Зимняя сказка, 4-3

АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Дорога близ жилища пастуха.

(Распевая входить Автолик.)

АВТОЛИК:
Когда нарцисс во всей красе
Себя покажет свету,
Любовью заболеют все,
К зиме возврата нету.

Свой незатейливый наряд
Готовят девы к пляскам,
А соловьи концерт творят,
И побуждают к ласкам.

И в звуках нежных утонув
Мелодии весенней,
От поцелуев отдохнув,
Мы спим в душистом сене.

Когда-то в бархатном камзоле служил при принце Флоризеле. Теперь я -  не при деле. А бархатный костюмчик мой сожрала моль.

Меня тревожит это мало,
Луна, как свечка, по ночам,
Куда б дорога не кидала,
Весь мир открыт моим очам.

Кто накопления имеет,
Прикован крепко к сундуку,
Я - тот, кого надежда греет,
Свободно, как ручей, теку.

Я, будучи воришкой, не брезгую бельишком. Меня отец затейливо назвал,  он под Меркурием, как сын его, родился и для таких же мелких краж, как сын его, сгодился. Я в кости до костей весь проигрался, а потому и без штанов остался. Тащу по мелочи всегда, а за разбой  - одна беда: то перекладина, то плеть, а мне такое не стерпеть. Моё грядущее - мой сон, всё заменяет в жизни он. Да будет мне за это всё награда!

(Входит шут.)

ШУТ:
А ну посмотрим, сколько это будет: одиннадцать голов на двадцать фунтов шерсти, за восемь фунтов шерсти - целый куш. Какой же здесь доход на всех домашних душ?

АВТОЛИК (в сторону):
Попалась птичка, коли выдержит силок.

ШУТ:
Мне без абаки здесь не подсчитать. прикину-ка, что надо закупить  на праздник стрижки: три фунта сахару, пять фунтов риса и изюма... Что собирается сестрица делать с рисом? Отец её хозяйкою на празднике назначил, а значит пусть об этом думает сама. Всем стригунам готовит по букету. А трое же из них - прекрасные певцы: и тенор есть и бас, один же, пуританин, псалмы выводит под волынку. Да не забыть бы про шафран для пирогов, орех мускатный, финики, имбирь и прочие мудрёные приправы для кухни и забавы.

АВТОЛИК (катаясь по земле):
Зачем на божий свет я народился!

ШУТ:
Помилуй бог! А это что такое?


АВТОЛИК:
Да помогите ж мне вы, помогите! На мне лохмотья эти раздерите! А уж потом смогу я умереть!

ШУТ:
Да не сдирать с тебя лохмотья, а -  оставить, и не мешало бы других ещё добавить.

АВТОЛИК:
Не более лохмотьев у меня, чем синяков на теле, в которые грабители безжалостно одели.

ШУТ:
Да, при таком наряде нет шансов выжить дяде.

АВТОЛИК:
Я и ограблен и побит. Не пожалел меня бандит. Всё отобрал и обрядил в лохмотья

ШУТ:
А этот леший конный был иль пеший?

АВТОЛИК:
Да пеший, сударь, был он, пеший.

ШУТ:
Да, судя по тому, что он оставил, на всадника он вовсе не похож, а коль камзол у всадника сей был, не менее ста лет он отслужил. Давай же руку, помогу.

АВТОЛИК:
О, господи, прошу вас осторожней.

ШУТ:
Ах, бедная душа!

АВТОЛИК:
И встать-то - не по силе. Плечо мне своротили.

ШУТ:
Надеюсь, на ногах ты устоишь.

АВТОЛИК (вытаскивая из кармана шута кошелёк):
Прошу, прошу вас, не спешите.
Ах, если бы вы знали, какую мне услугу оказали!

ШУТ:
Нуждаешься, наверно, в мелочишке, могу тебе подбросить на харчишки.

АВТОЛИК:
Да упаси вас бог! Не надо! Моя родня поблизости живёт, она и деньги и камзол найдёт. Прошу вас ничего не предлагать,  дороже денег ваша благодать.

ШУТ:
Каков был из себя грабитель?

АВТОЛИК:
Знавал его ещё я при дворе: в те времена прислуживал он принцу, позднее же за нрав свой воровской был выметен поганою метлой.

ШУТ:
Он за порог был выгнан за порок. За добродетель со двора не гонят. Её лелеют, чтоб она цвела, но и её не удержать: она иные ищет для себя дела.

АВТОЛИК:
Я соглашусь, что выгнан за порок. Ведь я его отлично знал. Он обезьянку на плече таскал, в суде курьером подвязался, был управляющим в именье, на сцене показал уменье, где блудным сыном представлялся, затем на вдовушке женился и рядом с моим домом поселился, однако, он без краж не мог прожить и вынужден всю жизнь бродягой быть. Он был и будет многоликим, не зря ж зовут бродягу Автоликом.

ШУТ:
Вор имя этому бродяге, вор!  Где веселится публика и пьяный люд, гуляет, там и воришка этот промышляет.

АВТОЛИК:
Да, сударь! При деньгах и при параде, а я - на паперти стою в его наряде.

ШУТ:
Да жулик - трус, каких Богемия не знает. Посмотришь строже, плюнешь вслед  - он, обмочившись, убегает.

АВТОЛИК:
Я не любитель драться, должен вам признаться. Он это чувствовал и знал, а потому так нагло поступал.

ШУТ:
Оправились теперь?

АВТОЛИК:
О, славный сударь, мне гораздо лучше. Поддержки вашей мне надолго хватит. Теперь не только устою, но и уверенно до цели добреду. Прощайте.

ШУТ:
Не вывести ль тебя мне на дорогу?

АВТОЛИК:
Теперь уже с неё я не сверну.

ШУТ:
Тогда прощай. Мы стричь баранов будем и устроим праздник. Я должен поспешить на это праздник пряностей купить.

АВТОЛИК:
Вам процветания и благ!
(Шут уходит.)

Тебя, мой друг, мне очень жаль, но кошелёк уже сбежал - он пряностей не любит. Спешу, спешу на праздник стрижки забрать у стригунов излишки, когда-то вспомнят и меня стишком в забавной книжке.

(напевает):

Шагать весёлому не лень,
Когда благие вести.
Весёлый топает весь день,
Печальный спит на месте.

(Уходит.)