На страшных путях сообщения

Известный архитектор Юрий Тихонович Р. с женой и внуком ехали в старинный, прославленный Салтыковым-Щедриным и святой Анной Кашинской город Кашин. У жены его там была квартира и дача, доставшаяся ей от отца, главврача местной больницы, происходившего из старинного купеческого рода. Еще только в прошлом году туда с Савеловского вокзала ходил удобный автобус. Однако общее помрачение умов в верхних слоях общества, видимо, коснулось и владельцев компании, зарабатывавшей кашинским извозом. Автобусную остановку перенесли аж в Тушино. Найти ее стало трудно. Ехать в Тушино с пересадками - неудобно. И мысль об автобусе, как о способе добраться до места, у постоянных посетителей города, как писал старик Фрейд, была вытеснена в подсознание и теперь грозила им каким-нибудь извращеннным замещением. Пришлось, поминутно поминая "добрыми" словами московских градоначальников, возродить старый, доавтобусный путь, который в сознании кашинских пассажиров уже ассоциировался с неудачами, связанными с опозданием на нужный автобусный рейс. Вот тогда добираться до Кашина нужно было на перекладных: электричкой до Савелова, а потом - на так называемом рабочем поезде, приходившем в Кашин ночью. Электрички стыкуются с рабочим поездом по времени двумя возможными способами. Либо ты должен выехать заранее, чтобы выяснить, продаются ли билеты на рабочий поезд в кассе вокзала, или проводниками в вагоне поезда, отсидеть два с лишним часа в неприятном зале ожидания, после чего заранее занять очередь на загрузку в поезд и, дождавшись ее, провожаемый завистливыми взглядами тех, кто стоит в хвосте очереди, солидно занять лучшие места в вагоне, либо ты приезжаешь впритык к отходу рабочего поезда, на свой страх и риск решаешь, что билеты продаются в вагоне, и, выпучив глаза, с баулами и чемоданами за плечами, на всех парах, стараясь сбросить конкурентов по возможности в жидкую, цвета детской неожиданности, грязь, берешь низкий старт в месте, где остановилась электричка, и, стараясь подражать чемпиону по спринту  Йохану Блейку, летишь, чтобы разорвать финишную ленточку первым, к лесенке вагона рабочего поезда. Мудрое железнодорожное начальство, заботясь о спортивных достижениях отечественных спринтеров, а следовательно и о здоровье граждан РФ, постоянно и непредсказуемо меняет правила продажи билетов и особенно следит за тем, чтобы правила эти не смешивались. Так что если вы красный от поднявшегося давления, потный и всклокоченный, но довольный собой, первым прибежите к поезду, вас может ожидать четвертьфинальный забег к кассе, полуфинальный забег от кассы к поезду и, наконец, финальный забег в догонку за поездом. Первый способ называется обстоятельным, второй - энтузиастическим.
Тихоныч, как его запросто, несообразно его архитектурным заслугам, звали домашние, уже лет сорок как ушел даже из малого спорта, перенес две полостные операции, поэтому не мог себе позволить энтузиастического способа стыковки. Кроме того, как человек, который по профессии должен был культивировать в себе индивидуальность, он очень не любил толпу, не любил толкаться, не любил группового спринта. Особенно отрицательно он относился к толпе с выпученными глазами, к толпе возбужденно бегущих, подбадривающих на ходу близких, полусумасшедших соотечественников, имеющих за плечами долгую традицию жизни в экстремальных условиях. Все эти несомненно отягчающие в РФ человеческие свойства как-то подталкивали его выбрать обстоятельный способ пересадки.
