Срочную службу сибирский казак Андрон Тузиков прошел в Туркестане. О тех временах напоминал тонкий шрам, тянувшийся через левый висок в угол жесткого рта. Пять лет ходил в истребительном отряде по черным пескам, ловил в горах афганцев и рубился с уйгурами. К концу службы представили кавалериста к именному оружию, и совсем было хотели уговорить остаться в армии, а пришлось судить…
Дуролло-бек был очень удачливым человеком. Промышлял контрабандой, постепенно обрастая связями по обе стороны границы. Водил дружбу с британской разведкой. Умел понравиться и русским, сдавая жандармам конкурентов. Но обнаглев, стал возить из-за кордона оружие. А поставка винтовок внутренним врагам Империи, расценивалась властью как государственная измена. Банду стрелки пограничной стражи загнали в ущелье и там кончили. А Дуролло отправили рубить камень на Енисей. По военному времени могли и повесить, но спасла курбаши гуманность царизма и не менее глупая революция. Закрутила она удачливого контрабандиста и лишь в конце 20-х вернулся он на родину. Пришел в кишлак в кожаной тужурке, с мандатом Менжинского, облаченный доверием новой власти. Все было отлично, пока в руки «Кызыл аскеров» не попал его связник, шедший к англичанам. Но и тут Дуролло хранил «аллах». Расстрелял предатель конвой и сумел уйти в горы. А через пару месяцев вернулся из Афганистана в окружении нукеров. Новый бек среди басмачей славился удачливостью и дикой жестокостью. Имел широкую сеть сторонников на советской стороне, щедро платил боевикам и мстил отступникам. Но некоторые его налеты настораживали своей «бескорыстностью». Уничтожил две партии геологов, что искали воду. Порубил группу картографов, совершал налеты на пограничные посты и даже обстрелял из миномета казармы особого полка НКВД. Надо сказать, что успокоенные серьезными успехами в борьбе с басмачеством, центральные органы власти Туркестана к началу 30-х годов оказались не готовы к ухудшению обстановки. Лишь когда осознали возможной внешней интервенции, из России пришел приказ использовать армейские части. За год беспощадной рубки тысячи басмачей не вернулись в свои кишлаки, десятки крупных банд сдались «зеленым фуражкам». А Дуролло-бек опять ушел, как бешеная собака, кусая всех на своем пути. Но свела судьба контрабандиста со старшиной. Андрон Тузиков дома слыл человеком рациональным, здравым и даже скучным. С мужиками вечерами не пил, с парнями в драку не ходил и женским полом интересовался в самую меру. Бурных эмоций за ним не водилось, разве что улыбчив был. И любили за ту улыбку его сельские девки! До тихой истомы, до жарких снов. На службе вперед не лез, крайним не был. Через полковую школу быстро вышел в младшие командиры, но, не смотря на все уговоры, тянул лямку лишь до отмерянного срока. Он и банду гнал размеренно, как росомаха сохатых травит.
- Нужен он живым, - напутствовал перед рейдом оперативников командир истребительного отряда. – Много за ним тянется, многих нужных нам людей он знает, уйдет – большая работа пропадет зря.
Десяток групп ушли в свободный поиск, а вышел на банду полувзвод Андрона Тузикова. Шестнадцать опытных бойцов, насквозь прокаленных восточным солнцем рубак. Впрочем, в сабельный шелест на полусотню бандитов кавалеристы бросаться не спешили. При двух «льюисах», с парой федоровских автоматов, «Томпсоном» и серьезным запасом английских гранат, бойцы устроили на басмачей загонную охоту. Дважды курбаши оставлял заслон и оба раза «гончие» засаду обнаруживали и сбивали. Могли уже, и кончить дело, но берег старшина людей. Банда потеряла половину аскеров. Вдоль границы ходили эскадроны пограничников, а летчики авиаотряда точно наводили их на мелкие группы врага, идущие по пустыне. И жутко Дуролло становилось от такой спокойной травли. И свирепел он. Потому пошел в Каракумы через кишлак…
Группа пришла на место дневки бандитов через час после их ухода. Понуро стояли бойцы над растерзанными телами. Окаменел лицом командир. Порубили басмачи людей прямо на школьном дворе. Пяток дехкан из сельского актива, ученики старшего класса. А учительницу, изрезав лицо и сняв скальп, оставили жить. Сухо «рванул» командирский «Томпсон», дернулось под очередью молодое истерзанное болью тело. Вылетели кавалеристы в погоню, оставив за спиной зудящий над мертвецами рой толстых зеленых мух. А басмач знал в этих метах каждую тропу и уверен был, что уйдет. Но и старшина был опытным «караванщиком», потому вышел к затерянным на краю пустыни развалинам раньше, чем беглецы.
В этот день удача оставила курбаши. Ходко шел по границе песков десяток самых удалых нукеров. Ахалтекинцы уносили банду все дальше и дальше от места страшной резни. Курбаши поглядывая на ближайших телохранителей, чуть успокоился, вокруг – верные люди, а погоня отстала. Часть бандитов зналась с Дуролло еще с начала века. Были из дальней и ближней родни. Еще юношами охотились за чужими табунами, резали афганских пастухов, торговали уйгурскими женщинами. У каждого английская винтовка за спиной, маузер или «люгер» на поясе, бухарские сабли у бедра. Настоящие воины…
Неожиданный кинжальный огонь пулеметов выбил из седел первую тройку басмачей. Защелкали карабины с бархана, оставшегося в тылу банды. Завертелся в седле опытный нукер, ушел под коня и ужом, почти зарываясь в горячий песок, бросился к дувалу. Успел увидеть в провале глинобитной стены ненавистные светлые глаза неверного, завизжал в бессильной ярости и лег под автоматной очередью. В течение нескольких минут бойня закончилась. Отбросив «пустой» маузер, Дуролло встал из-за убитого коня и спокойно ожидал подходивших к нему оперативников. Он знал ценность сведений, которыми обладал и не боялся смерти. Он многое может дать «чекистам» и купит жизнь, любой ценой. Андрон Тузиков остановился напротив врага, глянул в его спокойные глаза и… потянул клинок из ножен. За секунду до смерти басмач вдруг понял, что допрашивать его не будут. И успел испугаться…
Старшину судили и дали два года исправительных работ. Приговор он воспринял спокойно (и командиров понимал и свою правду видел). Отработал на строительстве металлургического завода положенный срок. Освободившись, вернулся в село. И был он совсем как прежде. Но уже не улыбался как раньше. Зато жена досталась ему смешливая. И мягчел лицом бывший рубака, глядя на трех дочерей. Местный участковый особого интереса к старому товарищу не проявлял и приглядом не досаждал. Даже помог устроиться в лесничество егерем. Иногда, в село наведывались товарищи из города и, лесник на несколько дней, а то и недель пропадал. Возвращался всегда с гостинцами, родню одаривал, соседских детей не забывал. Ничем не примечательные отлучки. И лишь у жены замирало сердце, когда чуяла она на мужней одежде пороховую гарь. Несколько десятков старых солдат, в областном управлении НКВД числили на особом учете и держали в тонусе. Время от времени выпадали им и дальние командировки, все больше на восточный кордон. Однако, язык зубрили исключительно западный, и понимали мужики, что осталось им мирного времени совсем чуть. А в 39-м Андрона вызвал томский военком и протянул серый конверт с углами, залитыми в сургуч. Через месяц старшина Тузиков гонял по полигонам бойцов разведроты новой механизированной дивизии в Западном округе, а к зиме «сорокового» рвал финские доты в саперном отряде...
Старшина Тузиков лег животом на теплый бруствер, приложился к прикладу ППД и на секунду замер. Перед позициями взводов до самого берега обмелевшей реки простиралась поросшая ковылем степь. В тылу опорного пункта, на бугре чернел орешник, переходивший в небольшую рощу. Вытоптанный отступлением армии большак пересекал открытое пространство, делал неширокую петлю и через холм уходил к станицам. Еще пятнадцать минут назад степь была нетронутым ковром, а сейчас в траве «бежали» примятые дорожки, резко обрывались буграми мертвых тел. На самом тракте кучно дымила побитая техника, кричали раненые немцы, в мучительной судороге подгребая горячую пыль. Наметив маршрут, старшина рывком выбросил тело из траншеи, и слегка пригнувшись, куцыми шажками двинул к дороге. Широкая спина в линялой гимнастерке сразу ушла из сектора обстрела страхующего разведку пулеметчиков. Параллельно напарнику, левее метрах в десяти шел к «соше» старший лейтенант Егоров. Шел легко, как на прогулке, опустив к бедру трофейный МП-40. Покусывая травинку и лениво поглядывая на тела убитых врагов. Впрочем, напускной отрешенный вид командира мог обмануть лишь случайного в армии человека. Такое расслабленное состояние воспитывается годами упорных тренировок и позволяет стрелку мгновенно реагировать на стремительно меняющуюся обстановку. Еще трое бойцов выпрыгнули из укрытия, обогнали командиров и последовательными рывками, цепко контролируя место боя, пошли к чужой технике. Засада сработала четко, и пришло время понять качество проделанной работы.
Позицию у моста отряд занял прошлым вечером, всю ночь «кайлили» выжженную донскую землю, маскировали опорный пункт, а часам к десяти утра на них вышло три десятка немецких мотоциклистов при двух броневиках и легком танке. Не встретив на мосту русского охранения и наскоро убедившись, что подходы к реке не минированы, немцы уверенно двинули к хутору, уже не ожидая сопротивления. «Д-д-дон-н-н!» - звонко ударили «сорокопятки». Чешский «Рz», получив снаряд в «клепаный» лоб, крутанулся на оборванной вторым попаданием гусенице, активно запарил двигателем и мягко сполз в кювет. Проскочивших мост «цундаппов», советские пулеметчики умело «сбили» в кучу и в пару лент кончили экипажи. Опытные вояки передовых частей «вермахта» на неожиданный огонь среагировали быстро, но развернуться не успели. А спрятаться в голой степи от пулеметов – особое искусство. На двухстах метрах стрелки их били как дичь - на выбор. Винтовочные пули легко находили еще живые тела тех, кто прикрылся мертвыми «геноссе». Оружие мотоциклистов на такой дистанции, против хладнокровного, укрытого в траншее врага было бесполезно.
Чернявый, похожий на цыгана гауптман, пытался организовать подобие обороны, но кюветы русскими простреливались «насквозь». При очередной перебежке немецкий офицер получил очередь поперек живота и лег в пыль. Один из экипажей мотоциклистов занял позицию перед танком. Водителя стрелки сняли сразу, а вот долговязый ефрейтор, разместившийся в коляске, остался невредим. Прямо с центра шоссе, заработал в сторону «сорокапяток» его «MG». Пулеметчик поняв, что уйти ему не дадут, решил дать шанс «камрадам». Пяток «фрицев» пошустрее, попытались рывком выйти на бросок гранаты, на бегу метая «колотушки» в сторону русских окопов. Ефрейтор, отчаявшись достать истребителей танков, перенес огонь на траншею. В немца попали несколько раз, но он все стрелял и стрелял, пока тяжелая винтовочная пуля не вырвала бойцу затылок. Оставшихся без прикрытия гранатометчиков, добили тут же. Один из броневиков вяло дымил посреди шоссе, а вот второй почти сумел вернуться на «свой» берег. Мог и уйти, но пристрелявшиеся артиллеристы предоставленный шанс немцам использовать не дали. Теперь стрелки, шли по дороге к танку, осматривая разбросанные по большаку тела. Пару раз сухо ударил винтовочный выстрел, прерывая муки недобитого врага. У броневика бойцы подняли на ноги уцелевшего унтер-офицера и передали пленного Егорову. Тройка насквозь прошла колонну и заняла оборону, давая подошедшему следом отделению собрать трофеи. Затворы винтовок, запасные обоймы к ним и пару покореженных «МG» с броневиков, бойцы ссыпали в реку. Пулеметы мотоциклистов и десяток МП-40 раздали по взводам. Егоров и Тузиков собрали бумаги убитых и присев у борта подбитого танка, принялись изучать документы. Пленного они пока нарочито игнорировали, давали солдату трезво оценить обстановку и выбрать верный стиль поведения.
Унтер по виду был битым парнем и должен был понять, что никакие конвенции на втором году этой войны его не спасали. В зачет шла лишь польза. Он довольно спокойно смотрел на сидевших возле танка русских командиров и лишь судорожно ходивший по жилистой шее кадык, выдавал волнение немца. Это была не первая его война и серьезность положения для ветерана была очевидна.
