Каким он стал спустя

5 мая 23:51
________________

3 года, 1 меясяц, 1 неделя и 4 дня.
________________

Знаете, мне очень запомнился эфир Веры Полозковой, где она говорила, что мужчины всегда возвращаются. Так вот это оказалось правдой. Они всегда, действительно, возвращаются. А знаете как это?

Это - когда ты сидишь тихо, сама с собой, в своем Доме, и тут: стены рушатся, окна настежь, в коридоре натоптано, мимо проносится земля и Он. Кричит: "Ты когда-нибудь расскажешь, как там, за 752 километра, без меня?" А теперь представьте, что так 8 раз. Спросите, почему мы так делаем? А...мы такие глупые и любим глупости. И глупо ищем друг-друга в онлайне.

И вот, зная его наизусть, и прекрасно помня, как у его левого плеча выпирала ключица, я была готова к его приходу. Кажется, что это просто сон:

- Девочка моя, зачем ты плачешь?
...
- Почему молчишь?
...
- Любовь моя, ответь мне!
...
- Ты не брала трубку в течение получаса, я вспомнил о любви твои рассказы.
...
- Я всего лишь хотел быть не твоим Бывшим, а твоим Будущим и Вечным. Быть таким нужным, нежным.
...
- Хочешь, я умру для тебя?

Я не люблю больше его. Сколько лет прошло - а я все помню. Сколько шрамов оставил и сколько боли подарил. Милая я, ну что я нашла в нем тогда?

- Хватит играть драму, лиса.
...

Вчера увидела тебя снова и не кольнуло сердце. Больше не так прекрасен, больше схож с мартышкой, что отрастила ужасные жесткие волосишки на голове и пальчиком их подправляет, женские повадки, глупый гундосящий голос, нет боле того прекрасного аромата его тела, видимо растерял в толпах шлюх, позоров, вздохов и стонов...

По голосу слышно было, что он улыбался и посмеивался противным мне теперь тембром:
- Сучка.
...

Я сидела и думала. Думала и смотрела, как изливается маленькими волнами река Свислочь, исполненная весенней свежестью и живостью. А он прерывал моё внешнее молчание и внутреннее ораторство своими сопливыми до тошноты репликами, от которых бы текли только девочки лет 13-15. Тошнит от всего этого. Не знаю почему, но не люблю я все эти животные уменьшительно-ласкательные и прочие ванильные ухаживания. Пусть лучше меня окликнут вскриком: "Эй, ****а!", я буду улыбаться и мне это будет роднее.

- На-асть?
...

И я решила дать выйти своему внутреннему шторму наружу, но осеклась на слове: "Знаешь, ..." и продолжила: "Рэй Бредбери неплох." Он ответил, что не читал. Конечно. Конечно, я знала это. Весь его кругозор заключается лишь на марках машин, деньгах, сексе, наркотиках и псевдолюбви.
Мы молчали.

- Я скучал так, как не скучал до меня никто.
...

Я  покосилась на него со взглядом недоверия. Увидев его вьющуюся сальную челку, пару пегментных грязных пятен на щеках и подбородке, да не бритые пару дней усиши, я подумала о том, какого же цвета блевотина сейчас из меня выльется. Я развернулась и включила плеер, в котором заиграла marina and diamonds - obesessions, и зашагала прочь от его сгорбленной спины, худощавого тела, сальных волос и далее по списку - навстречу солнцу, красивым, улыбающимся людям, тихим рыбакам на мосту, уткам и селезням, велосипедистам, миру. Я шла медленно и наслаждалась ветром родного города, исполненным речным бризом и знакомым с детства запахом пивоваренного завода "Алiварыя", а в детстве казалось, что пахнет жареными баклажанами, ну или патиссонами, но потом дедушка рассказал мне, что тах пахнут дрожжи. Бегущая за мной тень меня сконфузила. Это был он, я съежилась от предстоящего объятия за плечи, но его, слава венгерским колбаскам, не последовало.

- О чем ты думаешь?

И я ответила:

- Думаю, где в Минске достать оригинальные AirMax баксов за 100.

