся глаза.
 
Давно мы дома не были,
Цветет родная ель,
Как будто в сказке-небыли,
За тридевять земель...

уносится в небо тоскующий голос.
        Там  безмятежная синева,  легкие штрихи перистых облаков и ослепительный блеск солнца.
        - Ну что, помянем  наших?  -  говорит дядя Шура, когда песня заканчивается, и  я, как самый младший, опять наполняю чарки.
        Выпив, все крякают, снова дымят папиросами и вспоминают  друзей, которые не вернулись с фронта.
        Таких в нашей Брянке множество.   Шахтеры воевали лихо, и на  многочисленных чугунных плитах, что у могилы Неизвестного солдата, вознесенного над городом, значатся сотни имен. 
        Когда рыли котлован для  монумента, который в городе сразу же окрестили «Алеша»,  произошло знаковое событие - в нем нашли останки  советского воина, с почестями перезахороненные  в этом месте.
        Как ни странно, сидящие за столом  не вспоминают войну. Говорят  о мирной жизни, текущих делах, работе.    Припоминают   занимательные  истории  из  прошлого, например, как дед Левка по молодости  ломал подковы и  побеждал заезжих борцов в цирке,  или как дед Никита служил  в царской охране и брал призы на скачках. А потом вспоминают  еще одного моего деда - брата Левки.  Он был комдивом и начальником погранвойск НКВД СССР,  в середине тридцатых приезжал из Москвы в гости, а потом  бесследно исчез. Как многие в те годы.
        Беседуют все неторопливо, душевно  и по - доброму.  Так говорят шахтеры,  выехавшие на гора после трудной смены.
        С деревьев изредка срываются  розоватые лепестки,  в недалекой балке грустно стонет горлинка, солнце  опускается  к синему, с далекими терриконами горизонту.

        Так  могло быть. Но не было.
        Батальонный комиссар  Александр Никитович Ануфриев  пропал без вести в 1942-м на Миус-фронте. 
        Рядовой пехоты  Владимир Леонтьевич  Ковалев  погиб в 1945-м в Венгрии. 
        Старшина-танкист  Алексей Леонтьевич Ковалев   умер от ран  после Победы в госпитале.

       На старом   кладбище  над Луганью   спят в могилах деды и отец.
       Но каждый День Победы я встречаю всегда  именно с ними.  Для меня они живы.