Карта, извлеченная из планшета гауптмана, ничего интересного не содержала. Лишь маршрут движения и пройденные за день контрольные точки. Убитые танкисты «порадовали» чуть больше. Из документов следовало, что уничтоженное подразделение было разведывательным отрядом, находящимся в свободном поиске. Мотоциклисты не были боевым охранением крупной части, но и к Абверу отношения не имели.
- Не угадал полковник-то? – бросил старшина. Его крупное, седое от въевшейся пыли лицо, особых эмоций по этому, безусловно, важному поводу не содержало. Крепкий, прокаленный годами службы, он спокойно «в прищур» смотрел чуть за спину своему командиру, ведя беседу и одновременно «держа позицию».
Егоров изучая трофейную карту, не сразу ответил Тузикову. Полковник, определяя район для засад, особых иллюзий в отношении возможных результатов не питал. Фронт в последней декаде июля трещал по швам, армия отошла за Дон и за спиной оборудованных к обороне рубежей не имела. Огромные массы советских войск катились к Сталинграду, теряя людей, технику, способность к сопротивлению. А танковые клинья «вермахта» рвались через степь к Волге, рассекая еще оборонявшиеся дивизии РККА. Передовые части не останавливались, доверяя подавлять очаги сопротивления в своем тылу эсэсовцам и авиации. Назревала катастрофа сродни Харьковской, и лишь упорное сопротивление армейских соединений под Воронежем, пока отсрочило крах всей советской обороны. Основной проблемой командования было полное отсутствие сведений о противнике. Обстановка менялась стремительно и данные получаемые от пленных устаревали в течение нескольких часов. Авиация фиксировала быстрое продвижение ударных групп «вермахта», вероятное направление ударов, но это была именно фиксация, не дававшая особой пищи для качественного прогноза. Нужен был «язык» обладавший сведениями корпусного или даже армейского уровня. Потребность была понятной. Но в Сталинградских степях разгромленных корпусов «вермахта» в июле не наблюдалось. Даже румыны, венгры и итальянцы пока чувствовали себя победителями и в русский плен не стремились. Однако задача была поставлена и решение нашлось. Замысел разведки был авантюрен. Предполагалось на флангах наступающей группировки захватить разведывательную группу Абвера, находящуюся в таком же свободном поиске.
- В передовых частях им делать нечего, у них сейчас в тылу пленных невпроворот, - излагал начальник разведки армии, в полосе которой предполагался поиск. – А вот пройтись по нашим ближним тылам у противника соблазн есть. Есть ради чего рискнуть. Единого фронта в степи нет, а на марше находятся штабы частично утративших боеспособность соединений, со слабым охранением. Есть у них соблазн! А во главе такого отряда должен быть серьезный враг, с хорошим знанием не только оперативной обстановки, но и перспектив.
- Радиста бы его взять, - тягуче пробасил член Военного совета. Хоть и сидел он в «красном» углу под завешанными рушниками «образами», но неуловимо походил не на Николу Угодника, а на каменных скифских идолов, что разбросаны во множестве по донской степи. Крепко сбитый, кривоногий сподвижник Буденного, с иссеченной сабельными ударами лысой крупной головой.
- Ага, и самого Паулюса с его штабом, - не сказал, но подумал старший лейтенант Егоров, скромно притулившийся на скамье у входной двери, где пристроились командиры групп захвата. Говорить ему без спроса на таком совещании было не по чину. Впрочем, этот седоусый рубака ему нравился. Лейтенант знал, что идея наглого рейда принадлежит именно этому деду и, что исполнителей операции на совещание пригласили по его настоянию.
- А с чем пойдут в рейд краскомы? – адресовав вопрос к начальнику разведки, старый казак всем корпусом повернулся к Егорову. Алексей под этим острым взглядом резко встал и непроизвольно вытянулся. Маневр повторили и его товарищи.
- Каждой группе, дадим стрелковую роту, отделение саперов и пару расчетов истребителей танков, - доложил начальник разведки.
Направления и приблизительные места поиска, группам «нарезали» исходя из наиболее неконтролируемых армией участков. Принимая во внимание, удобство подходов для разведки «вермахта» к переправам и их незначительность, с точки зрения крупных армейских частей. На подготовку к поиску у Егорова ушел остаток дня и вся ночь, большую долю которой опрашивали источников из местного населения. Важно было не только качественно организовать засаду, но и обеспечить отход группы. Для этого в армии формировали две конно-механизированные группы, численностью до полка. Они готовились в возможной полосе отхода осуществить прикрытие, тем, кому повезет выполнить задание и уйти от преследования. Утром колонна из нескольких трофейных грузовиков, возглавляемая Алексеем Егоровым ушла в противоположную отступающим частям сторону…
То, что они вытянули «пустышку» было обидно, но ожидаемо. Разгромленное подразделение «вермахта», было разведывательным отрядом, действовавшим на фланге своей дивизии. Серьезные, обстрелянные парни, но нужной армейским штабам информацией не обладающие. И пленный унтер неожиданных подарков не обещал. В обороне такому языку цена большая, а летом 1942 года – копейка. По документам, был он опытным воякой и знал о своей дивизии почти все, но об этом подразделении наступающих фашистов и советская разведка знала не меньше белобрысого представителя пролетариата Баварии. Дивизия шла к Волге, в серьезных боях не была, а перед ней советских войск почти не наблюдалось.
- Встать! Смирно! – скомандовал Егоров пленному, легко перейдя на немецкий язык.
Унтер мгновенно вытянулся перед командиром, по привычке «оловянно» уставившись взглядом в точку расположенную чуть выше уровня бровей.
- Я не буду рассказывать опытному солдату о ваших возможных перспективах. Они ясны. Вы понимаете, что мне нужны сведения, которыми вы, скорее всего не обладаете. Вы сами должны определить, что может заинтересовать нас и спасти вам жизнь, - Егоров демонстративно посмотрел на наручные часы и расстегнул клапан кобуры. – Вольно!
- Можно сигарету? – спокойно поинтересовался у советского офицера баварец. Через некоторое время он дымил крепким самосадом, облокотившись на стенку траншеи и спокойно наблюдал, как сгорающий табак формируется в устойчивый столбик пепла. Он понимал, что смерть неизбежна, вдруг осознал, что ее не боится и даже почувствовал некоторое удовольствие от этого неожиданного вывода. Потом вспомнил жену, детей, мать которую было жалко больше всех, вспомнил погибшего под Москвой младшего брата. Неожиданно понял, что сведениями нужными русским он обладает и тут, наконец, испугался того, что мог о них и не вспомнить. А Тузиков секундой раньше, по неуловимо изменившемуся лицу спокойного немца, понял, что унтер умирать передумал.
- Абверовцев не видел. Но вчера, в станице Горбатой прочно располагалась мобильная группа «эсдэ». Некоторые из ваших…из славян. Командир у них крупный чин - штурмбанфюрер СД. Им отвели несколько хат, уплотнив танкистов.
Андрей знал, что элиту вермахта, экипажи танковых войск можно «уплотнить» лишь обладая серьезными полномочиями. В зоне боев «панцер» плевали на любые погоны, если они не на плечах их командиров.
- Почему считаете, что контрразведка остановилась в станице надолго? – в разговор вступил Гуцул, один из ранее молчавших разведчиков. Он служил с Егоровым второй военный год и игре в «вопрос-ответ» обучился давно. Такой допрос ведется в быстром темпе, не давая пленному сконцентрироваться и привыкнуть к манере «следователя» задавать вопросы.
- Начали оборудовать стационарные посты и… виселицу, - незамедлительно ответил унтер-офицер.
- Командир, - из ближайшего броневика выпрыгнул один из бойцов, - Их по рации вызывают, - солдат мотнул головой в сторону пленного.
Егоров внимательно посмотрел на унтера. Пленный «уткнулся» взглядом в землю и заиграл желваками. Было понятно, что отвечать искавшим его «камрадам» он не будет. Алексей уважал такой отказ и обещанную жизнь оставил. За рекой, у горизонта взвились в небо две ракеты. Там еще с вечера, на борту заросшего песчаного карьера, притаились два бойца. Теперь дозор сообщил группе, что на подходе крупная часть противника.
- По машинам!
Повинуясь команде, саперы двинулись совершенно в противоположную сторону – к мосту. Взрывчатка под опорами была установлена заранее, хорошо замаскирована и теперь осталось лишь активировать заряды. Через пять минут, по настилу пронесся мотоцикл наблюдателей. Несколько позже показался головной дозор фашистов. Место недавнего боя подходившей части было прекрасно видно, как и оставленные русскими позиции. Но никаких засад для немца более не предполагалось. Батальон «вермахта», был готов к бою, развернулся из походной колонны для атаки, выдвинув вперед шесть средних танков. Была у немцев и артиллерия. А вот противника не было, как и переправы, которую бойцы саперного отделения рванули у нацистов на глазах. Для пехоты такая речка препятствием не является, но для техники слабо проходима. Командир батальона, доложив командованию о том, что место гибели группы разведки обнаружено, преследование русских прекратил и занялся сбором убитых…
А меж тем, советские разведчики были от него всего в паре километров, и уходить к Волге пока не собирались. Группа укрылась в одном из многочисленных оврагов, что страшными язвами режут степь. Эти природные рвы, тянутся иногда многими верстами, соединяются друг с другом, образуя разветвленную, труднопроходимую сеть. Стенки изрыты глубокими ходами, из которых станичники веками берут глину или пилят известняк. Склоны, поросшие кустарником, высокой травой, со сползающими по краю рощами и многочисленными ручьями, позволяют спрятать куда более крупное подразделение. Особенно, если такую точку готовить. Над машинами была натянута маскировочная сеть, по гребню расположились «секреты».
Егоров проводил взглядом, плывущую в высоте «раму» и вернулся к прерванному появлением воздушной разведки немцев разговору:
- Малой группой пойдем за реку?
Старшина продолжавший наблюдать за самолетом, понимающе «хмыкнул» и произнес совсем без связи с вопросом:
- Настырные. Наверняка, чтобы злость сорвать наведет «штуки» на первых попавшихся.
Андрон по оставшейся с польской компании привычке именовал «лапотников» (Ю-87) на «западный» манер. Этим летом, народные приметы говорили, что увидевший в небе «раму», скоро посмотрит и на пикирующие бомбардировщики люфтваффе. Он был согласен с командиром, что изучать группу СД надо небольшим отрядом и был рад тому, что начинается настоящая работа (как он ее понимал).
- Ну что Володя, придется тебе опять отступать, - пошутил Егоров, обращаясь к капитану, командовавшему стрелками.
Ротный, на «подначку» ответил спокойной усталой улыбкой. Призванный на войну из запаса агроном одного из украинских совхозов, получивший в 37-м при переаттестации «кубари» старшего лейтенанта, неожиданно для себя оказался очень серьезным командиром. Успел повоевать летом-осенью 41-го под Киевом и Смоленском. Был тяжело ранен и в строй вернулся как раз к весеннему неудачному наступлению. Получил пулю «на вылет», благодаря чему в окружение не попал. А попал в бесконечную полосу отступления армии к Волге. Полк, в котором он служил, раз за разом зарывался в сухую степь. Часто не сделав ни одного выстрела, они оставляли позиции. Танковые корпуса гитлеровцев рвали на флангах наскоро слепленную оборону и уходили в тыл закрепившимся частям советских войск. И когда удавалось столкнуться с врагом, бойцы испытывали даже некоторое облегчение. Держались стойко, останавливали «фрицев», отгоняли к горизонту и… уходили в ночь. А когда «зарывались» надолго, прилетали «юнкерсы» и к вечеру батальон сводился в роту.
Однако Владимиру Коломийцу пока везло. И среди солдат он числился за «счастливчика». Агроном, ценил и берег шанцевый инструмент, заставляя бойцов окапываться при любой возможности и как можно глубже. Без жалости разбирал колхозные постройки на «накат» к землянкам, копал в нужном количестве щели и траншеи, а пулеметные гнезда при первой возможности, обязательно укреплял камнем или кирпичом. И минировал, минировал и минировал все удобные подходы к окопам. Большинство солдат в его роте были обстрелянными бойцами, из госпиталей. До половины стрелков призваны были из Сибири. Но не мало «пристало» и земляков, из-под Корсуня, Чигирина, Одессы.
