лю-лю-сы

ЛЮ-ЛЮ-СЫ
рассказ
               
                Посвящается Володе и Лене Килиным               
               
               
Машина перед границей пошла медленнее, я проснулся и застыл, очаро-
ванный фантастической картиной. Перед нами степь, до горизонта покрытая
цветными, сверкающими на солнце не то флажками, не то фонариками. Пер-
вая мысль – неужели и сюда докатилось современное авангардное искусство?
Еще какое-то время я ехал восторженным придурком, но скоро все разъясни-
лось. Подъехали, и оказалось, что это разноцветные пластиковые мешки, они
разлетелись, цепляясь за сухую траву. «Челноки», перейдя границу, освобож-
даются от лишних упаковок, а ветер, как современный художник, пугает но-
выми формами тарбаганов и сусликов. Как мне раньше удавалось не замечать
этой красоты? Надо же было солнышку высветить этот мусор к нашему при-
езду, а нам не опоздать на это представление.
Подъезжая к переходу, поняли, сегодня границу не пройдем, гусеница ма-
шин из сорока еле двигалась. Напарник Юрка пошел посмотреть знакомых в
очереди. Я готовил ужин, когда почувствовал взгляд. Оказалось, что прибе-
жал главный Таможенник. Его все равно придется кормить, но я доволен, что
он вообще прибежал. Мы заметили, если Таможенника накормим, то прой-
дем переход без проблем. Галстучный узел веревки – это все, что осталось от
бывшего интеллигента. Когда-то белая шерсть на обвисших боках скаталась
и болтается маленькими мешочками. Взгляд стал пустой, не мигающий и от
этого наглый. Таможенник ел только колбасу, сыр, иногда мог позволить себе
рыбные котлеты. Когда заканчивали ужин, увидели, что подъехала новоси-
бирская фура. «Фредлайнер» белого цвета смотрелся кораблем на фоне начи-
нающего темнеть неба. Таможенник, не прощаясь, перебежал, сел и уставился
голодными глазами на нового водителя.
Переход закрыли, машины поджались, готовились ко сну. Водители стали
собираться по интересам – кто пить водку, кто играть в карты или смотреть ви-
део, но чаще всего просто поболтать. Иногда, на стоянках, в кабину набивают-
ся водители, и машину начинает сотрясать от хохота, словно все обкурились,

кажется, еще немного и кабину разорвет. Сегодня решили залечь пораньше и
выспаться. Со временем я научился быстро засыпать, когда двигатель ровно
работает, но это сон сторожевой собаки.
Уснуть так и не смогли, Юрка долго ворочался, потом начал одеваться.
– Далеко?
– Не спишь? Пойду маленькую возьму.
Я скатал свою постель и забросил в спальник, достал продукты и стал
ждать. От Юрки ушла подружка, ушла без прощаний, оставила записку. Про-
жили год, и со стороны все у них было нормально. Юрка преобразился, ку-
пили модный пиджак, немецкие ботинки и черную приталенную рубашку.
Пиджак стального цвета и начинающий седеть бобрик до неузнаваемости его
преобразили.
Каждый приезд в Китай он искал новое, какое-нибудь оригинальное ниж-
нее белье для Ирины. Часто просил помочь ему в выборе, был у нее такой
пунктик. Китайским размерам не доверял и всегда ладошкой проверял вер-
ность объёма. Я просил его не закатывать глаза. Она работает экономистом в
большой фирме, крутится среди ухоженных, молодых людей. На обратной до-
роге частенько видел, как Юрка пытается выковырнуть въевшийся под ногти
мазут, закончив очередной ремонт, перестал напевать: « Всегда быть в масле…
судьба моя».
Юрка принес две бутылочки хрущевской (кукурузной) водки и заметно
повеселел, когда увидел, что я не сплю. Но веселье быстро закончилось–на
сытый желудок водка не шла. Кое-как домучили одну бутылочку, вторую он
пил один и все время повторял: «Все понимаю, но какого хрена она лапшу мне
вешала… про наше светлое будущее».
Проснулся рано, от тишины, но покидать нашу самодельную кровать на
передних сиденьях не хотелось, решил подождать, когда солнышко нагреет
кабину. Юрка спит, даже не шевельнется- интересно, что ему снится. По ка-
бине промелькнула тень, я приподнялся и увидел, как на стоящую впереди
машину с металлоломом, запрыгнул китаец и сбросил на обочину звено гу-
сеницы. Сигналить я не стал, чтобы не будить остальных. Китаец увидел меня,
как бабочка слетел с кузова, взял звено и испарился. Хозяева так крепко спят
или ночуют где ночь срубила, а могла – в любой ночлежке, которые стали
городить в домах, близких к пропускному пункту. Там можно дешево пере-
кусить и выпить. Пытаясь заснуть, поворачиваюсь на правый бок и упираюсь
взглядом в Николая Чудотворца. Эту иконку подарил знакомый батюшка, отец
Владимир.
