Моё военное детство гл. гл. 7, 8, 9

               
         Глава 7.  Снова  долгий,  мучительный  путь…

  Наконец, получили долгожданное: определён наш дальнейший маршрут и место назначения – город Чкалов (нынче ему возвращено  прежнее историческое название – Оренбург).
Не помню точно, какое расстояние было  до Чкалова    от нашей затянувшейся стоянки, но взрослые застонали – далеко!  Собрались опять очень быстро,  все хотели ехать, понимали -впереди дорога длинная и в холодные, суровые края – на Урал.
                Лошади у нас ( у нашей семьи)  были хорошие, повозку тащили кобыла Маша и жеребец Калмык, которого мы прозвали так за его  сходство с внешностью  людей этой народности.  Надо сказать, что  лошади, как и  люди, бывают умные и глупые, порядочные и хитромудрые, труженики и лентяи, добрые и злые.
 Маша -  умница, понимала всё с полуслова, настоящая труженица, и притом, покладистая и добродушная. А Калмык – прирождённый лентяй, хитрюга, всегда старавшийся  поменьше работать и побольше съесть. Мы с дедом очень следили  за тем, чтобы он  не объедал  Машу и не сачковал. А это сразу было видно - начинали провисать прикреплённые к нему постромки (у добросовестной Маши  они всегда были туго натянуты) и тогда мы  подкрепляли воспитание Калмыка   кнутом. Он тут же  „брался за ум”: какое-то время  тянул, а затем снова исхитрялся, не утруждаясь, просто идти в упряжке. Но Машу он побаивался, она могла  и куснуть его за всякие проделки,  однако, чаще, по доброте своей, прощала  все его хитрости и леность.
   
   Ехать  старались побыстрее, тем более, что всё было организовано  уже значительно лучше, чем  в начале пути, да и опыт походной жизни  накопился   немалый.
 Мальчишки из нашего эшелона за  время этого долгого пути подросли, окрепли, стали самостоятельными. Когда эшелон находился километрах в 7 -8-ми от населённого пункта, намеченного для остановки на ночлег, наша группа подростков, человек 5-6 во главе со старшими ребятами – Володей Магидовым и Володей Файбисовичем - верхом на лошадях скакали вперёд. Край, по которому мы ехали, был степной и нам казалось, что мы несёмся по этой степи с необыкновенной скоростью. Ветер дул  в наши разгоряченные лица. Мы чувствовали себя настоящими мужчинами! Правда, задницы потом у нас были отбиты, ведь ездили без сёдел,  в лучшем случае их заменяла старая телогрейка, а стремена делались из верёвок.

   В деревнях, куда нас откомандировывали, мы договаривались с хозяевами о ночлеге. И когда приезжал эшелон, все уже были распределены по хатам. А наш мальчишеский интерес состоял не только  в том, чтобы поскакать верхом,  но и в том ещё, что   приезжали в село мы  первыми, нас было немного, притом дети, и хозяева  встречали нас радушно,   обязательно угощали чем-то вкусным. В казахских сёлах это часто были горячие-прегорячие пышки, да ещё смазанные каким-нибудь жиром, а бывало, и деревенским сливочным маслом. До сих пор помню этот замечательный вкус!

   Но эти радости скоро закончились.
Пошли непрекращающиеся дожди, наступил настоящий осенний холод.  Дороги развезло, почва глинистая, лошади в упряжке надрываются, падают, пристают. Будки кренятся из стороны в сторону и переворачиваются. Каждый день  -  постоянное, всем миром, толкание повозок в гору или, наоборот,   сдерживание лошадей, у которых разъезжаются ноги, когда едешь  под гору. А то и подъём перевернувшеймя повозки! И так, по многу часов кряду, на холоде,  под  мелким, всех достающим, непрерывным осенним дождём. Все простужены, особенно  дети. К этому прибавить ещё, что ни помыться, ни постирать одежду  негде.  Вообще, современным молодым  людям, привыкшим к ежедневному горячему душу, просто невозможно себе представить  те немыслимые условия, когда за счастье для нас было очень редкое купание в  оцинкованном корыте или в тазу, притом не в дороге  (тогда ни о каком купании не могло быть и речи), а лишь  когда мы уже добирались до какого-то места, где предстояло пожить   некоторое  время.  Купание происходило не в специально отведённом для этого помещении, а в общей комнате, где  находилась вся семья, а иногда - ещё и хозяева. Воду нагревали на плите, или на примусе, и из ковшика, экономя её, поливали  жаждущее тепла и чистоты тело. А мыло – отвратительное, жидкое, склизкое, вонючее, которое тоже было большим дефицитом! В сравнении с ним,  простое, известное всем хозяйственное мыло -  верх роскоши. Волосы женщины ухитрялись мыть золою от сгоревших в печи дров. И обязательно с керосином – от вшей. Но с засильем этих  тварей  просто не было борьбы (по-моему, полностью от них мы  избавились  только уже возвратившись в Харьков!).  И  такие немыслимые условия жизни  продолжались не день, не два, и не месяц, а многие месяцы! Наше странствование с небольшими перерывами на  постой продолжалось уже больше года!



