Пус

«Это всего лишь кот, не так ли?»

…В разных уголках мира, на самых его задворках можно отыскать, помимо ненужного никому мусора и зловония еще и… жизнь. И она кипит там, завернувшись в вонючий пакет, бурлит всеми эмоциями, переполняющими разум этих двух враждебных друг другу существ – пса, живущего на одной из свалок дольше, чем ему, видимо, хотелось бы и кота, невесть каким ветром случайно занесенного собаке прямо в пасть. Я думаю, что приблизительно так окончилась судьба серого, старенького полуслепого кота по кличке Пус. Быть может, я сейчас совершенно ошибаюсь. Вполне вероятно и другое – кота может сбить несущейся домой или на работу  случайный автомобиль, он мог умереть от голода или же от старости. В любом случае, я убежден, что его уже нет в живых, и сейчас, помимо свалок и грязи, я должен сказать вам кое-что и о столь привычном для вас домашнем очаге, где вы засыпаете под змеиное шипение телевизоров или же, больны и лишены покоя из – за мучающих, и усиливающихся ближе к ночи болей. Три года назад я ухаживал за своей пожилой соседкой, медленно умирающей от рака – всегда толстая и веселая пенсионерка таяла на моих глазах изо дня в день. Её дочь – Татьяна Васильевна, имела уже двоих детей, а также была учительницей музыки и занималась в свободное время частным репетиторством. Она исправно платила мне – и я исправно делал всё, что от меня требовалось – менять судно, колоть обезболивающие (именно тогда я впервые ощутил это эйфорическое ликование морфия), убирать в квартире и… кормить Пуса. Этого кота Виктория Викторовна (так звали несчастную больную) десять лет назад еще совсем маленьким сняла с дерева, где он, видимо прячась от подстерегавшей на земле опасности уже не первый день тщетно пытался спуститься. С тех пор Пус ни разу не разлучался со своей хозяйкой, и когда та уходила на работу, он отчаянно выл, обхаживая квартиру в трепетном ожидании человека, спасшего жизнь маленькому комочку, мимо которого, очевидно, несколько дней подряд ходили другие люди, не обращая на отчаянно пищащего малыша внимания. Возможно, что если бы там, на дереве висела колыбель с младенцем, кто-то немедленно вызвал бы МЧС, но ведь это был всего лишь кот, не так ли?! Пус очень боялся чужаков – он прятался, когда я приходил, и, если мне доводилось всё же натыкаться на него – тот принимался неистово шипеть, как если бы старый охотник, заблудившийся в тайге, с одной лишь палкой хрипел на окружающих его волков: «пойдите прочь!».

Я насыпал корм в его миску и убирал за ним. Затем убеждался, что всё в порядке, усаживался поближе к Виктории Викторовне и брал книги, которые она просила меня для нее читать – очевидно, это успокаивало умирающую старушку, и убаюкивало также кота – который, умостившись в кровати рядышком с нею, видимо чувствовал себя в безопасности, хотя бы пока я не делал резких движений. Так продолжалось несколько месяцев, пока Виктория Викторовна не побледнела и не исхудала окончательно – ее пришлось отправить в больницу, и она уже знала, что домой никогда не вернется… Тогда Татьяна Васильевна доверила мне ключи от квартиры, и трижды в неделю я должен был убирать и кормить Пуса. К тому времени кот несколько привык ко мне и уже не так боялся моего прихода – возможно, голод подстегивал его больше, чем страх, но тогда почему же он почти ничего не ел?! Натыкаясь на стены и двери, он казалось, был слеп. К тому же, он стал гадить – всюду. Мне пришлось запереть его на кухне, прикрутив на всякий случай газовый кран – таким образом, я мог хотя бы не беспокоиться поиском мест, где мог бы сходить кот. В один из дней, когда я, как обычно пришел в квартиру Виктории Викторовны, я не услышал уже привычного моему уху кошачьего воя, не услышал и скрипа когтей по кухонной двери,
и войдя в кухню застал кота сидящим в луже собственных испражнений. В животном не было больше ни капли страха. Он, казалось, молчаливым взглядом лишь вопрошал меня, где же так долго может быть его хозяйка. Он смотрел мне точно в глаза, и… я увидел слезы. С тех пор я никогда не забуду этого взгляда, полного отчаяния и тоски – он всё понял. Он знал, что ему больше некого ждать.