Не спится. Вспомнил бабушку с внуком... Заметил их сразу, как только
вывернул с Танхойской заправки. Она долго держала руку поднятой. Что-то
такое знакомое мне увиделось, словно на фотографию смотрел. Притормозил.
– Возьмите до города, уже час стоим, замерзли все.
– Садитесь.
Она подсадила внука, забросила сумку и проворно залезла.
– Вас просто Бог послал.
– Да Он утром на планерке говорил, когда около Танхоя проезжать будете,
бабушка с внуком стоять будет, заберите…
Она внимательно посмотрела на меня, заулыбалась. Развязала шапку вну-
ку, но снимать не стала, расстегнула плюшевое полупальто, опустила на плечи
шаль, и гребешком поправила волосы. Я краем глаза наблюдал за ее действия-
ми и радовался узнаванию – так сильно она напомнила мою бабу Аню. Кабина
ожила, наполнилась жизнью, словно я проснулся от запаха оладушек, которые
бабушка пекла по утрам.
Разговорились. Катерина Васильевна с внуком едет в город, в больницу.
Колино ухо чем только ни лечили, закапывали, грели, жгли газету – не по-
могло. Теперь в город к врачу, ухо-горло-носу. Колька отогрелся и уснул, на-
крытый бабушкиной шалью, как крылом .
Вспомнил, как сестра смешно показывала бабу Аню. Бабушка бегала по
обрывистому берегу, как курица крыльями била себя по бокам и кричала:
 « Верка! Верка! Витька тонет!» А я в двух метрах от берега попал в яму. Под-
плывал к берегу из последних сил, думал, что уже берег. Опускался на дно, от-
талкивался и поднимался на поверхность, хватал воздух и уходил на дно ямы.
Пока сестра не подплыла и не вытащила меня.
Живут они вдвоем, Колина мама уехала и работает в городе, на табачном
складе. Она второй раз вышла замуж. Муж работает электриком на шахте.
Вахта. Месяц на шахте, месяц дома. Одно плохо- бьет ее, месяц для дочки го-
дом кажется-пьет и бьет, «просто в уголь избивает, чтоб у него руки отсохли,
аспид». Первый муж из армии не вернулся, выучился на прапорщика и служит
во Владивостоке. Так и остался Колька – отец не признает и второму мужу не
нужен. Иногда дочка приезжает, когда он на вахте. Картошки, солений набрать
и с деревенскими подружками поболтать. Обязательно привозит какой-нибудь
подарок, последний раз привезла самокат. Теперь – еще одна забота – ходить с
внуком на асфальтированный школьный двор кататься, следить, чтобы пацаны
самокат не отобрали.
Пока мы разговаривали, Юрка отдыхал в спальнике, он всю ночь тащился
по Култуку и теперь будет спать до обеда. Как у водителя, у него есть замеча-
тельное качество, он запоминает дорогу и всегда знает, нужно ли притормозить
или наоборот прибавить газу на закрытом повороте. Частенько кричал: «Не
тормози, в гору пойдем!». Поэтому Култук проходил за пять часов, а я мог та-
щиться часов семь – восемь. Не раз слышал, как матерились водители с Запада,
пройдя зимой сто километров подъемов и спусков. Если попадали в снегопад
и, не дай Бог, машину стаскивало с дороги, кричали, что вырвут эту страницу
в атласе дорог.
Когда Юрка спит, я еду спокойно, он меня не дёргает. Напарник прошел
школу воруйлеса, все время вспоминал какого-то Женьку, который научил его
водить «Камаз». Теперь уроки мастерства передает мне. Есть такая манера пре-
подавания, когда учитель взлетает над учеником и клюет в темечко. Поменяв в
сорок лет легковую букашку на двадцатиметровую фуру, первое время испыты-
ваешь неудобство на наших дорогах. Это как гроб стаскивать с пятого этажа в
подъезде хрущевского дома.
Моментами я срываюсь на Юрку, что называется, по полной. Категории «
Е» у Юрки нет, поэтому все посты ГАИ проходил сам. Ну и смотрится Юрка
как подмастерье, – у меня борода, седые волосы, а у Юрки двадцать лет на лице
и фигура подростка.