                Глава 8.  Чудесное исцеление

     Заболел мой  младший маленький брат Саша. Температура – за 40 градусов! Сначала не могли понять, в чём дело? Потом мама обнаружила у него  огромный нарыв   под мышкой. Что  это такое, никто не знал.  В одном из сёл, где мы остановились на ночлег, Сашу показали местному фельдшеру. Он определил, что это (насколько я помню)  „антоново яблоко”, или  „антонов огонь”.  Нужно срочно в больницу. А так как до ближайшей больницы  около 40 км, фельдшер сказал:  „Мальчишку не довезёте, он не жилец”. Мама  рыдает,  а хозяйка дома, у которой мы остановились, посмотрев на бедного Сашу, сказала,  что   есть тут  старушка, которая помогает. „Я её сейчас приведу”. На это никто не обратил внимания. Мои бабушка и дедушка, живя среди евреев, не знались  ни с какими знахарками, а мама – советская женщина - верила только в официальную медицину. А у Саши температура больше 41!  Он тихо стонет, мама поит его водичкой, даёт какие-то порошки.

    Уже поздно, мы никто не спим, все возле Саши,  в отчаянии. В деревенской комнате в углу висят иконы, тускло горит керосиновая лампа. И вот, открывается дверь, входит наша хозяйка  и с нею слегка сгорбленная старушка. Войдя в дом,  перекрестилась на образа, поздоровалась. Спросила, что с мальчиком.  Мама рассказала и показала нарыв у него под мышкой. Старушка сказала, что попробует помочь, но всё зависит от Бога, и попросила всех выйти. Все вышли, а я был на печи и остался в комнате, она меня и не заметила. Саша лежал на широкой лавке. Бабушка склонилась над ним и начала что-то шептать. Я видел её со спины,  даже лица не разглядел. Она продолжала шептать, быстро произнося какие-то непонятные мне слова и фразы. Так продолжалось минут 15, может больше, может, меньше. Затем   вынула бутылочку с какой-то жидкостью,  побрызгала на брата. Позвала всех в комнату и сказала

-  Даст Бог, к утру полегчает.

   И ушла. Мама растерялась,  даже не поблагодарила её.  Всю жизнь потом корила себя, когда  вспоминала эту ужасную историю.
               Саша  после ухода старушки сразу как-то затих и уснул. Утром мы проснулись, а он ходит по комнате, ищет, что бы покушать! Мама  за лобик -. температуры нет,  под мышку – нарыва нет! Абсолютно, даже следа не осталось, как-будто ничего и не было! Попросила хозяйку отвести её к этой знахарке, чтобы как-то отблагодарить её. Но та сказала, что эту бабушку преследуют  за незаконное  врачевание. Поэтому посещать её нежелательно – в деревне всё на виду.(В те годы за это можно было и в тюрьму попасть.)   Да и вообще, она денег за свою помощь не берёт... Ну, а тут у нас сборы, отъезд.  Так и не увидели, и не отблагодарили бабулю. А я, человек, не верящий ни в какие чудеса, это чудо лицезрел лично.  Знахарка „заговорила” болезнь моего маленького братишки, спасла ему жизнь!