Тут же он заныл, что AirMax для лохов, ровно, что и Cayenne, а вот Adidas и Audi Q7 это прихоти "илиты", как он сказал. Со взглядом, полным желчи и презрения я пронзила его жалкую голову заостренным булыжником, что был водружен на холм справа, в шагах 5 от меня.
Мысленно.

Он еще долго трепался и смеялся с собственных шуток, под шумок пытаясь меня обнять, правда, тщетно. А я прикидывала, сколько же шагов сделает моя левая нога, если считать через один, до серого столба трамвайной остановки. Занимательно, ндэ? В это время он, вероятно, рассказал еще одну шутку, в которой смеяться нужно после слова "трактор" и я засмеялась. Но, увы, трижды увы, не от этого перла юного "альфа-пикапера". В голову забралась картина того "А как же будет выгдядеть этот уебашка, если он кончит себе на лицо и слижет это свои прокуренным языком и уродливыми губами, с остатками еды в уголках?". Меня пробрало до слез. Он спросил, мол, смешно, да? Я согласилась, но согласилась я со своим сознанием.

Я еще раз посмотрела на него и вспомнила строчки из знаменитого стиха Иосифа Бродского:"О, не выходи из комнаты, Не совершай ошибку..." и мысленно захихикала. Конечно, так осквернить великого классика - грех, но что поделаешь с моим глупым сознанием?

В трамвае мы молчали, а выходя из трамвая, он не догадался и руки подать, учитывая то, что я плохо хожу, потому что нога сломана и в ортопедическом гипсе. Ладно. Я сосчитала до десяти и забыла это. Что же взять с него? Но-о...
Еще немножечко хотелось выстрелить ему между глаз. Совсем капельку. Кроху.

Это все к тому, что он любил не меня, а свою любовь. Говорить о ней и возвышать ее он мог бесконечно долго, не думая обо мне и минуты. Ему никогда не было интересно мое здоровье, его волновало то, что мы не погуляем, а не что там я, да как там я.

Ребенок. Маленький, обделенный вниманием, мальчик.
Я ненавижу таких людей, как он. Ненавижу его вислоухую физиономию. Он из тех, кто хвастается своими постельными подвигами, а как по мне - так он злостный онанист. И бесит в нем больше то, что он всегда отрицает это, хотя я отчетливо представляю его, мастурбирующего над глянцевым журналом в уборной. И еще бесит его привычка говорить с умным видом о вещах, в которых ничего не понимает.

И да, конечно он не виноват в том, что и внешне он очень уродлив, но и этим меня он тоже раздражает.


(Уважаемый, я бы вообще не хотела Вас больше видеть, исчезните, пожалуйста. Когда я Вас вижу, кажется, что Ад Отвращения пронзает меня от мозга до ануса.)


Я, конечно, могу долго покрывать его здесь, в своем сознании, но я устала лазать по канализациям своей черепной коробки, устала сражаться со склизкими тараканами-мутантами.

(Извините, Сэр, но над Вашей душенкой трясти задницей у меня тупо не хватит сил, а если и хватило бы - все равно не трясла бы)

- Не трогай меня, тут люди.

- Настя, ты-ы...ты стыдишься меня?

- Да. Саша.

Знаете, я бы поселила всех таких как он в один город и сбросила бы на этот город из космоса какой-нибудь спутник.
Мне даже стыдно за то, что это была любовь. И, в свое время, мы любили так, как любят раз в жизни.

И с тех пор ни к кому больше. Ничего и нигде.
Нет.

- Я ухожу. Прощай. И оставь меня в покое.

- Как? Ты уходишь? Что? Объясни мне? Все же было хорошо,  что происходит? Я требую объяснений!

Я посмотрела на него. Так чисто, ясно и просто и сказала:

- Требуй.

- Девушка. Девушка с бледно-зелеными убила меня своим фирменным надменным взглядом.

Я отпустила двери лифта. Они с лязгом захлопнулись и кабина унесла меня вверх со звонким смехом. Моим смехом, который множился в стенах лифта. Крики человека внизу становились все тише и реже.

Я вошла в квартиру с спросила:

- О, кажется пиццей пахнет. И квасом.