Как-то на посту потребовали санпаспорт, а он просрочен. Делаю вид, что
ищу его по всем курткам, кабине и начинаю материть Юрку последними слова-
ми. Это, мол, он последним документы показывал. Гаишник не выдержал и из
сочувствия к Юрке отпустил. Мы взяли это на вооружение, ну и материл я его
на постах по-разному поводу. Добавляя иногда и то, что к гаишникам никакого
отношения не имело.
Китаец с новым русским именем Вася загрузил нас трансформаторной же-
стью. Пока машина едет, я тихо радуюсь, «тихо», чтобы не спугнуть своего
счастья, когда в руках баранка старого «Камаза». Дорога знакомая, мы не раз
на ней ремонтировались. Не забываю перекреститься на месте ремонта. Когда
осеняю себя крестом, бабушка тоже крестится и смотрит на меня. Я объяснил,
почему перекрестился. Не раз зимой приходилось спать в машине с неработа-
ющим двигателем. О чем только ни передумаешь за ночь, когда просыпаешься
каждые полчаса от холода и кочегаришь паяльную лампу, пока в кабине ста-
новится нечем дышать. Катерина Васильевна вздохнула и еще раз мелко пере-
крестилась.
Беседуем о жизни, и так душевно у нас идет разговор, что совершенно не
замечаем оставленных километров. Плюш на бабушкином пальто кое-где на-
чал плешиветь, а совсем разношенные петли она старательно обшила новым
материалом. Делаю вид, что поправляю чехол на сиденье, а сам, незаметно по-
гладил рукав. Такие пальто остались, наверное, только в деревнях.
Руки у бабушки прозрачные, видны самые тоненькие жилочки. Уткнуться в
них и поплакать, как в детстве. Последнее время дорога все время на восток и я
не могу заехать на Красноярское кладбище навестить маму и бабушку.
Однажды, проезжая мимо погоста, мне на секунду показалось, что я уви-
дел стоящую группу людей, приглядевшись, понял, что это разные по высоте
и цвету памятники, они стояли около деревянной часовенки. На городских
кладбищах брошенные ржавые памятники обычно торчат из кучи старых вен-
ков и мусора, а тут они стояли рядом друг с другом. Всю остальную дорогу
я думал об этих беспризорных памятниках- наверно, не случайно они пока-
зались мне людьми? На обратной дороге остановился и пошел к часовенке.
С трудом открыл дверь. На полках по стенам стояли иконы и пожелтевшие в
разводах дождя фотографии, некоторые были в разбитых рамках, похоже, что
их сняли с памятников. Иконки пожухшие, бумажные, по краям отклеились
от деревянной основы. Ящик с песком, чтобы можно было поставить свеч-
ку. Святые с икон и люди с фотографий смотрели на меня в этом маленьком
пространстве, словно стояли рядом. Думал о маме, бабушке… стал повторять
единственную молитву, которую выучил, повторяя за бабушкой: «Отче наш,
Иже еси на небесах, Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да бу-
дет воля Твоя…» Вышел, прикрыл часовенку, уже собрался уходить, увидел
рядом заросшую могилу какого-то дедушки. Прочитать надпись не удалось,
слезы почему-то закапали, я рвал траву и плакал. Подумал, может, и за моими
могилками в Красноярске кто-нибудь поухаживает.
Своим рождением я обязан бабушке. У мамы это был второй брак, от пер-
вого осталась сестренка. Только сошлась с моим отцом, сразу забеременела.
Не хотела меня рожать, не знала, что получится из новой семьи. Бабушка на-
стояла, чтобы я родился, и взяла на себя заботы обо мне. Она поставила на
ноги шестерых детей. Мужа и двоих сыновей – Ивана и Виктора потеряла на
войне. Иван до войны сошелся с женщиной, в Николаевке жили, Виктор ушел
на войну нецелованным. Они пропали без вести. Поэтому, когда я родился,
меня назвали в честь погибшего в первые дни войны Виктора.
Помню, повзрослевшей сестре бабушка советовала:
– А ты выходи замуж за хромого или одноглазого.
– Почему?
– А его на войну не возьмут.
Вот и пойми, горько шутила бабушка или правда так думала.
Бабушка, сколько была жива, посылала запросы в военкоматы. Все ждала,
может, отыскались могилки, но все безрезультатно.
В городе мы распрощались с Катериной Васильевной, она оставила тан-
хойский адрес, мало ли что, может, пригодится. Я вручил Кольке складник, он
лежал на передней панели, имел в наборе ложку, вилку, отвертку. Я заметил,
что он ему нравится, но попросить он бы не решился.
Так я и не уснул, а в кабине становилось жарковато, нужно вставать. На-
лил воду в умывальник, вырезанный из пластмассовой бутылки, умылся. У
женщины с тележкой-термосом купил два чебурека и кофе. Тут уж Юрке при-
ходится вылезать из спальника и принимать завтрак.