Через неделю после этого Виктория Викторовна скончалась на семидесятом году жизни в больнице. Татьяна Васильевна, одетая в траур рассчиталась со мной, прибавив также, что мне больше не нужно убираться в квартире ее, теперь уже покойной матери – скоро они с мужем и детьми въедут туда жить… Я высказал ей все соболезнования, и на этом мы распрощались, понимающе кивнув друг другу головами. Через неделю над нами застучали молотки и зашумела дрель: в квартире начался ремонт. Я слышал, как сносили стены и меняли двери. Видел в окно, как завозят мебель и технику. Но я больше не слышал кошачьего воя. Позже Татьяна Васильевна, встретив меня случайно в подъезде, пригласила на новоселье. Сетуя на учебу я уважительно отказался от ее приглашения, и, когда моя новая соседка уже повернулась ко мне спиной я вдруг вспомнил про Пуса.

- Он гадил, где ему было угодно – ответила мне она, и в ее глазах не было даже слезинки. – пришлось выгнать его на улицу… Уже тепло, так что…

Я не стал дослушивать ее. Мне не известна дальнейшая судьба этого кота. Но именно его памяти я посвящаю сейчас эти строки.

Немногим позже абсурдный случай свел меня в баре с пьяным вдрызг врачом, рассказавшем мне, как месяц назад за двести долларов сделал умирающей от рака женщине эвтаназию, даже не спрашивая у нее разрешения. Он сказал мне, что это окончило ее мучения, добавив также, что ему заплатила её дочь. Не вдаваясь в подробности, я не мог знать, была ли это Татьяна Васильевна, или же совершенно другие люди фигурировали в этом зверском поступке. Врач же обнимая мое плечо плакал, говоря, что его мучает совесть, а после – заказал еще выпить – себе и мне, и расхохотавшись принялся травить байки, пахнущие безвкусным черным юмором и смертью.

Каждый из нас, думал я, не слушая больше пьяной болтовни эскулапа, может стать изгоем. Общество вытравляет из себя слабых, потому, что думает, что таким образом сбрасывает ненужный балласт, сохраняя тем самым давно пробитый дирижабль на плаву. Но дирижабль – дословно переводится с французского как «управляемый», и, раз уж люди научились летать – стыдно признавать, что ими управляют как раз те, кого, как они думают, сбрасывают со счетов. Фашист и тиран Гитлер пришел к власти абсолютно законным путём – это исторический факт. Но до этого он был изгоем, и, если бы то самое общество чуть больше прислушивалось к нему – скорее всего, Вторая Мировая так бы и не началась. Курчатов, расщепляя дрожащими руками атом, не мог знать о том, что его изобретение погубит сотни тысяч семей…
В баре было всё шумнее. Вечерело. Легкий ветер гнал вдоль тротуара пыль и выброшенные фантики, и где-то в этот же момент кто-то умирал и рождался. Я больше не желал слышать пьяной матерщины и нюхать перегар. Выпив стакан водки, и закусив  лимоном, я вышел из бара, закурил и пошел, слегка покачиваясь навстречу ветру. Где-то позади меня шумела автострада. Куда же я забрел?... Расхаживая пьяным, по незнакомой мне местности, через час ходьбы вдоль лесополосы я все-же вышел на автомобильную дорогу, и еще через пол часа меня подобрал автобус с туристами, гнавший во всю прыть к центру. Успеть бы на метро… - пронеслось в моей голове прежде чем я уснул.

В метро как всегда было шумно. Нищий медленно брел вдоль вагона, рассказывая безучастным пассажирам о своей убогой судьбе. Я молча швырнул в его кулёк пятьдесят копеек, и он пошел дальше.
- Извините, - раздался голос у меня за спиной. – Вы сейчас не выходите?
- Не знаю. – сухо ответил я. – отстаньте.
И я вовсе не хам… Просто меня в этот момент вопрошала только одна мысль: нашел ли Пус, прежде чем умереть могилу своей хозяйки?...

http://vk.com/mark_antre