                Глава 9  . Человек в степи…


                Итак,  мы поехали дальше, на восток, по  бездорожью, по непролазной грязи. Помню, что где-то переправлялись через красивую реку Илек. Лошади переправлялись вплавь.  Вскоре после той переправы погода ещё больше ухудшилась. Начал срываться снег, но особенно  продолжал угнетать всех не прекращающийся мелкий, холодный дождь.

            В один из многих дней  бесконечного пути наша повозка отстала от эшелона. Мы ехали одни-одинёшеньки.  Это одиночество в бескрайней осенней степи  под непрерывным, холодным дождём нагоняло ужасную  тоску. И не только на взрослых людей. Её ощущал даже я,  10-летний мальчишка!  Время от времени дедушка отдыхал, а я сам управлял лошадьми, как вполне  заправский кучер. И дед, и вся моя семья эту работу доверяли мне уже полностью.   Поскольку  колёса   вязали в глубокой грязи, я, чтобы лошадям было легче тащить повозку,  выбирал места на ровной обочине дороги, где росла какая-то плотная, низкорослая трава. Насколько взор охватывал  расстилающуюся передо мною степь,  она была абсолютно безлюдна. Никого вокруг,  глазу не за что зацепиться, только нудный, моросящий дождь. И вдруг далеко-далеко я увидел какую-то точку, какой-то предмет, или объект, который двигался навстречу нам. Затем стала проясняться, как будто прорисовываться,  фигура всадника на лошади. И тут - до сих пор не могу понять, почему – у меня вырвался возглас:
     - Мама, там папа едет!

   Мама выглянула из повозки, увидела этот неясный контур и сказала:

     -Ты сумашедший!  И спряталась снова в будку.

          Сам не веря возникшей у меня догадке, я продолжал вглядываться в приближающуюся  фигуру. Постепенно стали яснее проясняться контуры и детали одежды всадника. Мне показалось, что на голове у него зимняя шапка, похожая на ту, что ещё до войны носил отец: круглая кубанка из коричневой цыгейки. И тут я уже твёрдо уверился, что навстречу нам едет мой отец! Как в сказке : „Встань передо мною, как лист перед травою...”- и вот он, живой, пропавший на военных  дорогах, мой отец, о котором мы  уже больше года ничего не слышали и не имели представления, где он находится!

       Я зашелся криком:
- Мама,  это точно папа!!

         Остановил повозку, вся семья выскочила из неё. А верховой уже настолько приблизился, что  стало ясно – это действительно живой и невредимый Гугель Лев Евсеевич! Да ещё верхом на лошади  едет навстречу нам! Как он мог найти нас, совершенно одних в этой  необъятной степи, где не у кого  о чём-то спросить, где и дороги-то по сути нет, так, слегка наезженная колея!
 
         Опять же, такие встречи могут быть только во время войны!

          До сих пор не могу найти какого-то внятного объяснения этому: как в бескрайней, безлюдной степи, в дождливую, пасмурную погоду с очень плохой видимостью я смог  еле видимую  где-то на горизонте точку   определить, как едущего нам навстречу  всадника, да ещё  с уверенностью угадать в нём своего отца!  Наверное, это догадка из разряда  озарений „по Фрейду”. Подобные озарения, прозрения, предвидения, осуществления совершенно фантастических решений, задумок в моей дальнейшей жизни случались не единожды. И всякий раз в таких случаях мне становилось не только как-то не по себе, но даже жутковато...

           Сцену встречи с отцом тудно описать: счастье,  слёзы -  и от радости, и от всего пережитого  за всё это время без него - мужа и отца,  которого нам  так нехатало! Ведь он всегда был опорой семьи, добытчиком, организатором, брал на себя решение самых важных вопросов нашей жизни.  Первый, кого  отец прижал к себе, был  Саша. Своего маленького сына отец ведь почти не видел.  Саше не было и года, когда его арестовали,  а  вскоре после  освобождения мы уехали из Харькова с этим эшелоном. Тогда Саше  было всего  два с половиной года, а сейчас уже почти четыре.
 
            А деда моего больше всего удивило,  что отец  был верхом на лошади, да ещё проехал на ней такое большое расстояние. Ведь отец никогда не имел дела с лошадьми, да и вообще был далёк и  от животных, и от природы...

Продолжение следует:http://www.proza.ru/2013/05/08/259