Началось медленное движение, мы поравнялись с туристическими автобу-
сами, кто-то ехал отдыхать и лечиться, но в основном были женщины – чел-
ноки.
Начинался «предбанник», – одинокие и не очень, мужчины и женщины
производили пристрелку. Кто-то по телефону искал старого знакомого, кто-то
присматривал новую подругу. Челноки, часто матери-одиночки, их не остав-
ляет надежда. Если познакомиться на переходе не удавалось, никто не отчаи-
вался, впереди были рестораны, гостиницы, дешевые продукты и вина, празд-
ник был еще впереди.
К обеду мы заехали на территорию таможни и почувствовали- что-то про-
исходит. Транспортники делают вид, что мы первый раз друг друга видим.
Машины идут на возврат для устранения неполадок. Так уже давно транспор-
тники не злобствовали. Уйти на возврат, значит потерять еще один день. Юрка
пошел узнать, в чем дело.
Оказалось, что кто-то из новеньких водителей, давая на лапу, пошутил –
мол, улыбайтесь, вас снимает скрытая камера. Дурак дунул, а гордые тамо-
женники обиделись, и все – получите и распишитесь. Так тут не шутят, та-
моженники и без того целый день перед «скрытыми» камерами дефилируют,
все потихоньку актерское мастерство осваивают. Теперь, возможно, только
после обеда начнут пропускать. Мы решили не рисковать, встали в стороне,
не торопились к транспортникам. Я ходил около машин, мешая одним давать,
а другим брать мзду. Улучил момент и сунул три тысячи за перегруз Косогла-
зому, – в эту сумму вошли и лысоватые колеса, и капающее с двигателя мас-
ло. Косоглазым его сделали местные дальнобойщики, и хоть глаз остался на
месте, но он уже не видел и двигался по только ему понятной орбите. После
этого Косоглазого даже повысили, как пострадавшего за принципиальность,
уточнять за какую, не стали. Перестановки начались, когда убрали начальника
транспортников, оказалось, что он работал с купленным дипломом.
Он так хорошо исполнял свою роль, его вообще-то должны были избрать
почетным Академиком Автомобильного факультета и признать купленный ди-
плом настоящим, во всяком случае, актерский диплом ему обеспечен.
Наконец-то мы заехали в Маньчжурию. Не зря кормили собачку. Нас встре-
чали огромные матрешки, стоящие вдоль дороги. Этой гигантоманией нас
удивить трудно, в октябрята и пионеры нас принимали под тенью Большой
головы, и мы испытывали патриотический трепет. Со временем привыкли к
ней как к сказочному герою. Как-то рано утром увидел, как мужик сметает с
головы снег, и сказочность пропала. Я начал думать, чем бы мы могли бы для
шутки приветствовать китайских братьев на своей стороне? Может, « Китай-
скую стену» поставить? Переходят границу, а там «Стена», и не вдоль дороги,
а поперек! Они возвращаются домой, чтобы не видеть нашего «авангарда». А
если залезет какой-нибудь шустрый китаец на стену, то увидит только съемки
фильма по Гоголю ...И делать ничего не надо, только выпускать Городничего,
который периодически кричит: «Что это за скверный город! Только где-нибудь
поставь какой-нибудь памятник или забор – черт их знает откудова и нанесут
всякой дряни! »
Нас встретила китайская девушка Наташа, хорошо говорившая по-русски,
с ней мы проехали на склад и разгрузились. Она выдала нам суточные и сказа-
ла, что жить будем в гостинице « Русь». Поставили машину на овощной базе,
где предстояло грузиться.
В гостинице помылись и пошли в кафе «Баргузин», откушать настоящие
пельмени и позы. Девчонки из Забайкальска при таком обилии свежего мяса
выделывали чудеса поварского искусства.
Принесли две большие тарелки пельменей ручной лепки, и такой они ис-
точали аромат, что кажется, лепили эти пельмени в моем детстве. Обычно по
воскресеньям рассаживались вокруг круглого стола, папа, мама, сестра, а меня,
как самого маленького, садили рядом с мамой. Мяса мне не давали, потому что
я его сырым съедал, и мои пельмени назывались «Витькины». Сколько было
смеха и радости, наверное, поэтому они были очень вкусными. Пельмени
укладывали на подносы, прикрывали газетам и ставили в сенях, заморозить.
Иногда в небольшой зал кафе выходил улыбчивый хозяин, бурят лет со-
рока, здоровался со всеми, подсаживался к знакомым и вел неторопливые бе-
седы. Когда мы не успевали получить суточные, ели в кредит, хозяин никогда
не отказывал.