Коломиец не обрадовался неожиданному рейду. Человек обстоятельный, уже в годах, капитан не любил самостоятельных действий, предпочитая качественно выполнять приказы большого начальства и чувствовать себя важным «винтиком» огромного умного механизма (пусть и давшего сейчас сбой). Но коль выпала такая доля, то и службу тянул без послаблений. Сейчас приказы ему отдавал улыбчивый старлей с «острым» лицом и «агроном» открыл планшет…
Полтора десятка «германских» разведчиков ночью форсировала знакомую уже речку, в сотне метров ниже по течению от уничтоженного моста. Они долго изучали походы к берегу, высматривали возможные немецкие дозоры. Но о недавнем бое у дороги, напоминал лишь сгоревшие остовы подбитых утром машин. Было похоже на то, что «фрицы» специально спалили «чеха», не имея сейчас возможности эвакуировать серьезно поврежденную технику на «свой» берег. Восстанавливать переправу на второстепенном участке движения дивизии, нацисты не стали. Главное в наступлении – это темп продвижения, а мостками займутся подходящие позже тыловые части. Саперы «обшарили» на всякий случай место выхода группы из воды и «переход» через тракт – мин не было. Разведка перешла дорогу и двумя параллельными «цепочками» двинулась в сторону названной пленным станицы. За короткую летнюю ночь предстояло «отмотать» пару десятков километров. А далеко за спиной гудела артиллерийская канонада. И она заставляла невольно убыстрять темп движения группы (и без того не малый), так как канонада удалялась.
Князь Барятинский советских русских ненавидел. Петр Васильевич происходил из старой, благородной фамилии, корнями уходившей еще в дохристианскую Русь. В нем переплелась вся отечественная история, где новгородские ушкуйники брали в жены дочерей норвежских ярлов. Где отпрыски боярских союзов с агирянскими ханами, искали расположения у литовских магнатов. Его предки брали «на копье» Казань, жгли Тверь и входили в Париж. Он и сам был не чужд авантюрных традиций на службе Отечества. В 18 лет вольноопределяющийся Барятинский получил свой первый солдатский «Егорий» за Мукден. Второй крест князь получил уже в Москве, за бои на Красной Пресне. Потом была Сорбонна, Берлинский университет и… служба в жандармском корпусе Российской Империи. Он считал себя выше норм «интеллигентного отребья» сторонящегося «мундиров голубых». Однако 1914 году, ротмистр подал в отставку и, через месяц командовал стрелковой ротой под Осовцом. Уже подполковником, кавалером пяти боевых орденов, молодой ветеран с головой окунулся в бойню Гражданской войны. И сам не заметил, как из былинного воина, любимого солдатами «отца-командира» превратился в изгоя, солдата удачи, ненавидимого своими бывшими соотечественниками…
С тех пор прошло два десятка лет, и теперь полковник Барятинский, сидел на широкой скамье у окна станичного правления и с иронией рассматривал штурмбанфюрера СД Вальтера Рудера. А прожженный разведчик давил в себе все возрастающее раздражение в отношении своего собеседника. Он выбился в элиту нацистской партии из самых низов гамбургской портовой клоаки. Крепкий, хитрый, беспринципный апаш в 1930 году впервые услышал выступление фюрера. С двумя «шестерками» он приехал в Нюрнберг, готовить налет на контору средней руки ювелира. В пивном ресторане, где бандиты обедали, перед штурмовиками выступал Адольф Гитлер. Эти двадцать минут изменили для Вальтера существующую реальность и когда фюрер начал формировать охранные отряды СС, Рудер одел черный мундир. Через год сам Гиммлер отметил его. Он сделал блестящую карьеру, умудрившись не только успешно бороться с врагами рейха, но и закончить университет. Он рвался к боевой работе, и часть экзаменов сдавал экстерном, вырываясь в короткий отпуск из воюющей Испании. Потом была экспедиция в джунгли Латинской Америки, где «туристы» присматривали места оборудования секретных баз. В 1939 году он в числе первых переходил польскую границу, а зимой помогал финнам допрашивать советских пленных. Начальство безжалостно бросало его в боевые командировки, а врачи быстро ставили на ноги. Он был в отличной физической форме, его череп арийские ученые признали идеальным, он подчеркнуто презирал награды (которых было много) и ценил свое знание пяти языков. И между тем, часто тушевался в общении с этим русским «боярином». Теория о превосходстве арийской нации над азиатами трещала по швам. Рудер знал, что когда фюрер говорит о славянах, он говорит не о происхождении народов, а о территориях. Германии нужны земли, чтобы развиваться и ради будущих поколений стоит забыть о кровном родстве с врагом. А когда это нужно нации, можно дружить и с русским ренегатом. Впрочем: «Аристократы – вне наций», - когда-то пояснял один из его профессоров.
- Многие могут научиться управлять толпой, но только избранные родятся с таким правом, - довольно крамольно полемизировал он со студентами.
Хорошего роста сероглазый шатен, князь и на шестом десятке лет был отличным спортсменом, образчиком истинного нордического типа. Он с легкостью мог скрутить в узел железный прут, за одно прочтение выучить несколько листов машинописного текста и без видимой ярости резать пленному большевику уши и пальцы. Ему доверял сам Мартин Борман. Более того, гестапо считало его максимально полезным рейху, да и ненависть полковника к врагу доказывать уже не было нужды.
- Вы, Вальтер, готовы сделать неправильный прогноз ситуации, основываясь на самом факте сотрудничества с нами местного населения, - Петр Васильевич продолжал «лекцию», одновременно набивая трубку смесью местного тютюна и «Dunhill». В хате было все еще жарко, несмотря на вечерню прохладу и открытые окна. Полковник, избегал немецкой формы, довольствуясь серыми бриджами в паре с мягкими кавказскими сапогами. Он снял легкую кожаную куртку и остался в белоснежной рубашке с распахнутым воротом.
- Но с нами сотрудничают лишь те, кто по своим причинам не ушел с коммунистами и случайные люди, готовые помогать из-за страха перед наказанием. Это слишком широкое поле для возможных поведенческих вариантов. Днем они готовы даже пороть своих сограждан, а ночью режут ваших часовых. Следовательно, надежными можно считать лишь тех, кто вешал и расстреливал своих вчерашних товарищей. И желательно, чтобы испытуемые убивали не евреев или цыган, и даже не случайных русских, а именно знакомых им ранее людей, к которым испытывали симпатию.
Рудер слушал оппонента стоя посреди комнаты, широко расставив ноги, по армейской привычке скрестив руки за спиной. Он был согласен с большинством предлагаемых Петром Васильевичем тезисов, но в данном поручении командования, следовать им не мог.
- Вы забываете князь, что нам предстоит не карательный отряд формировать и натаскивать, а создать устойчивую зону лояльности в нашем тылу. Причем, эта территория должна постепенно расширяться. Мы должны сделать из донского казачества опору оккупационной власти. А после взятия Северного Кавказа, эти анклавы будут базовыми для вермахта. Они должны верить нам в том, что нужны будут Великой Германии здесь, а не за Уралом. Мы должны напомнить казакам о геноциде Троцкого и вполне нормальное сосуществование в период немецкой оккупации 1918 года кайзеровских войск и Войска Донского. Вы ведь были тогда в этих местах?
Произнося конец фразы, штурмбанфюрер резко повернулся к собеседнику и внимательно посмотрел князю в глаза. Из досье он знал, что полковник участвовал в формировании Белого движения в Новочеркасске, но сведения о том периоде жизни русского аристократа были весьма туманными. И разведчик захотел посмотреть на реакцию собеседника (просто так – без явных целей).
Барятинский не стал делать «каменное лицо», а… добродушно рассмеялся. Ему нравился его напарник. Полковнику импонировал бандит с университетским образованием, умевший прятать интеллект за жесткими манерами служаки-следователя. Впрочем, и откровенничать полковник не собирался. В 1918 году он действительно бывал здесь. Причем даже в этой станице. Он сколотил из пластунов и хохлов-колонистов небольшой отряд и остро нуждался в оружии и снаряжении. А получил искомое, совершая ночные налеты на склады, обозы и штабы кайзеровской армии, контролировавшей земли Войска Донского. Пленных его отряд тогда не брал и князь совершенно не собирался повествовать «визави» о судьбе его земляков.
- Казаки, Вальтер, о геноциде и без нас с тобой помнят. Но помнят и о восстановлении Сталиным казачьих войск. А это стало возможным в результате победы усатого грузина над Львом Давидовичем Бронштейном. Которого победитель не просто выбросил в Латинскую Америку, но и угостил ледорубом за неспокойное желание гадить бывшему Отечеству. Вполне по-казачьи. На чем ты собираешься купить их лояльность?
Рудер не стал возражать Барятинскому. Эта долгая дискуссия, по его мнению, шла на пользу делу и не требовала мгновенных контраргументов. Сославшись на необходимость проверить посты, Вальтер вышел из хаты. А полковник, закинув руки за голову, лег спиной на широкую скамью и погрузился в невеселые размышления. Его буквально грызла черная тоска! Жестокая, неумолимая рука сжимала сердце и выворачивала нутро. Полковник… боялся. Вся военная машина рейха валила к Сталинграду, шла к предгорьям и нацеливалась на Баку. Немцы упивались скорою победой, а князь в ее возможность почти уже и не верил…
Разведка подошла к станице «с петухами» и наскоро замаскировавшись, бойцы принялись изучать место предстоящего налета. Егоров не стал прятать группу посреди голой степи, а выбрав брошенный колхозниками полевой стан начал усиленно изображать головное подразделение соседней дивизии (той, что потеряла сутки назад поисковый отряд у моста). Командир загодя внес небольшую корректировку в легенду группы. Они были в форме Waffen-SS. Нехитрая метаморфоза позволяла объяснить «плохой» язык большинства разведчиков. Частью они теперь были «чехами», частью украинцами, были и два вполне настоящих литовца. Сборная банда коллаборационистов, под командованием трех «настоящих» арийцев, была прикомандирована к мотопехоте в качестве «охотников» за штабами окруженных и разгромленных советских частей. Такой план предусматривался еще на стадии подготовки, был задокументирован и мог легко корректироваться вместе с изменяющейся обстановкой. Егоров предполагал, что сутки - двое, в «каше» наступления, его маскировка способна выдержать. Он выставил посты, наскоро соорудил настоящий шлагбаум и выдвинул на сто метров в сторону трассы парный наряд регулировщиков. В этом «треугольнике» скрытно был отрыт окоп для снайпера и бойца-наблюдателя, обладателя отличной оптики морского бинокля. Полевой стан, как и дорога, ведущая к нему, особого интереса у противника пока не вызывали. Впечатление несколько портило отсутствие у «головного отряда» техники, но обзавестись ею диверсанты затемно не сумели.
До околицы станицы было около километра. Для разведки расстояние достойное, в то же время, не раздражающее боевое охранение частей, занявших казачьи хаты и дома. А проходившую армаду они и вовсе не интересовали. Населенный пункт «гудел» от огромного скопления войск, боевой техники и обозов. По «большаку» на восток бесконечным потоком шли моторизованные части вермахта. Смешливые парни скалились с открытых бортов на идущих прямо по степи румын (их дивизия, на гужевой тяге двигалась параллельно немцам). Солдаты довольно непристойно шутили над союзниками. Впрочем, «мамалыжники» в долгу не оставались. Ревели моторы танков и броневиков, гудели на подъемах тяжелые грузовики, трещали в общем звуковом хаосе мотоциклы. Над армией висело огромное облако пыли. Над серым шлейфом проносились пары истребителей прикрытия. Вдоль колон сновали группы полевой жандармерии. Время от времени, по степи от уходящего фронта гнали большие группы пленных красноармейцев. Большую часть вели видимо на Цимлянск, некоторых выводили к противотанковому рву и расстреливали, а выхваченных из колонн командиров, как было видно разведчикам, парни в черной форме забирали в станицу.
- Их там уже не один десяток набралось, – отметил Тузиков. – Особый лагерь формируют?
- Скорее, на допросы к нашим «геноссе» таскают, - поделился версией Егоров.- Или будут таскать…
- Нужно в станицу сходить, - нейтральным тоном предложил старшина. Идти «к волку в пасть» ему не хотелось. Но вариантов иных и не было. Егоров, хмуро кивнул Андрону на Гуцула. Оба диверсанта сносно говорили на немецком и вполне могли сойти за фольксдойче (кем они по документам и являлись). Третьим в разведку пошел серьезный боевик из литовцев Таурас. Он действительно был похож на лесного быка, вставшего на дыбы. Группа сразу к станице не пошла, а уйдя в противоположную от домов сторону и спустившись с холма, вышла на тракт в пяти километрах от околицы. Пропустив мимо очередную роту румын, «эсэсовцы» напросились к «своей» пехоте. Через минуту, они комфортно расположились среди камрадов, щедро одаривая хозяев местным табаком.
- Отстали от своих парни или из разведки возвращаетесь? – дородный ефрейтор, набивая трубку дармовым угощением, с искренним интересом опрашивал попутчиков. Подобранные его взводом эсэсовцы, своим видом вызывали у солдат уважение, и даже некий страх. Судя по нашивкам, боевым знакам и манере держаться – это были опытные вояки.