Высадившись из электрички в Савелово, Тихоныч с семейством, спокойно перенося тяжесть тела с одной ноги на другую, чуть перекошенный грузом, состоявшим из большого полиэтиленового пакета, в котором он нес вещи первой необходимости, направился к вокзалу. Билеты в этот раз продавали в кассе. Значит, ближе к отправлению рабочего поезда нужно было как-то выбрать позицию, где тебя бы не могли снести энтузиасты экстрима в четвертьфинале и полуфинале спринтерской гонки. Тихоныч все рассчитал, взял билеты и решил на всякий случай нанести визит в туалет, который можно было найти даже при крутом фордевинде по невообразимой вони, которую он источал на сотни метров окрест уже не один десяток лет. По дороге Тихоныч вспоминал то прекрасное время, когда до Кашина можно было долететь на самолете. Но по мере приближения к страшному савеловскому сортиру мысли его сами собой под действием сильного  ольфакторного раздражения стали разворачиваться к туалетной тематике. Судьба архитектора заставила его объездить всю Россию. Где его только не носило. От западных границ СССР до восточных, от Калининграда до Камчатки, от полярного Урала до Кушки. И можно ли в путешествии приличному человеку обойти туалет? Как нельзя избежать по телеку поющего Кобзона... Так что повидал он их в достаточном количестве. И большинство их было какого-то дикого качества. На мгновение, длившееся секунду, пока ветер вдруг с силой попытался сорвать с прохожих бейсболки, перед его мысленным взором встал сияющий чистотой, благоуханный венецианский туалет на Сан Марко, который он даже увековечил в серии фотографий. Но как только порыв ветра стих, в оперативную память полезла среднеазиатчина, особенно лютая на сортирную вонь. Савеловский железнодорожный сортир не уступал среднеазиатским. "Да, - печально подумал архитектор, - я вот все атомные станции, церкви, жилые кварталы в городах, гостиницы проектировал. А общественные туалеты - никогда. Они у нас по типовому проекту строятся сотни лет. Почему в одних областях мы рвемся вперед, а в других позволяем себе даже не оберегать, а культивировать пещерный какой-то уровень?". Кто-то ему рассказывал, что японцы долго решали как им осваивать новую технику не меняя идеологию традиционной культуры. Они решили, что техника в культуру не входит. Вот и в России, видимо, решили, что туалеты в культуру не входят.

Подходя к дверям он ограничил себя в дыхании и густо намазался шипром. Ничего не помогало. Амбрэ сносило крышу. Несколько человек, видимо, не выдержав густой спирали, едва войдя, тут же вышли. Но Тихоныч, подражая стойкому оловянному солдатику, решил идти до конца. Через пару шагов, однако, оказалось, что причиной спешного выхода народа была не густая спираль. Войдя в сортирное шале и немного пройдя по доскам, довлевшим над лужей желтоватой жижи, Тихоныч увидел что между между открытыми кабинами для серьезных дел слева и канавкой-писсуаром справа у окна сидит страшенного вида человек с финкой в руке. На груди у мужика расположилась огромная давно немытая и нечесанная черная борода. Волосы вообще составляли бОльшую часть его свирепой рожи. Оголенные участки лица были лилово-красного цвета, цвета последней стадии пропития жизни. "Как повяжешь галстук, береги его! Он ведь с твоей рожею цвета одного" - вспомнилась Тихонычу давняя детская переделка стихотворения Щипачева. Он был в старом, грязном плаще. С головы тряпкой свисала неопределенного цвета вязанная шапка. На ногах его были большие грубые говнодавы, упакованные в галоши. Тихоныч хотел, было, тоже повернуться и пойти не солоно сходимши, но бомж обратился к нему со снисходительной ухмылкой:
- Проходите, проходите.
Тихоныч, как-то не сразу отреагировал, пораженный до глубины души еще одной деталью увиденного. На широком подоконнике бомж аккуратно развернул свежую газетку, на которой была разложена добытая по случаю еда: свежая вареная колбаса, четвертушка черного хлеба, и несколько перьев зеленого лука. Финка, которую он держал в руке предназначалась не для устрашения тех, кто страстно хотел совершить незамысловатое действо, посвященное с недавнего времени барону Клодту, а для смиренной трапезы. Бомж аккуратно нарезал колбасу и хлеб и, негромко чавкая, начал поглощать приготовленное к употреблению.
Вернувшись в зал ожидания, потрясенный Тихоныч рассказал об увиденном жене и внуку. Как только он закончил свой рассказ. В разговор вмешался полицейский.
- А-а, не обращайте внимания! Федька это, местный бомжара. Знаете, почему он там расположился? Во-первых, он обожает шокировать публику. А во-вторых, - из чисто эгоистических целей: если бы он понес еду туда, где его могли увидеть другие бомжи, ему бы в лучшем случае пришлось с ними поделиться, а в худшем, ему бы ничего не досталось. А так все один сожрет. Запахов же он просто не чувствует: гриппом переболел.
Тихоныч посмотрел на часы. Пора было занимать безопасную позицию. Вот-вот должна была прийти московская электричка.