Даже хороший ужин не улучшил Юркиного настроения. Когда он сердит-
ся, похож на обиженного ребенка. Есть люди, у них на лицах застывает опре-
деленный возраст, они всю остальную жизнь носят эту маску. У Юрки маска
шестнадцатилетнего мальчишки. Сейчас ему тридцать, но выглядит, от силы,
на двадцать и только ранняя седина выдает его, поэтому он всегда коротко
стрижется. Мать всю жизнь работала на заводе телефонисткой, растила его и
старшую дочку. Отца убили, когда Юрке было четыре года, и он не помнил его;
в те редкие дни, когда отец был на свободе, дома почти не появлялся.
Все Юркины друзья были старше него, носили мохеровые кепки баклан-
ки, телогрейки и суконные тапочки. Когда компания появилась первый раз на
школьном дворе и расположилась на игровой площадке, вышел директор и
спросил: «Чем обязаны столь высоким гостям?». Узнав, что они всего лишь
ждут друга, директор пришел в Юркин класс и отправил его с уроков, напут-
ствуя словами: «И пожалуйста, пусть они дожидаются тебя где-нибудь, но не
на школьном дворе».
Юрка выбегал из школы, тут открывался целый мир – рядом был стади-
он, на котором играли в футбол, зимой катались на коньках. Парк Орешкова
и завод ЛВРЗ с огромными территориями, на котором чего только не было:
подшипники, свинцовые чушки, обрезки текстолита. Своими руками делали
самокаты, отливали грузила и кастеты. Когда появились мопеды, стали ездить
на рыбалку, осенью за шишкой. И если раньше спорили – кто больше набьет
мячиком, теперь споры больше походили на подготовку каскадеров. Так, од-
нажды устроили гонки на мопедах вниз по лестнице от Дома культуры ЛВРЗ.
Здание стоит на горе, высота такая, что если бы не постоянный смог над горо-
дом, можно увидеть всю столицу. Из Юркиного рассказа выходило, что вино-
ват Ленин. Когда подъехали на мопедах к Дому культуры, он показал рукой
направление мотогонщикам. Ну, и полетели как сдурели!
Во всех бедах он теперь виноват, раньше Пушкин за нашу глупость ответ-
ственный был. Все закончилось печально: Ряша летел, выпучив глаза, и по-
беда была рядом; как потом рассказывал, «рука как-то сама нажала на перед-
ний тормоз» – он покувыркался и приземлился, сломав тазобедренную кость.
Гонки на время прекратились, но нашли новую забаву – заталкивать голову под
рельс, когда маневровый поезд выкатывает вагоны со двора ЛВРЗ и прокатит
их над тобой. В первый раз, пацаны позволяют прилечь в самую глубокую и
широкую ямку между шпал.
Когда я представлял себе эту забаву, думалось, что страх первых зрителей
от «прихода поезда» сродни страху от колес, которые вот-вот оставят тебя без
головы. Хотя голова, в это время, наверно и так отсутствовала.
Друзья подросли, в девяностые сколотили бригаду «катал». Юрка был «ни-
зовой», от ловкости его рук зависела выручка и количество драк. Устраивали
«гастроли» в Читу, Иркутск, но там своих фокусников хватало. Мама умерла,
периодически вытаскивать Юрку из милиции приходилось сестре. Он в чем-то
начал повторять судьбу отца. Про первую жену не любил рассказывать, чаще
просто называл ее «боевая» подруга. От первого брака остался сын Димка.
Обычно на обратной дороге мы останавливались возле дома, где он раньше
жил.Юрка вызванивал Димку по телефону, нагружал фруктами и давал денег, когда
были.
Утром позвонили и сообщили, что сегодня будем грузиться. Мы вызвали
знакомого таксиста и поехали на базу. Сколько будем ждать погрузки, не гово-
рили, машин на базе было много. Юрка увидел знакомый номер, пошел поздо-
роваться. Машина Сереги из Иркутска, бывшего спортсмена, а теперь пустив-
шегося во все тяжкие, но еще сохранившего фигуру пловца.
Минут через пять Юрка прибежал и сказал, что сегодня День автомоби-
листа. Сейчас они с Серегой отъедут минут на тридцать. Отцепили фуру от
Серегиной машины и «полетели как сдурели» – любимая Юркина поговорка.