- Командир послал осмотреть мост, а точку встречи назначил у этой деревни, - с легкой ленцой повествовал Таурас. – Мост русские взорвали, мотоцикл сломался, и нам целую ночь пришлось изображать путников бредущих в поисках правды. Как вы знаете, дорога на солдата навевает всего лишь три мысли – о жратве, бабах и выпивке.
Оглядев «вприщур» слушателей и мастерски выдержав паузу, литовец приступил к финальной части анекдота:
- И очень скоро меня посетила мысль, что наш фюрер… не прав в отношении большевиков. Вернее не всех коммунистов, а только их части… жен и дочерей, - солдаты в кузове с готовностью заулыбались, ожидая скабрезной замысловатой шутки. – Мы не должны избегать их ласк. А должны так жарко любить, чтобы письма наших фронтовых подруг, согрели души их мужей даже в далекой Сибири! Этого требует простая мужская солидарность.
Много ли солдату надо? Взвод с хохотом въехал в станицу и еще долго махал оставшимся в ней добрым попутчикам…
Пока Тузиков «сунулся» к жандармам и в группу расквартирования (в поисках сведений о своей части), Таурас и Гуцул с усталым видом примостились недалеко от ворот развернутой немцами ремонтной мастерской. Два солдата в запыленных камуфлированных куртках, видимо ожидающие следующей команды, никому в глаза не бросались. У ремонтников день был и без того жаркий и своих забот хватало. Тень от растущих у ближайшей хаты деревьев, постепенно и вовсе скрыла разведчиков от возможных наблюдателей. А они просматривали большую часть интересующей Егорова позиции. Цель, как и показал пленный, располагалась не в центре станицы, а в ее южной части. Когда-то там была богатая усадьба, после революции приспособленная под станичную милицию. Большой каменный дом, несколько отдельных хозяйственных построек, обнесенные полутораметровой кирпичной стеной. Из усадьбы хорошо просматривались подходы к объекту, да и вся станица была как на ладони…
Фельдфебель Генрих Неуманн смертельно хотел спать, еще больше желал есть и начинал уже ненавидеть этого назойливого шарфюрера СС. Тузиков нависал над «канцелярской крысой» отдела расквартирования и, размахивая перед носом «писаря» солдатской книжкой настойчиво требовал сведений о своей части. Фельдфебель знающе утверждал, что товарищи шарфюрера на постой в станице не располагались и никакими сведениями о них он не обладает. И вообще – эсэсовцы здесь наблюдаются лишь в единственном числе и искомой герром… Вернером частью быть не могут:
- Это специальная команда СД, - понизив голос, сообщил Неуманн надоедливому боевику. – Если хотите, можете напрямую обратиться к ним, но… я бы вам не советовал.
- Фельдфебель прав, - вступил в беседу новый собеседник, появившийся неожиданно за спиной «шарфюрера СС Александра Вернера». – Спрашивать нужно у меня.
Побледневший писарь буквально взлетел над табуретом, резко вскинув подбородок, согнув руки в локтях и громыхнув каблуками сапог. Старшина спокойно развернулся к вошедшему (одновременно чуть сместившись в сторону) и принял строевую стойку, которую при хорошей фантазии можно было считать за положение «смирно». Однако, оценив погоны штурмбанфюрера, «старый вояка» мгновенно преобразился, продемонстрировав офицеру гренадерскую выправку. Рудер с удовольствием наблюдал за отличным образчиком военной машины. Крепкий ветеран с трофейным русским автоматом, нагловатый шатен с волевым лицом, мог украсить собой любое из боевых подразделений.
- Потеряли свою часть, - Рудер доброжелательно усмехнулся. – А если вас сочтут дезертиром?
- Тогда меня пошлют на восточный фронт, - в тон офицеру пошутил Андрон.
Он понимал, что перед ним стоит не простой эсэсовец. То как, почти бесшумно появился офицер в помещении, как умело он контролирует ситуацию и как свободен в манере общении с младшими по званию чужого подразделения, говорило старейшине о многом. О том, что штурмбанфюрер отлично подготовлен и натаскан. Что он привык принимать самостоятельные решения. Что он и есть цель их налета.
- У вас отличный выговор, но вы… эльзасец, фольксдойче? – Рудер, задавая вопросы шарфюреру, осмотрел помещение, кивнул фельдфебелю разрешая продолжить работу, сел на свободный стул и только тогда вновь посмотрел на Тузикова.
- Судеты, герр штурмбанфюрер! – отчеканил Андрон, одновременно принимая более свободную стойку. Старые служаки «унюхав» перед собой такого же ветерана, имеют право на некоторую вольность в общении. И настоящие командиры ценят принадлежность к такому солдатскому братству, где перед смертью и фюрером все равны (главное уметь соблюсти грань дозволенного). – Потом высаживался на Крит и воевал в Польше. Теперь гоняюсь за большевиками.
- Прыгал на остров!? Я был там, - Рудер даже встал перед старым боевым товарищем. Честно сказать, за последний месяц он устал от общения с князем, от постоянной необходимости «быть в тонусе» и неожиданная встреча с ветераном даже растрогала сентиментального гамбуржца.
- Мы пришли с моря, второй волной… 25 мая, - ответил, чертыхаясь про себя, мнимый шарфюрер. Про Крит он ляпнул, увидев у эсэсовца знак за десантную операцию в Нарвике. Предположить, что в течение года этот боевик поучаствовал в двух бойнях - было сложно, однако Рудер воевал и в Норвегии и в Греции. Повезло, что еще до войны на специальных курсах, старшине пришлось серьезно прорабатывать немецкий опыт, и он имел некоторое представление о боях на острове.
- Пришлось резать новозеландцев и подгонять «макаронников», - продолжил Андрон уходить от опасной «парашютной» темы. – Хотя… маори были – не подарок.
- А я прыгнул 22-го, а 25-го уже попал к «коновалам» на стол, - Рудер грустно вздохнул (было жаль расставаться с этим «своим парнем» в пыльном камуфляже), и, перейдя на официальный тон, начал сворачивать беседу. - Какая цель у вашей группы? Кто командир?
- Свободный поиск на старший и высший командный состав разгромленных советских частей, оберштурмфюрер Рихтер, - четко ответил старшина.
- Жандармерия докладывала, что рядом со станицей расположилась группа СС, ожидающая транспорт для дальнейшего движения. Советую, шарфюрер, искать там своих товарищей. Ступайте, - штурмбанфюрер СС встал и несколько небрежно отдал честь собеседнику.
- Хайль! – вскинулся Тузиков, крутанулся на каблуках и выбежал из помещения…
Егоров молча слушал вернувшуюся разведку. Было ясно, что на цель они вышли грамотно и вероятность удачного налета - была высокой. Однако, группа попала в поле зрения полевой жандармерии, а значит уже находилась под наблюдением. «Мордовороты» с нагрудными бляхами заявились на стан почти сразу после ухода «тройки» в станицу. Предъявленные разведкой документы их пока удовлетворили, однако и СД о появлении даже такой незначительной, мелкой группы они доложили. Следовательно, выходить на захват из точки настоящего базирования Егоров не мог. До наступления сумерек оставалось не более трех часов, когда отделение диверсантов скрытно ушло к дороге, используя проверенный маршрут старшины.
Рядом с местом, где группу «подхватили» на грузовик, шоссе уходило в неглубокий распадок, где к большаку примыкала почти не видная в густой траве дорога. Видимо ей пользовались колхозники, возившие от ручья воду на стан. Дорогу разведчики заметили и запомнили. Насыщенность движущихся на восток войск постепенно спала, немецкие регулировщики уже снялись с места и группе Гуцула, подходящую колонну пришлось ждать больше получаса. За это время бойцы выставили ближе к распадку свой пост. Нацепив повязку, диверсант, игравший роль регулировщика дождался нужных машин и требовательно вскинул жезл.
- Возьмете группу до станицы, - тоном, не терпящим возражений, потребовал от водителя высокомерный «фельдфебель». – Высадите у поста жандармерии.
Через пару минут, два легких Mercedes-Benz повышенной проходимости и трехосная «Татра», дождавшись паузы в движении по шоссе, нырнули в распадок. Потом свернули с большака к полевому стану. Водителей машин, охрану и сам груз диверсанты «прикопали» в ближайшей яме у ручья. Тут же, наскоро переправили «трафареты» вермахта на руны СС. Через полчаса (на виду у возможных наблюдателей) группа «эсэсовцев» была успешно эвакуирована и двинулась за наступающими частями…
- Здоровый цинизм, коньяк и хороший табак помогают найти общий язык с кем угодно, - штурмбанфюрер только, что вернулся с допроса пленных и еще не отошел от агрессивной манеры вести дискуссию. – В отношениях настоящих солдат, а отобранные вами русские таковыми являются, цинизм помогает отбросить пропагандистскую шелуху и сразу перейти к главной теме. Они хотят жить, видят на виселице тех, кто принял неверное решение и я даю им шанс, - Рудер снял белоснежную сорочку и огорченно поцокал языком, вся грудь была в мелких каплях чужой крови.
- Цинизм, дорогой Вальтер, нравится женщинам определенного свойства, - ответил Барятинский. – Эти советские командиры сдались в плен, причем не были ранены и подняли руки исключительно из страха перед смертью. Да, страх сиюминутен, он уже прошел, осталось лишь презрение к себе. Если им дать возможность, теперь они пойдут на пулеметы с голыми руками.
Князь, отложил небольшую книжицу, что читал до прихода напарника и с готовностью вступил в привычную беседу. Он сегодня в допросах не участвовал и прибывал в спокойном, расслабленном состоянии.
- Их беда в том, что никаких пулеметов не будет, во всяком случае - пока. Будет либо виселица, либо присяга фюреру. И ту нужно еще заслужить. Наша задача, чтобы их презрение к себе лишь окрепло, породило ненависть к тем, кто бросил их в степи подыхать без всякой возможности победить нас. Нужно посеять некоторую надежду, что нацистов они будут убивать потом, после победы над большевиками. Конечно – это самообман, но на западных славян он действует отлично.
Князь специально отбирал в бредущих на запад колоннах военнопленных младших и средних командиров РККА, имевших награды и опыт успешных боев в первый год войны. Для них плен был наиболее позорен, произошла личная катастрофа, которой каждый из плененных советских офицеров не успел полностью понять, осознать. Тертые калачи, познавшие и горечь отступления, и эйфорию первых побед, умевшие стоять насмерть и ходить в безнадежные контратаки, эти лейтенанты и капитаны были потрясены результатом своей минутной слабости. Они были раздавлены пленом. А дьявол, скрывавшийся под маской русского дворянина, искал к их душам ключи…
Таурас присел в тени не вырубленных солдатами кустов роз и контролировал с МG подходы к дому. Рудеру очень понравились цветы, и он запретил подчиненным трогать палисадник. Теперь здесь отличную позицию занял литовец. Аидас вел личную войну очень давно. Еще мальчишкой он убивал немцев, оккупировавших его края и повесивших отца. Тот ударил солдата, пристававшего к жене. А потом литовская полиция помогала немцам, в которых стрелял Аидас ловить бешеного мальчишку. Позже пришли поляки и оказались еще хуже германцев. Они не позволили восстановить сожженный хутор отца, согнали семью с земли и там поселился немецкий колонист. И литовцы-полицейские помогали полякам ловить Аидаса. У парня было два пути, в Россию и Америку. К большевикам он был равнодушен и, запалив родовые места вместе с новым хозяином, подался в Ригу к латышским кораблям. Через полгода беглец уже работал на испанских фермах. Со временем обзавелся собственным хозяйством, завел семью. Все было так хорошо, что аж сердце щемило ночами. Ему повезло отправить семью в Мадрид до прихода марокканцев, а навыки, полученные в юности, помогли спастись от последовавшей резни. Он отлично видел из своего укрытия, как солдаты в красных фесках хохотали, танцевали, тряслись в сладостной истоме, терзая тела своих жертв. Через неделю к командиру батальона республиканцев пришел новый боец, принес пулемет и документы четверых африканских наемников. Вскоре жена и дети Тауруса оказались в Советском Союзе. А он – в интербригаде. После Испании был лагерь во Франции, побег, долгий путь в Китай. Служба в войсках Чан Кай Ши и вербовка советским советником. Потом возвращение на Родину, недолгий отдых и новая война. Он вдыхал запах роз, а чуял кровь убитого часового. Вместо него, вдоль стены ходил один из разведчиков. Группа вернулась к станице к полуночи. Заставу, перекрывшую дорогу к усадьбе трогать пока не стали, а обошли. В тылу немецкого отделения расположилась тройка бойцов ожидающих условного времени. Остальные диверсанты плотно обложили усадьбу. Нацисты в очередной раз сменили посты. Подождав около получаса, пока новые часовые привыкнут к участкам патрулирования, утратят первоначальную бдительность, бойцы Егорова без шума сняли охрану и приступили к захвату намеченных целей. Одна группа блокировала казарму, где спали солдаты взвода охраны. Другая, Егоров, старшина и Гуцул, должны были принять штурмбанфюрера.
Еще днем Тузиков говорил с командиром о пленных. Разведчики видели, что их содержат прямо на территории усадьбы.
- По степи перед собой погонишь? – Алексей недобро прищурился на старшину. Ему было жаль захваченных немцами командиров, но и обременять себя таким «левым» грузом он не хотел.
Андрон понимал, что пленные усложняют задачу, но и бросать своих было обидно.
- Их, после нашего рейда, нацисты точно кончат, - продолжил уговаривать Тузиков. – А заберем, так глядишь еще и сгодятся…
Диверсанты, используя промасленную ветошь, хорошо смазали петли ставен, после чего бесшумно закрыли окна длинного одноэтажного здания, превращенного немцами в казарму. Четверо бойцов вошли в расположение, прошли мимо дежурного, проверили плотность светомаскировки и заняли позиции по углам спального помещения. Пятый боевик, предварительно разбудил дежурного (чтобы тот не вскрикнул спросонья) и воткнул десантный нож ефрейтору под лопатку. Еще двое диверсантов отсекли спящую охрану от оружейной пирамиды. Тихо опустив тело немца в угол, прикрытый канцелярским столом, старший группы зажег верхний свет и спокойно подал команду:
- Внимание, взво-о-од подъем!
Разбуженные немцы начали вскакивать с кроватей и испуганно жаться к стенам. Черные (вымазанные смесью жира и сажи) лица и руки нападавших, оружие, направленное на раздетых солдат, торчащие из-за стола ноги убитого дежурного - повода для иллюзий не оставляли.
Не дожидаясь команды, один из разведчиков откинул крышку подпола и быстро проверил цокольное помещение.
- Пусто, слуховое окно забрано решеткой, второй выход закрыт и нами контролируется снаружи.
Услышав русскую речь, пленные эсэсовцы начали разбираться в ситуации и постепенно приходить в себя. Но Таурас такого шанса им давать не собирался:
- Всем сесть! На пол, на пол!
Один из разведчиков, взял из пирамиды немецкую винтовку и без лишних разговоров опустил кованый приклад на голову ближайшего солдата. Могло показаться, что он убил первого попавшегося нациста. Но на самом деле диверсант выбрал среди палённых, солдата по виду авторитетного (видавшего виды ветерана), гибель которого должна дезориентировать остальных немцев. И враги буквально рухнули на колени, сбиваясь в кучу и неосознанно стараясь спрятаться за телами своих товарищей.
- Сейчас вы все спуститесь вниз. Мы установим на крышке люка мину. Второй ход уже заминирован. Утром вас освободят свои. Надеюсь все из вас хотят жить. Первый – пошел!
Таурас повернулся к выходу, оставляя за спиной мягкий топот бросившихся к люку испуганных людей…
- Герр штурмбанфюрер, вам срочный пакет!
Рудер, услышав стук денщика в дверь, резко сел на кровати и почти мгновенно пришел в себя. Чертыхнувшись, автоматически отметил время на светящемся циферблате швейцарских часов. В такое время его разбудить могли только по очень важному поводу. Натянув бриджи и сапоги, он открыл дверь. За спиной заспанного вестового, угадывалась крепкая фигура в десантной куртке и кепи с длинным козырьком.
- Где пакет? – немец требовательно протянул руку.
- Айн момент, герр… - резкий удар в печень согнул Рудера в болевом шоке. Пришедшее снизу в челюсть колено Егорова он уже и не ощутил. Мягко «всхлипнул» и опустился по стене убитый Гуцулом солдат. Диверсанты подхватили безвольное тело, накинули «вязку» на сведенные у лопаток руки и поволокли «языка» к выходу…
Движение за спиной старшина почувствовал, что называется – кожей. Опытный боец не стал оборачиваться, а «сложившись» перекатился к центру комнаты и мгновенно вышел в стойку. Однако и противник не провалился за уходящей целью, а сделав несколько скользящих шагов, встретил поднимающегося Тузикова коротким тычком ножа, снизу под ребра. Старшине повезло. Клинок, вместо того, чтобы легко пробить тело, наткнулся на запасной магазин к ППД и уже по касательной, разрезал борт куртки и слегка полоснул бок. Второго удара сделать «фриц» не успел. Прихватив левой рукой вооруженную кисть противника, Андрон резко, стопой ботинка приложил нападающего в голень. Тот коротко вскрикнул от неожиданной боли и потерял равновесие. Завершая работу Андрон мощно ударил врага в висок. Нацист обмяк и завалился на спину. Один из диверсантов, страхуя старшину, ворвался в комнату, быстро оценил ситуацию и начал собирать в рюкзак бумаги, разбросанные на столе. В руки бойца попалась фотография:
- Похоже, ты нашего… русского (поправился разведчик) завалил.
На обороте фотографии с изображением молодой медицинской сестры и видного штабс-капитана, красивым почерком было написано: «Милому Петеньке от любящей Марии, 1916 год». В офицере на фото угадывался человек, лежавший на полу станичного дома. В вороте его распахнутой рубахи был виден красивый золотой крестик на тонкой цепочке.
- Учуял нас, курва, - ругнулся Тузиков и принялся помогать напарнику обыскивать комнату. Бок болел, но рана Андрона не пугала, скоро кровь свернется, и рубашка крепко присохнет к ребрам. Старшине было обидно за свой невольный промах. Он понимал, что убил не простую птицу и жалел об упущенном «языке».
А в это время Егоров стоял в дверях большого каменного сарая и рассматривал молчаливую толпу пленных. Бывшие командиры РККА как и немецкие солдаты десять минут назад, испуганно жались друг к другу и не знали чего ждать от ночного визита этого неизвестного им эсэсовца. Старший лейтенант понимал, что между пленными могут быть те, кто перешел на сторону врага, однако уже принял решение вести командиров на свою сторону. А уж там сортировкой займутся те, кому это делать положено. Риск был дичайший, с пленными нужно было добраться до машин, но и бросать своих людей Алексей не мог. Он кивнул Гуцулу:
- Слушать команду! Становись, равняйсь… отставить, - разведчик отдавал команды негромко, но словно искра пронеслась по полутемному сараю, освещенному лишь нагрудными фонарями диверсантов. Допросы велись на русском языке, но звериным чутьем пленные поняли, что говорят с ними уже совсем другие люди:
- Наши?! – как бы не веря, радостно прошелестело в толпе.
- Равняйсь, смир-р-на! Слушать командира…
Егоров вышел вперед…
Сержант Деревнин был старшим в тройке, оставленной у немецкого поста. Он ждал времени, когда немцы станут менять часового. Солдат, почти отстоявший смену, приткнулся в нише пулеметного гнезда, сооруженного из набитых землей мешков. Он не спал, но и наблюдение за местностью вел «в пол глаза», больше поглядывая на дверь блиндажа, чем на округу. А всего в нескольких метрах от окопа, лежала его короткая судьба. За свои двадцать с небольшим лет, Витька Дерево ничем примечательным не отметился. Работал сучкорубом, вальщиком в леспромхозе. Разве что семилетку с грехом пополам закончил. Потом к сплавщикам прибился. В армию его забрали как раз перед войной и услали на южные рубежи Родины. И пока его сверстники отступали от границ, умирали под Киевом и держали Москву, он как горный баран скакал по окрестным скалам в горно-стрелковой дивизии. Очень быстро выяснилось, что высоты боец не боится, цепок и тягуч, а еще имеет отличный глазомер. Часть на фронт попала уже в декабре, когда вермахт советское наступление остановил, и войска плотно сели в оборону. И началась война другая - на нейтральной полосе. Вот уже более полугода Деревнин таскает «языков», режет часовых и ходит в разведку боем. И такая работа ему нравилась больше чем «пахота» в родном леспромхозе.
Дверь в землянке распахнулась почти неслышно и по вкопанным в землю ящикам глухо застучали подкованные сапоги смены. Крупный немец, позевывая, на ходу застегивая амуницию, заступал на пост. Часовой, шагнул навстречу камраду, радуясь скорому отдыху. Без лишних формальностей солдаты поменялись местами. Разводящий к посту не пошел, а убедившись в состоявшейся смене, нырнул в дверь ДЗОТа. А в это время за спинами его бойцов появились два призрака. Часовой, отстоявший свои два часа, умер мгновенно. А вот его сменщик почти успел среагировать на бросок диверсанта и обернулся. Однако, ефрейтор не успел еще отойти от недавнего сна, а Деревнин на рефлексе ощутив изменившуюся ситуацию, сменил направление удара. Он полоснул ножом по кадыку врага, перерубив тому голосовые связки. Вместо крика из горла часового с легким свистом вылетел фонтан крови, обливший русского бойца. В это время, третий разведчик не спеша спустился в землянку. Немецкий «унтер» даже не обернулся на шаги за спиной, прикрутив до минимума фитиль карбидной лампы и сев на складную койку. Нож вошел точно под лопатку, и разведчик мягко опустил труп на одеяло. Тем временем к нему присоединились его напарники, на ходу достав пистолеты и надев на вооруженную руку, снятые с убитых часовых сапоги. Прикрыв плотно двери и добавив света, диверсанты открыли огонь…
Через несколько минут из темноты у блиндажа вынырнула пара разведчиков головного дозора группы Егорова. Убедившись в том, что тропа свободна, один из бойцов вернулся к командиру, а второй двинулся в сторону спрятанных в ближайшей балке машин. К этому времени, техника должна уже была выйти навстречу возвращающейся разведке. Вскоре мимо уничтоженного поста охраны, «мягко» прошла колонна бывших пленных, конвоируемых разведчиками. Все освобождённые командиры шли босиком и тащили внутри колонны трофейные «Фольксваген» и «Хорьх», с пленным штандартенфюрером СД и захваченными документами. Туда же было сложено оружие обезвреженной охраны. Егоров торопился по темноте уйти как можно дальше от станицы и соединиться с ротой прикрытия до появления вражеской авиации…
«Комбат три» 146-го стрелкового полка, майор Глеб Старовойтов с диверсантами на восток не ушел. Он спрятался в темноте сарая и выжидал, пока двор усадьбы опустеет. За несколько часов до неожиданного освобождения, командир дал согласие на вербовку. Причем, пошел на сотрудничество с врагом осознано и практически добровольно. Он был опытным солдатом и еще рядовым бойцом воевал с китайцами. Был направлен в Москву на учебу. За войну с японцами удостоился медали «За отвагу», прошел Польскую компанию. Майор храбро воевал весь первый год войны и уже в сентябре 1941 года был награжден «Красной звездой», а в мае получил вторую «звездочку». Умелый командир, храбрый боец, он неожиданно сломался во время боев на Дону. Выдержав летнее наступление, сокрушив врага под Москвой, после весенних катастроф и нового отступления Глеб утратил веру в победу, впал в апатию и втихую заливал ночной страх самогоном и водкой. В очередном бою батальон был частью разбит, частью оставил позиции и отошел. НП Старовойтова накрыло во время артиллерийского налета. Контуженого комбата подняли из разбитого блиндажа немецкие автоматчики и погнали на запад. В станице его из общей толпы отобрал Барятинский, каким-то верховым чутьем углядев сломленную душу. Налет разведчиков дал командирам второй шанс, но Старовойтов этого шанса не хотел. После совершенного предательства майор не собирался возвращаться в «ту» жизнь. Разведчики действительно установили на крышку подвала, в котором закрыли разоруженную охрану, импровизированную мину. Заминировали и второй вход, ведший во двор. Глеб еще ночью осознал всю невозможность существования после совершенной с князем сделки. Он как будто пришел в себя после неожиданного забытья. Он слышал разговор о пленных немцах и скорый суд над собой и врагом, который он решил учинить был жесток. Бывший комбат, собрал во дворе и казарме весь найденный запас гранат и взрывчатки. Через полтора часа, дав своим бывшим товарищам время уйти как можно дальше, Глеб Старовойтов привел мину в действие…
Ночной разгром айнзатцкоманды оказался для наступающей группировки нацистов очень неприятным сюрпризом. На фоне победных реляций, наглые действия большого отряда русских диверсантов в ближних тылах вермахта, оказались своеобразной пощечиной командующему войсками. Брошенный вызов требовал немедленного ответа. Для начала, генерал-майор Виктор Фельдманн, на дивизию которого лег позор ночного налета, приказал расстрелять каждого десятого из имевшихся в его распоряжении русских пленных. Из жителей станицы были взяты заложники, часть из которых уже к обеду повесили на центральной площади. Тут же повесили и начальника местной полиции. Расследование, проведенное следователем полевой жандармерии, показало, что русская разведка действовала большой группой и абсолютно открыто. Более того, диверсанты, не скрываясь, провели разведку дислокации айнзатцкоманды и встречались с ее командиром. Срочно поднятая в воздух авиаразведка, в мешанине отступающих и наступающих войск, обнаружить русских не смогла.