Прошел час, другой, Юрки не было, я позвонил ему, но его телефон ото-
звался в спальнике нашей машины. А еще через час прибежал бригадир и по-
казал, куда нужно подъехать. Толкать фуру «задом» я только учился, а тут ма-
шины стояли так, что ее нужно было еще и «сломать». Минут пятнадцать я
корячился и с третьей попытки поставил фуру под погрузку, спина у меня была
мокрая, но я залез между машин. Я радовался как ребенок, но вида не пода-
вал. Кто поверит, что бородатый седеющий мужик не умеет достойно крутить
баранку. Когда подъехал Юрка, долго вертел головой, не видя нашей машины,
зато увидел мой кулак из окна, заулыбался. Так я получил «боевое» крещение.
В бригаде грузчиков я заметил несколько женщин, они были мощнее мужи-
ков. Фуру быстро закидали морковкой и капустой. В конторе сказали, что зав-
тра к обеду постараются нас отправить. Договорились с Серегой встретиться в
«Байкале». Прошлись по магазинам, прикупили одноразовой техники и разных
тряпок, поехали в гостиницу примерять обновы.
Ресторан напоминал вокзал, когда объявляют о прибытии поезда. От оби-
лия одежд разных расцветок рябило в глазах. Все куда-то идут, бегут, кричат,
поэтому мы не сразу увидели Серегу. Он один сидел за накрытым столом,
внимательно рассматривая треугольную бутылку вина. Графин с водкой уко-
ризненно смотрел на его предательство, даже вспотел от напряжения. Мы об-
мыли все колеса, выпили за мое крещение. Ведущий все время объявлял «Бе-
лый танец», и переглядки закончились тем, что к нашему столу подошли две
девушки и увели моих товарищей на танец. У меня появилось время выпить
рюмку, и я знал, за что я выпью.
Жизнь так повернулась- в сорок лет пришлось получить права на грузо-
вую машину. Я сдал на все автомобильные категории. Сразу отправился на
большую стройку. Когда за пьянку выгнали трех водителей, то завгар объявил
набор среди «лопат», так водители называют строителей.
Мой сменщик, молодой парень в кожаной жилетке, черных очках и в пер-
чатках с обрезанными пальцами такую физиономию себе нарисовал, когда к
нему подошли, что я сразу понял, что «колеса в разные стороны поехали». Уж
очень он не хотел второго водителя на машину, но делать нечего, надо срочно
рыть котлован.
Начал возить грунт из котлована на отвал, кругом темнота и только на
тракторе один фонарь. Отработал пару недель и «проклятие» сменщика меня
догнало – зацепил кабину трактора. Трактор был новый, японский, и шум под-
нялся потому, что он был в аренде .Но это все мелочи, да и высчитали из зар-
платы всего пару тысяч. Главное для меня было утром. Пришел в гараж, чтобы
написать объяснительную и сдать самосвал. «Маз»– машина крепкая, она не
пострадала.
Сменщик уже крутился вокруг машины и ждал меня, чтобы я освободил
кузов от налипшего грунта...
У меня этот грунт вчера совсем из головы вылетел. Пришел в чистом, по-
тому что собирался выйти в город. Я спиной чувствовал, с каким торжеством
стоял этот розовощекий сменщик и смотрел за моей работой. Как я ни осто-
рожничал, все равно пришлось идти переодеваться.
Я выпил и мысленно передал сменщику привет. Наверное, и его заслуга
в том, что я сегодня дальнобойщик. Только обрезанных перчаток не надеваю.
Мне было года три, когда мне подарили самосвал. Я тогда жил у бабушки.
Подарил, скорее всего, дядя Саша. Он дарил в детстве подарки, которые оста-
лись со мной на всю жизнь, я их помню. Машина была вся железная, покрыта
красной краской, цвета комбайна, может, их клепали на нашем комбайновом
заводе. Что я только с ней ни выделывал, даже ездил с горы, все ей было ни-
почем. Колеса были железные, и когда я катился с горы, грохот стоял на всю
улицу. Бабушка жила на Мелькомбинате, на улице с названием Крутая, и это
не дань времени, она просто крутая. Я вырос и через двадцать лет заехал в
Красноярск – ее крутизна не исчезла. А бабушкин домик и раньше был ма-
ленький, а теперь совсем врос в землю.
Меня не оставляет желание найти свой первый автомобиль, в антикварных
лавках и развалах разных городов я выспрашиваю о моем железном коне.
Быстрая веселая музыка сменила «белый» танец, парни продолжали тан-
цевать, а я стал смотреть на танцующих женщин. Сколько грации, словно они
занимались художественной гимнастикой, а не таскали огромные баулы и не
стояли, укутанные как матрешки, целый день на морозе, продавая китайский
ширпотреб. Вот я и нашел, после нескольких рюмок, объяснение матрешкам,
встречающим нас на границе. Но и китайские товарищи, переходя границу,
сильно напоминают наших матрешек, надевая на себя по пять-шесть спортив-
ных костюмов.