Генерал понимал, что реабилитироваться перед Берлином можно лишь найдя и уничтожив диверсантов. Захваченный командир группы Вальтер Рудер интересовал его в меньшей степени (Фельдманн понимал, что такого языка советские живым не отдадут). Убитый князь особой жалости не вызывал, и проблем больших не сулил. Гиммлеру, безусловно, будет жаль потерять такого специалиста, но голова русского набитая множеством секретов осталась на полу станичной хаты (и это устраивало всех). Командование не очень волновалось даже о тех сведениях, которые предоставит противнику плененный Рудер. В ближайший месяц Паулюс должен перекрыть Волгу и разделить Россию пополам. Танковый клин выйдет к Баку, а егеря оседлают Кавказ. Война близится к концу и возможный частный контрудар советских войск не может оказать серьезного воздействия на наступление вермахта. Важным поводом для беспокойства была именно пощечина, полученная прилюдно. Командование «потеряло лицо», а такой позор можно смыть лишь кровью. Иначе, командованию корпуса придется подавать в отставку накануне победы. А за такие сюрпризы и перспективы, могут поставить к стенке не только генерал-майора.
Того же мнения придерживался и его старый товарищ Курт Таннеманн, вызванный к командиру дивизии сразу, как только обстановка прояснилась. Гауптман Таннеманн начинал службу простым солдатом во взводе лейтенанта Фельманна еще в 1915 году. Вернее, это мальчишка Виктор, попал под опеку старого солдата Курта. Он несколько раз выводил взвод Фельдманна из газовых котлов. Неоднократно спасал лейтенанта в штыковом бою при налете на французские окопы. Приняв роту, будущий генерал сделал своего товарища фельдфебелем. Потом был штурмовой батальон и авантюрные прорывы британской обороны, потом он принял гренадерский полк и дрался с русскими под Ригой. Войну они закончили в Ростове и пережили весь позор эвакуации из Донских степей. Майор Фельдманн и лейтенант Таннеманн, вместо победы оказались выброшены революцией на самые задворки бывшей Германской Империи в… Британскую Родезию. Англичане широко использовали старых противников для подавления негритянских мятежей и контроля над приисками.
В 28-м году бывшего полкового командира нашли сослуживцы, искавшие проверенные кадры для новой армии Германии. О майоре вспомнил, вернувшийся из Дании Герман Геринг. Когда-то они вместе лежали в госпитале и успели подружиться. Виктор, не раздумывая принял предложение Германа вернуться на родину и вскоре принял… учебный взвод школы механиков. Впоследствии такие взводы и школы были развернуты в полноценные полки вермахта. И уже в 38-м, полковник Фельдманн вел свой механизированный полк по дорогам Судет, а чуть позже входил в Варшаву и Париж. Нужно ли говорить, что старый фронтовой друг вернулся в Германию уже в 29-м? А через два года бывший лейтенант Таннемман натаскивал на полигонах бойцов из отрядов СС, причем отказался вступить в эту организацию. Когда пришло время, его броневик шел в голове колонны полка камрада Виктора. Вот и теперь, командир второго батальона механизированного полка из дивизии Фельманна был готов к броску на восток. Но куда? Результаты проведенного широкого поиска - не радовали. Он сидел, в дальнем углу комнаты за журнальным столиком и читал показания выживших солдат. По всему выходило, что группа русских диверсантов были не просто полковой разведкой одной из отступавших, но сохранивших порядок стрелковых частей. И это не были пробивавшиеся из окружения остатки, какого ни будь серьезного спецподразделения русских. Они пришли именно туда, куда хотели. Сделали работу и ушли. Куда?
- Герр генерал, - обратившись к командиру дивизии гауптман, тем не менее, из кресла не поднялся. Оставаясь наедине, они избегали формальностей, дорожа временем, и ценя дружбу. – А не было ли подобных поисков у наших соседей?
Генерал, до этого вопроса расхаживающий из угла в угол, остановился и резко обернулся к приятелю. Комдиву не было нужды долго объяснять ход мыслей Таннеманна. Виктор неожиданно понял, что в поиске нужно исходить не из собственных победных ожиданий, а из настроя русских на сопротивление и веру в способность остановить вермахт. И тогда цель диверсантов становится ясной и очень важной для его советского оппонента. Русский генерал устроил свободный поиск, пытаясь определить место максимального напряжения и приложения сил. И скорее всего, групп было несколько. Рука Фельманна потянулась к телефонной трубке…
Через полчаса они уже знали, что в полосе наступления румынского корпуса в результате нескольких боестолкновений была уничтожена крупная группа советской разведки. Диверсанты успешно разгромили штаб кавалерийского полка, взяли пленных и документы, но наткнулись на сбившийся с дороги эсэсовский батальон. В ходе скоротечного боя, в спину немцам ударила рота поддержки русских, а на направление выхода была обнаружена механизированная часть усиленного состава. Ее пришлось блокировать случайными частями и вызывать авиацию. В результате, диверсанты погибли, пленных спасти не удалось, батальон потерял до половины своего состава. Пленные советские солдаты из роты поддержки на допросе показали, что этому поиску советское командование уделяло большое внимание. Серьезными данными они не обладали, но уже сам факт такой операции и качество личного состава ее участников, говорили о необходимости немедленного реагирования на возникшую угрозу. К сожалению, командование группировки не разделяло озабоченности своего комдива. Дела шли хорошо и мелкая неприятность на одном из флангов погоды не делала.
- У вас достаточно сил, генерал, чтобы самостоятельно покончить с русскими, - собеседник на другом конце провода был несколько раздражен настойчивостью Фельдманна.
- Они считают это нашим внутренним делом, Курт, - генерал повернулся к своему старому товарищу. – Тебе придется взять свой батальон, роту егерей и танки из полка Винкеля. Найди и уничтожь эту банду. В случае необходимости опирайся на помощь ближайших подразделений, в том числе румынского корпуса. Они уже в курсе событий и готовы предоставить технику и людей. Твои действия?
- Как и решили, - гауптман встал из кресла и подошел к карте развернутой на столе шефа. – Авиация наблюдала в одном из квадратов крупную часть русских, хорошо оснащенных и двигающихся параллельно линии соприкосновения. У них хорошее зенитное прикрытие и пара истребителей постоянно гоняет нашу разведку и «штуки». Скорее всего, это и есть группа поддержки. Думаю, выходить диверсанты будут в ее район. Прошу занять эти войска, чем ни будь вроде бомбежек.
- Авиация сейчас нужнее нашим соседям. Максимум на что можем полагаться - несколько пар истребителей для штурмовки. Но румыны могут связать их боем…
Таннеманн не спеша одел свою старую фуражку, с измятой выцветшей тульей, коротко щелкнул каблуками пыльных сапог и вышел из кабинета. Через полчаса батальон двинулся на восток, щедро рассыпая впереди себя широкую дугу мотоциклетных групп.
Коломиец и Егоров оказались в весьма затруднительном положении. В то время когда операция, казалось бы, завершалась, план выхода начал сыпаться на глазах. Дороги к Сталинграду, были наглухо забиты отступавшими войсками и беженцами. Бесконечные обозы, толпы военнослужащих потерявших свои части, масса брошенной по обочинам техники. Такого краха военного механизма Егоров даже в 41-м не видел. Казалось, что Красная Армия рухнула, перестала существовать, полностью потеряла стыд перед народом и волю к сопротивлению. Отдельные батальоны и полки, сохранившие структуру и командиров, терялись в этом океане безысходности. Походившие от Волги свежие соединения занимали оборону по курганам, расстреливали паникеров, сажали в окопы отступающие войска, но положения изменить не могли. Бескрайняя, жестокая в своей панике толпа огибала открытые фланги и устремлялась в тыл. Стихийно собирались банды дезертиров, которые были даже опаснее немецких диверсантов. Начались грабежи беженцев, населения дальних от станиц хуторов, убийства командиров, даже стычки с небольшими частями войск и оперативных групп НКВД. Идти в этой толпе к точке сбора было невозможно. На правом фланге отходившей группы набирала силу канонада недалекого боя. Крупная часть вермахта прорвала позиции потрепанной советской дивизии, но столкнулась с конно-механизированной группой, на которую так надеялся старший лейтенант. Выйти из боя и оторвать от противника они не могли. Хоть план выхода и был иной, но этот неожиданный бой укладывался в общую схему – сводный полк погибал, но давал разведке время принять нужное решение и выскочить из назревающего кольца. Над дорогами носились истребители противника, изредка постреливали, но серьезных штурмовок не проводили. Было ясно, что люфтваффе ведет поиск группы, захватившей важный источник информации. В этой ситуации уход в степь и попытка обойти отсыпающие колонны, был равнозначен поднятию красного флага над белой льдиной. И все же Егоров такое решение принял. Бросок должен был состояться вечером. Оставалось продержаться до темноты…
Капитан Коломиец привычно зарывался в землю. Его рота, полста освобожденных из плена командиров и стрелковый батальон (снятый Егоровым с марша) в ускоренном темпе рыли траншеи по склонам огромного кургана. Место для дневного боя выбрали в стороне от забитого шоссе, прикрывшись с фланга большим оврагом. Комбат отступавшей части даже обрадовался неожиданному приказу. В полосе всеобщего хаоса получить четкие указания было своего рода спасением. Майор Долгополов абсолютно точно представлял перспективы скорого боя, но не боялся этой неотвратимости, а скорее искал ее. Однако имелась серьезная проблема, требовавшая обязательного решения. Его батальон, крепко повыбитый в частых боях, пару дней назад был доукомплектован бойцами из разрозненных частей, собранных на переправах. Такое пополнение добавляло хлопот командирам, так как в скоротечных боях имело свойство расползаться по ближайшим оврагам. Потом в окопе часто находили убитого сержанта, а то и пару солдат из «старого» состава. Егоров в пехотные дела не лез, предоставив Коломийцу оборудовать опорный пункт и разбираться с его устойчивостью. А капитан призадумался, ведь паника способна разрушить любые замыслы скорее, чем возможные козни врага. Решение нашлось быстро:
- Я посажу твой батальон в первую траншею, а во вторую линию сядут бывшие командиры, - пояснил он Долгополову. – Оттяну их на фланги, а в середине обороны поставим взвод из моей роты.
Майор с сомнением глянул на ротного, а потом на чернявого капитана, который выдвинулся среди бывших пленных в командиры. Сухой, калмыковатый, с неожиданно серыми глазами.
- А их кто будет держать?
Капитан Азыд Баиров свой буйный норов не скрывал, но на майора не обиделся. Он давно уже признал вину и был честен с собой. Крепкий рубака, мастер штыкового боя, чемпион училища по фехтованию - войну начал осенью 41-го очень хорошо. Из взводных командиров быстро шагнул в начальники штаба батальона, весной принял командование им. В обороне был устойчив, в наступлении удачлив. А в плен попал настолько глупо, что думая об этом закрывал от жгучего стыда глаза. Как мальчишка, носился по степи на жеребце и выскочил как раз на вражеское охранение. Короткая очередь и помятого комбата веселые «фрицы» достали из-под сбитого коня. Через полчаса он стал свидетелем, как его батальон не успел развернуться, занял оборону прямо в степи и грудью встретил противника. А через два часа, сотню оставшихся в живых советских солдат прогнали мимо капитана в тыл. А веселые немцы хлопали его по плечу, хвалили его убитых бойцов и предлагали закурить. И было странно, что собственные потери (а их, как он видел, хватало) не слишком заботили солдат вермахта. Подбитый танк, ремонтники зацепили за Т-3 и утянули на ремонт, а сгоревшую машину бросили на месте боя. Он хотел умереть, но смерть не спешила к нему. Видимо, она была занята его товарищами, разбросанными по степи там, где застали их пули или траки вражеских танков.
В станице им занялся не князь, а пожилой калмык в полевой форме без знаков различия и светлой «кубанке». Он терпеливо, не обращая внимания на молчание капитана, рассуждал о великой истории калмыцкого народа и его угнетателях. Выяснив из документов место рождения Азыда, развеселился и неожиданно назвал имена нескольких пожилых родственников Баирова. Мол, земляк.
- Я ведь в германскую войну до хорунжего дослужился, два «Георгия» имею. А в 19-м как ушел из Новороссийска в Стамбул, так и не видел родной степи. Хорошо, земляки в 38-м в Берлин позвали, теперь скоро домой вернусь. И не как бешенная собака, а победителем, - излагал он свою историю.
Лишь в этот момент Баиров заговорил:
- Видать, приходил ты домой… как бешеный пес, - Азыд помнил, как в середине двадцатых годов, гоняли «огэпэушники» по степи бандитов, как собирали пастухов, опознавать привезенные тела. – Не догнали, жаль.
Следователь сразу стал злее, начал пугать капитана, но тот вновь замолчал. А когда его начали бить, неожиданно передумал умирать. И сейчас, сидя напротив этих командиров, он не обижался на их недоверие. Он уже выбрал место для своего последнего боя и был доволен.
- Хорошо будем стоять, гранат нужно побольше, - коротко высказался бывший комбат и ему никто не возразил.
Приготовление к бою, немецкую авиацию не заинтересовало. Мало ли в этой степи оставляли заслонов? Да и шлейф пыли, от тысяч идущих по тракту людей, от бесконечных гуртов скота, несколько маскировали действия Коломийца. Очень скоро обнаружилось, что воинская часть, ставшая в оборону, обладает своеобразным магнетизмом. То один то другой боец, безвольно шагавший в пыли большого тракта неожиданно замечал уже наметившиеся траншеи, солдат рубящих закаменелый грунт, артиллеристов на брустверах орудийных площадок. Он начинал замедлять шаг, оглядывать себя, соседей. Из бесформенной, запыленной толпы бредущих в тыл людей «отпочковывались» одиночные красноармейцы, расчеты, небольшие подразделения. Они молча занимали позиции на флангах, начинали оборудовать стрелковые ячейки. Среди прибившихся было много раненых. Часто мелькали свежие бинты. Сержанты гнали раненых в тыл, те отходили на сотню шагов, перекуривали и вновь возвращались. Взводные командиры досадливо матерились, звали отделенных и распихивали нежданное пополнение по рубежу. Неизвестные старшины и лейтенанты искали командира, докладывали капитану Коломийцу о своем прибытии, называли часть и количество новых бойцов, совали документы на проверку и просили указать участок обороны. Бывший агроном, уже сформировал настоящий штаб и теперь без проволочек пытался сбить из разношерстных групп боеспособный полк. Вскоре целая рота морской пехоты, с двумя минометными расчетами и пушечным броневиком (на конной тяге) влилась в их ряды.
- «Каплей» Сумароков, - с шикарной небрежностью «козырнул» Коломийцу коренастый «мореман», в пропыленном, но застегнутом на все пуговицы флотском кителе. – Каспийская флотилия, 142 бойца в строю, прошу указать место якорной стоянки…
- А чего ты свой «монитор» на лошадиную силу перевел, - кивнув на броневик, шутливо поинтересовался Долгополов.
- Радиатор - в хлам, но к пушке – двойной боекомплект, - пояснил Сумароков. Бронеавтомобиль они подобрали по дороге, хозяйски пожалев хорошее оружие, да и кони в совхозной конюшне подвернулись кстати.
Морякам отвели позицию ближе к дороге, указав место для «брони» и минометчиков. Когда Коломиец вернулся от морпехов в центр опорного пункта, ему доложили о состоявшейся в его отсутствие дискуссии. Бывшие пленные командиры, бойцам Долгополова заявили, что бегущих из траншей паникеров расстреляют на месте. И что если, кто-то из них (командиров) попытается оставить позицию, пусть солдаты роты Коломийца стреляют «в такого гада» беспощадно. Десяток их, стоявших в траншее поблизости от агронома, с мрачной решимостью смотрели в глаза своему комбату. Гимнастерки с сорванными знаками различий, все без головных уборов, немецкие винтовки в крепко сжатых руках и частью немецкие сапоги с конвоя. Небритые, грязные и мрачно счастливые. Было понятно, что уходить с этих бугров они не будут, это последний рубеж обороны для вырванных у немцев офицеров. Капитан, посоветовавшись с Егоровым, отдал во вторую линию почти все трофейные пулеметы, посадил к ним два расчета противотанковых ружей. Его саперы, все имевшиеся в запасе мины установили на левом фланге, перед позициями Сумарокова, прикрыв его от шоссе.
Егоров разыскал Тузикова на обратном склоне высоты, где группа разведчиков, готовила технику к последнему броску. Автомобили спрятали у ручья, чьи берега густо поросли тальником. Отсюда диверсанты, прикрывшись боем, в сумерках должны были уйти на свою сторону.
- Как думаешь, Андрон, много из них фрицам на службу пошло, - задал старлей давно мучавший его вопрос.
Старшина ответил не сразу. Он понимал, что вопрос задан не из праздного любопытства. Командир много раз побывавший в «пасти тигра», смерть воспринимал как весьма вероятный итог воинской работы. Он давно уже взял страх под контроль. Но плен был для всех них страшнее неизбежной смерти, когда искушение жизнью заставляет опытных, честных людей в одно мгновение пойти на предательство. В разведке служат очень рациональные люди, способные трезво оценить возможные последствия и готовые к ним. Но ведь к врагу попадают не только трусы?
- А без разницы, Алексей, - с равнодушным видом отрубил старшина. – Тут всем будет общая победа или совместная героическая гибель. А об остальном пусть контрразведка фронта думает.
Противник, стараясь успеть замкнуть клещи вокруг перспективного района, гнал по шоссе на всей возможной скорости. Разрозненные части русских под ударами танков рассыпались с дороги в степь, по ним били из пулеметов и преследователи мчались дальше, не задерживаясь на добивание. Окруженцами займутся войска по охране тыла, а уничтожение диверсантов сулило не только награды, но и богатый отпуск домой. Солдаты дивизии, посланной Антонеску умирать в Донских степях, готовы были опередить своих немецких коллег в погоне за призом. Румыны были хорошими обстрелянными солдатами, многие брали Одессу и воевали в Крыму. Пожалуй, это была первая из румынских частей, прибывших на Сталинградское направление. Они участвовали в отражении советского наступления на Харьков, а потом были заново укомплектованы за счет вернувшихся из госпиталей кадровых солдат. Многие унтера воевали еще в первую мировую войну и даже сходились в рукопашную с морскими десантниками под Севастополем. Русские, встреченные на пути к Волге, абсолютно не походили на ту «черную смерть», с которой они дрались на берегах Черного моря и научились (как им казалось) с ней справляться.
Встретить на оборудованных по уставу позициях, крупную советскую часть, ставшую в оборону - никто не ожидал. И когда румынский полк вышел к перекрестку, его ждал неприятный сюрприз. К этому времени, толпа на дороге серьезно поредела. Передовая рота «мамалыжников» подавила гусеницами танкеток несколько телег, постреляла по кинувшимся врассыпную беженцам и выскочила прямо на морскую пехоту. Румыны обороны не ждали и, получив удар «в лоб» резво сместились в центр опорного пункта - как раз под фланговый огонь пулеметов.
- Т-ту-д-дз, - ударили из оживших окопов противотанковые ружья.
Несколько броневиков густо зачадили, заполыхали, далеко разбрасывая яркие языки бензинового пала. Пехота посыпалась из грузовиков и легла под "косившие" ее МG. Бурьян простреливался насквозь и в грохоте стволов почти не слышны были крики угаданных в траве солдат. Передовой отряд почти полностью погиб. Но румыны действительно были обстрелянными и подготовленными бойцами и последних из них, добивали уже на бруствере. Подтягивающиеся к перекрестку части остановленного полка, быстро разворачивались в цепи. Огонь нарастал. По позициям Коломийца заработала вражеская артиллерия, но эффективность ее была мала. Орудия малокалиберные, а близость своих солдат к русским окопам требовала от артиллеристов особой осторожности при ведении огня. А вот полковые 82-мм минометы Сумарокова быстро подавили вражескую артиллерию и перенесли огонь на наступавшую пехоту.
Цепи залегли, давая технике разобраться с русскими. Все пять имевшихся у румын танков, прошли над залегшей своей пехотой и попытались сходу прорвать неожиданную оборону. Это были четыре Рено и трофейный БТ-7. Из траншей Долгополова навстречу вражеской технике полетели гранаты, зачастили ПТРы. Два «француза» вспыхнули практически одновременно, экипажи даже не успели покинуть «коробки». Два других прошли до окопов Азыда, потеряли траки, но продолжали вести огонь. Сразу несколько бывших командиров, метнулись к поврежденным машинам. Со стороны казалось, что они и не спешат вовсе. Ползком, перекатом, приседая в неровностях местности, опытные бойцы без потерь вошли в мертвую зону башенных стрелков и запалили технику. Экипажи попытались выйти и сдаться, но в этом бою на пленных заказа не было.
«Семерка», прикрывшись подбитыми Рено, планомерно бил вдоль позиции «первого» батальона. Не выдержав огня румынского наводчика, несколько бойцов выбрались из окопа и стали отходить к Баирову. Но их там никто не ждал. Две короткие очереди пригвоздили самую быструю пару солдат. Их товарищи немедленно повернули и ползком возвратились в траншею. Положение спас бронеавтомобиль моряков, стрелок которого, пристрелявшись, сумел нащупать за дымами БТ. Бронебойный снаряд «сорокопятки» сначала повредил орудие танка, а второй прошил и его борт. В БТ-7 детонировал боезапас. Сорванная взрывом башня, поднялась в небо, рухнула в ковыль и зачадила.
Пока пехота дралась с прорвавшимися танками, штурмовые группы румын подошли к самым траншеям и стали забрасывать «долгополовцев» гранатами. Стрелки ответили тем же, и узкая полоса соприкосновения мгновенно обросла короткими серыми вспышками. В частых разрывах кричали и корчились раненые. Осколки «эфок» нещадно рубили тела, «немки» отрывали конечности и «глушили» бойцов как рыбу. Румынские офицеры уже поняли, что встреченный противник если и уступает им численно, то не намного. Штурмовать равную себе часть, находящуюся в обороне было самоубийством и над полем понеслись «свистки» - сигнал к отступлению. Но как уйти, если с врагом сошлись лицо к лицу? На брустверах, перед окопами, да и в самих траншеях началась резня. Молодой лейтенант, расстреляв весь барабан нагана в оскаленные рты фашистов, лег под ноги своих бойцов с проломленным лбом. Румынский унтер, отлично фехтуя, заколол нескольких русских солдат. Он работал штыком как на показательных учениях, постепенно очищая траншею перед собой. Из-за поворота, прямо на него вылетел молодой стрелок в обмотках и с саперной лопаткой в руке. «Совсем еще мальчишка», - успел подумать румын, привычным отработанным движением посылая винтовку в грудь врага. Но боец неуловимо, чуть согнув ноги и развернувшись на пятках, пропустил штык мимо себя и снизу лопатой развалил живот и бок унтера, почти до грудины. Сизые внутренности влажно запарив, вывалились старому солдату под ноги и он, скользнув подошвами по собственной требухе, завалился на спину. Боец перепрыгнул через сучащее ногами тело и раскроил голову следующему румыну. Из-за его спины опытный красноармеец садил короткими очередями вдоль траншеи из «Дегтярёва».
Постепенно перед ними вырос целый завал из тел, на котором пулеметчик тут же занял новую позицию.
Бывшие командиры били поверх первой траншеи, не позволяя врагу выйти из боя или перейти в новую атаку. Баиров, прихватил МG и коротко перебирая ногами, согнувшись пополам двинул в сторону жестокого боя. Следом, прикрывая командира, вышла пара стрелков волоча ящик трфейных гранат. Тройка перескочила траншею, залегла в метрах двадцати за ее бруствером и открыла кинжальный огонь во фланг румынской цепи. Кучно зачастили хлопки разрывов. Эта тростинка переломила хребет зверю, румыны сломались и начали поспешно отступать к шоссе. Однако, оторваться от батальона Долгополова не смогли. Майор пытался удержать своих солдат, но потом, плюнув на осторожность, подобрал винтовку убитого и кинулся следом за своими солдатами. Остатки батальон дошли до позиций румынских артиллеристов, перекололи расчеты и уткнулись в подходящие порядки батальона Таннеманна.