Пить мы привыкли много и плохо закусывать. Однажды, гуляя с немцами,
я сказал расхожую фразу: «Мы пьем, как в последний раз!». Немец Отто по-
молчал и выдал: «А мы, как в первый». Накушались мы с этим немцем, как
в «первый» и в «последний» раз, до обмена шапками. Домой я вернулся в
розовой беретке.
Юрка с Серегой почти не сидели, подходили, выпивали и шли танцевать.
Подсел читинский Игорь, он был мамонтом перевозок, ездил в Китай еще
в эпоху «медной лихорадки». Деньги вывозил из Китая в запасках. Рассказал,
как однажды вез деньги и вот, уже под Читой, вышел, а запаски нет, а проверял
километров тридцать назад. Там были деньги всей бригады. Развернулся и
поехал обратно, уже смеркаться начинало, всю ночь туда-сюда эти километры
бороздил. Только утром увидел примятую траву, колесо укатилось метров за
пятьдесят. Счастье, что запаска на дороге не осталась.
Мы выпили за удачу на дорогах.
Водка начала подталкивать меня на танец, и я решительным шагом напра-
вился к столу, за которым сидели одни женщины. Дама, к которой я подошел,
мне отказала. Выждал еще несколько танцев и пошел к ней снова. Опять отказ.
Молоденькая девушка, проходя мимо нашего стола, сказала, что мама не тан-
цует. Тут до меня стало доходить, что это мама с дочками. Искать других пар-
тнерш для танца не захотел и, выпив на посошок, распрощался с мужиками.
Проснулся я ночью... До меня стало доходить, что ко мне приходила жена.
Стало страшно, подумал, что так сходят с ума… После страха пришло осоз-
нание случившегося… Что я испытывал еще минуту назад, трудно описать…
Было сияние …я помню Свет на уровне груди… и я понимал, что это Она…
я испытывал … восторг: мы общаемся, не говоря ни слова, но я понимал ее…
было ощущение радости и такой нежности, которое приходило в юности от
первого поцелуя, робкого, когда касался ее руки… когда, засыпая на подушке,
оставлял ей место… Но было слияние того, что мы называем душами, и от
этого меня переполнял восторг, мы становились Светом. Мы были вместе. И
вдруг все закончилось... Свет ушел, и я открыл глаза, да не проснулся, а от-
крыл глаза... уже потом испытал страх… Жена была… Она уже три года как
покинула этот Свет, но теперь я понял, что не все так однозначно. Значит,
общение существует не только на уровне памяти.
Мне подумалось, что, может, я умирал... Странно, я не испытывал похме-
лья, хотя выпито было много… Остаток ночи я думал о нашей жизни, как по-
звал ее на Север, и это было предложение, без белого платья, колец. Но были
белые ночи и пустой город, и этот город был только наш! Письма в армию, где
обведенная ручка сына и его каракули! Возвращение! И много всего…
….
Но все уходит и отношения становятся ровными до безобразия. Появля-
ются подруги, с которыми становишься откровеннее, чем с женой. Жизнь на-
чинает идти параллельно.
И вот эта ночная встреча…
Юрки на кровати не было. Да если бы и был, рассказать это практически
невозможно. Я вышел на террасу второго этажа, стал смотреть на просыпаю-
щийся город, и смотрел уже другими глазами, словно мы смотрели вдвоем...
Из-за поворота вышел ослик, возница досыпал, ослик шел своей дорогой.
Он поразил на фоне многоэтажных домов и новых автомобилей. На тележке
лежали пустые спрессованные коробки. Словно заехал сюда случайно из дру-
гого времени. У ослика в разные стороны торчала борода, он сильно напо-
минает мне меня, когда по утрам я заглядываю в зеркало. Делаем мы с ним в
принципе одну и ту же работу.
Теперь на перекрестке работает светофор, а когда я впервые приехал в
Маньчжурию, то был поражен взаимным уважением водителей на дорогах.
Проезжал первый, кто подал сигнал. Такое движение я видел только у рыб в
аквариуме.
Стоял на террасе как пьяный. Вспомнил, как лет десять назад перед две-
рью своей квартиры увидел много пар белых парусинок. Перешагивая через
чьи-то ноги, я добрался до кухни. По всему дому, прислоненные к стенам и на
полу, спали молодые китайцы. На мой немой вопрос жена полушепотом отве-
тила, что они все утро приходили за кипятком суп заваривать. В окно увидела,
как они пытаются устроиться спать на детской площадке, и позвала их домой.