Курт пропустил остатки румын «через себя» и быстро сориентировавшись, нанес встречный удар по противнику. К этому моменту от советского батальона осталось меньше сотни стрелков. На захваченную батарею вышли немецкие танки. Несколько «троек», сходу начали давить русскую пехоту, а пара Т-4, вышла в тылы наступавших и пошла на оставленные позиции погибавшего батальона. Долгополов с ужасом смотрел, как гибнут его бойцы. Он бросился к румынскому орудию и с помощью нескольких солдат успел развернуть его. Щит орудия был пробит осколками в нескольких местах, оно «присело» на развороченный обод колеса, но еще вполне годилось для боя. Уткнувшись в липкую от крови убитого наводчика панораму, комбат ловил в «сетке» набегавший танк. Майор дал три выстрела и даже подбил вражескую машину. Но в следующий момент немецкие минометчики нащупали неожиданную огневую точку. Пара мин посекла расчет, а ворвавшийся на позиции Т-3 «проутюжил» тело майора.
Таннеманн не был склонен к необдуманным поступкам и если бы имел время на трезвую оценку обстановки, то остановил бы войска на этом рубеже. Все испортили танкисты Винкеля. Они без каких либо усилий прошли пустые траншеи и схватились с горсткой русских во второй линии обороны. Майор видел эту легкость и решил, что на позиции осталось меньше роты противника. Он не стал останавливать встречный и так успешно начавшийся бой. А через пару минут было уже поздно, что-либо менять. Т-4 ссадили с брони «на головы» бойцов Баирова десант егерей, прошли траншею и вышли к вершине холма. А там их ждала рота Коломийца. Пока бывшие пленные убивали австрийцев, роты из батальона «вермахта» вышли к первой траншее и заняли ее. Азыд и его неизвестные напарники, перед тем как погибнуть, сумели на несколько минут придержать наступавших. Теперь калмык лежал на спине и почти не чувствовал боли. Он знал, что умирает и даже удивился своему спокойствию. Один из проходивших мимо автоматчиков почувствовал остатки жизни в лежащем на бруствере азиате и короткой очередью, походя, добил капитана.
Немцы сноровисто, компактными группами преодолели первую линию, спеша на помощь егерям. Добившие остатки прорвавшихся русских танки и часть немецкой пехоты двинули к перекрестку, где как показалось Таннеманну, русские тщетно пытались организовать оборону. Огонь на этом фланге был редок…
Морпехи Сумарокова в безрассудную атаку не пошли. При всей своей удали и нарочитом призрении к смерти, моряки умели побеждать даже превосходящего по численности врага исключительно за счет выучки, уважению к своему оружию и уверенности в абсолютном моральном превосходстве над нацистами. «Каплей», не бегал по окопу, а спокойно в бинокль рассматривал подходившего к позициям врага. Он был уверен в своих десантниках и больше думал о судьбе товарищей стоявших сейчас в центре обороны. Он понимал, что танки противника, прошедшие «долгополовцев» вскоре столкнутся с ротой Коломийца. Две сорокопятки капитана еще в бой не вступали, как и БА-10, что недавно уничтожил «семерку». Бить мелкокалиберными снарядами по румынской пехоте комендоры считали глупостью и затаились. Гарь от подбитых танков затянула степь, маскируя моряков…
Винкель выполз из-под днища подбитой «четверки» и, подволакивая поврежденную ногу начал отступать к позициям егерей. Оказалось, что на высоте закрепилось до роты русских, которые ждали его. Он успел раздавить расчет противотанкового ружья и двинул вдоль окопа, расстреливая залегших советских стрелков через люк в полу боевого отделения. Над ячейкой пулеметчиков механик «закрутил» машину, обваливая стенки окопа. И один из уже раздавленных «номеров» подорвал себя связкой гранат вместе с танком. Обездвиженную машину тут же расстреляли орудийные расчеты «сорокапяток». Та же участь постигла и вторую машину. Вилли Винкель успел выскочить из задымившей «коробки». Он бил короткими очередями себе за спину и «тянул» к близкой траншее, где еще бились с русскими егеря. Австрияки превосходили численностью противника, но добить его так пока и не смогли. Их хорошо учили воевать, но сталкиваться с полностью офицерской частью егерям еще не приходилось. За легкое настроение, царившее перед этим боем, «охотникам» пришлось дорого заплатить. В узком пространстве окопов, численный перевес немцев был уравнен русской готовностью умереть в бою, опытом и подготовкой выпускников военных училищ. В общей свалке оружие перезарядить было почти невозможно. Люди били друг друга ножами, прикладами, использовали гранаты в качестве «свинчаток», рвали врага зубами. Саперные лопатки бывших командиров нещадно «прореживали» врага. Несколько егерей выскочили на бруствер и оттуда поливали противника очередями, расстреливали из пистолетов. И когда, казалось, уже завершили бой – попали под огонь стрелков Коломийца. Немецкий десант полег почти весь, застыв на трупах бывших краскомов. Вилли Винкель переполз через траншею полную трупов и вскоре его подобрали санитары румын.
В это время, стремясь выйти во фланг советской обороны, немецкие танки попали на выставленные Коломийцем мины. Две машины, потеряв гусеницы, застыли на поле недалеко друг от друга. Экипажи, трезво оценив ситуацию, технику не бросили, а начали вести огонь по морякам, прикрывая свою пехоту. Таннеманн быстро понял, что противопехотных мин перед ним нет, и лично повел часть батальона в наступление. Два оставшихся в строю танка, развернулись вдоль траншеи пошли расходящимися курсами вдоль фронта, накрывая оборонявшихся огнем. Комендор, засевший в башне бронеавтомобиля, на движущуюся цель отвлекаться не стал. Был большой соблазн ударить в открытый борт ближайшей «тэшки», но свой первый снаряд он послал в уже подбитую машину. Движущийся враг выходил на позицию к «сорокачам» и как моряк уже убедился, там были проверенные «хлопцы». А машины, ставшие неподвижными ДОТами, методично «гасили» огневые точки каспийцев. Перед тем, как сгореть в бензиновом аду, артиллерист зажег обоих врагов. Две другие «коробки» дошли почти до НП Коломийца, да там и остановились, превратившись в факел.
Солдаты «вермахта» рывками, прикрывая друг друга, шли на морпехов «в лоб», стараясь подавить их огнем. Моряки частили в ответ из «эсвэтэшек» и пулеметов. Тяжелые винтовочные пули самозарядных винтовок завалили солдат на спину, «шили» упавшие тела, пробивали броню нескольких бронеавтомобилей, пытавшихся поддержать свою пехоту. МG и «максимы», сосредоточенные на довольно узком фронте обороны, создавали ужасающий эффект. Штурмовые группы немцев, под прикрытием огня своих пулеметов вели массированный ответный огонь и группировались для последнего броска. Остатки минометных расчетов, крепко прореженные 82-мм «трубами» моряков, прекратили огонь, опасаясь накрыть своих. Автоматчики Таннеманна, неся серьезные потери, постепенно приближались к траншеям, стремясь сойтись с противником «грудь в грудь». А ближнем бою МП-40 были грозным оружием.
Несколько гренадеров, прячась за трупами своих погибших «камрадов» сумели приблизиться к советским позициям на бросок гранаты, и в дело пошла «карманная артиллерия». Поле боя заволокло кислым дымом, пылью, чадом от прогоревших машин. Над степью ходила пара «мессеров» не имея возможности штурмовать опорный пункт русских, когда между противниками расстояние сократилось до предела. Напряжение боя приблизилось к той точке ожесточения и ратного труда, когда люди уже не могут остановиться, когда отупляющая усталость сильнее страха смерти, когда скорая гибель воспринимается как избавление.
Таннеманн собрал по тылам до роты румынских солдат, выживших в первом бою. Майор кратко поставил сателлитам задачу, назначил первого попавшегося командира и погнал их к русским траншеям. В тыл наступающим союзникам он бросил всех офицеров своего штаба и саперный взвод. Это был последний резерв немецкого комбата, «фрицы» погнали румын на советскую оборону.
У Сумарокова положение сложилось критическое, он потерял половину личного состава. Почти все морпехи были ранены. Закончились гранаты. То тут, то там по траншее замелькали бескозырки и тельники – моряки снимали полевую форму, готовились к последней рукопашной. В этот момент на НП пришел Егоров со своей группой. Полтора десятка автоматчиков при трех пулеметах скрытно заняли позиции на фланге обороны. И только когда наступавшие немцы и румыны вышли на дистанцию кинжального огня, вступили в бой. В ход пошли последние «лимонки». Воспользовавшись заминкой противника, концентрировавшегося перед броском, накопившиеся на левом фланге моряки пошли в атаку. Плотной группой они смяли крыло вражеской пехоты, перекололи до взвода противника и повинуясь приказу, отошли к окопам. Диверсанты Егорова прикрыли этот маневр, постепенно прекращая огонь. Лишь пулеметы добивали остатки лент, сопровождая отступление фашистов. Румыны, так и не избавившиеся от страха проигранного боя, удара не выдержали и побежали. Ротные, 50-мм минометы Коломийца и полковые (82-мм) Сумарокова расходуя остатки боеприпасов, начали бить за спины немецкой цепи, отсекая подход возможных резервов. Но у Таннеманна сил для атаки больше не было, он берег своих солдат и дал приказ к отходу. На степь опустились сумерки, и разрозненная стрельба постепенно прекратилась…
С наступлением ночи остатки морпехов, роты Коломийца и группа Егорова ушли в прорыв напрямую через степь. Авиация в темноте была уже не страшна. В бою уцелели около сорока «каспийцев», минометчики и взвод пехоты. Истребители танков погибли почти все. Из бывших пленных не вышел никто. Диверсанты потерь не имели, так как в бой вступили на самом последнем этапе, зачистив траншеи от не успевших отойти немцев. Таннеманн понимал, что русские ушли, но в погоню больше не бросался. Ветеран знал, что шансов «достать» их уже нет. Его больше волновали события наступающего утра, когда придется лично докладывать о неудаче. Впрочем, наказания майор не боялся, куда, мол, могут послать старого вояку, если он уже и так на «восточном» фронте…
К утру колонна Егорова на трофейных машинах достигла станции Котельниково, где разворачивалась в оборону свежая, только что переброшенная под Сталинград армия. Пленных сразу же отправили в разведотделом фронта, раненых посадили в санитарный поезд. А личный состав группы строем вывели на станционную площадь. Перед вокзалом, побатальонно была выстроена новая стрелковая дивизия. В ее порядках поместили и разведчиков. В окружении ассистентов-автоматчиков было развернуто знамя дивизии. Из группы командиров вышел седой полковой комиссар и, чеканя шаг, занял место в центре построения.
- Смир-р-на-а-а! Слуша-а-ай!
Над станицей зависла звенящая тишина. И в эту тишину падали свинцовыми каплями слова приказа наркома обороны:
- Каждый командир, каждый красноармеец и политработник должны понять, что наши средства небезграничные. Территория Советского Союза - это не пустыня, а люди - рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы и матери, жены, братья, дети…
Чего же у нас не хватает? Не хватает порядка и дисциплины в ротах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток…
Паникеры и трусы должны истребляться на месте. Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно явиться требование - ни шагу назад без приказа высшего командования. Командиры роты, батальона, полка, дивизии, соответствующие комиссары и политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо как с предателями Родины. Таков призыв нашей Родины…
Егоров слушал приказ спокойно. Он полностью соответствовал настрою молодого командира, его бойцов. Рядом стоял Коломиец, Сумароков, их выжившие бойцы. И казалось, что где-то в этих «коробках» стоят и слушают приказ погибшие в бою товарищи.
Приказ Сталина
© Copyright: Владимир Толмачев, 2013
Свидетельство о публикации №213050800935
Свидетельство о публикации №213050800935
Рецензии
Здравствуй Владимир! Мне, как полковнику в отставке, прослужившему в армии более 35 лет, очень близко это повествование. А то в последнее время, некоторые писаки, стали очень много говорить, о том, что мы были беспомощны в первые месяцы войны, что у нас были неопытные и неумные командиры. Это всё ерунда, и Ваш рассказ это доказывает. В 1981 году, мне пришлось в Афганистане столкнуться с одним капитаном, казахом по национальности, он исполнял обязанности командира батальона 66 одшбр в Асадабаде, так вот он так вёл боевые действия в том районе, что у него были самые маленькие потери,по сравнению с его предшественниками. И был, он по должности зампотехом роты, а потом вырос до комбата.
Голсую. С уважением Валерий Ростин
Валерий Ростин 26.05.2014 23:01 • Заявить о нарушении
Голсую. С уважением Валерий Ростин
Валерий Ростин 26.05.2014 23:01 • Заявить о нарушении
Спасибо. Особенно приятна оценка профессионального военного.
Владимир Толмачев 27.05.2014 08:25 Заявить о нарушении
Владимир Толмачев 27.05.2014 08:25 Заявить о нарушении
На это произведение написано 16 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.