Кто принял душ, кто сразу уснул. Наша квартира недалеко от железнодорож-
ного вокзала. Оказалось, что это школьники, едут посмотреть Москву. Когда
они выспались и собрались на поезд, старшая девушка, чуть-чуть говорившая
по-русски, протянула денежку. Жена подумала, что это сувенир, и сразу отдала
дочке. Китаянка, скорее всего учительница, забрала деньги у ничего не пони-
мающей дочки и показала, что это для жены. Школьники выходили, улыбаясь
в благодарность. Оказалось, что дала учительница доллары. Как они выглядят,
мы тогда не знали. Были девяностые годы, и жили мы не очень весело.
Лег на кровать, стал еще раз восстанавливать ночную встречу. В дверях
нарисовался Юрка с двумя бутылками пива. Его пошатывало, он изобразил
на лице подобие улыбки и, как марафонец, достигший цели, упал на кровать.
Пройти переход за один день удается очень редко. Пограничники, транс-
портники, сдача продукции на анализы, заполнение бумаг. От жары, после
всех очередей, начинаешь потихоньку сходить с ума. Но если ты приехал на
переход с похмелья, то время останавливается.
Юрка забежал с талончиком в кабинет «ветслужбы» поставить отметку,
что не вывозит из Китая птиц, рыбок, сырое мясо, растения - согласно длинно-
му списку, который висел на дверях.
Сотрудник, взявшись за штампик, не поднимая головы, как обычно спро-
сил:
– Животных нет?
И в эту минуту с Юркой что-то случилось: то ли сказалась усталость, от
топтания на таможне, то ли бесполезность этой проверки, которая на самом
деле не проводится. Таможенник даже головы от газетки не поднимет. Юрка
возьми да и скажи:
– Понимаете, китайские друзья подарили для Улан-Удэнского зоопарка
лося, мы в фуре ему место отгородили, соломы подстелили, лепехи нормаль-
ные…
Ужас на лице таможенника:
– Живого нельзя!
– Так, убить, что-ли? Вообще-то, у него и паспорт имеется.
Он достал свой иностранный паспорт, где была фотография и подпись.
– «Лосев Юрий Олегович». Юра подал паспорт и думал, что сейчас все
разрешится и они вместе посмеются. Но сотрудник молча рассматривал па-
спорт. Молчание явно затянулось.
– Я пошутил.
– Какие шутки при исполнении! Мы что тут, ерундой, по-вашему, занима-
емся? Охранять наши границы от бактериологического оружия- что, это не
нужная глупость? Вы хотели меня оскорбить? Вы представить себе не може-
те, что может произойти в случае начала военных действий! Война начнется
сначала бактериальная. Зачем разрушать здания, заводы! Ведь проще уничто-
жить население. Вам все хихоньки да хаханьки, а мы, думаете, только взятки
берем? Нет, мы еще охраняем невидимые рубежи нашей Родины. Наша Родина
находится в состоянии больного, и выжить ей или умереть – этот вопрос ре-
шается тут, на границе…
«Чешет, как по написанному», – подумал Юрка.Он успел только вставить:
 -Да, я понимаю, я хотел пошутить…
– Вот мы сейчас вас выпустим, а запускать уже не станем, нам шутники
не нужны. Сегодня вы пошутили, а завтра ради шутки привезете домой кроко-
дильчика или попугайчика, а через день умрет вся ваша семья, потом соседи,
подъезд, потом город. – Тут у Юрки нервы сдали и он заорал: – Да какого же
ты хрена тогда сидишь, не проверяешь, что я там везу?!
Злость Юрку взяла: сидит в тепле, зарплата хорошая - и даже пальцем по-
шевелить не хочет.
Мужики сказали, что у ботаника с напарником что-то происходит, и по-
следнюю часть диалога я слушал в приоткрытые двери.

Я попросил Юру выйти и долго объяснял таможеннику, что от напарни-
ка ушла жена и вообще все плохо... Ботаник сидел как оскорбленная невин-
ность… но крокодильчиков искать все равно не пошел.
И мы понеслись в сторону Дома! Вороны, которые раньше разлетались
метров за двести, теперь так привыкли к большим машинам, что сидят на обо-
чине и удостаивают нас только поворотом головы. После стояния на таможне
езда становится наслаждением! Но ненадолго. Чем ближе мы подъезжали к
дому, тем смурнее становился Юрка. Я знаю, что значит ехать домой, где тебя
никто не ждет, и поэтому в очередной раз просил его пересказать «шутку про
Лося».
– «Лю-лю-сы!» – кричали китайские грузчики, зовя нашу машину под по-
грузку, а мне слышалось: «СЕ-ЛЯ-ВИ».