Житие 3 в стреляющей глуши - страшное нечто... 19

Прозанимавшись до полудня, Васька приказал «кадету» спать и никуда не отлучаться. Сам же отправился на разведку – ближе к колхозному полю. Стрельба в деревне давно прекратилась, оккупанты – слава Богу! – ничего не жгли. У Васьки отлегло от души, когда он увидел первую машину на заднем гусеничном ходу, где на удобных скамейках в кузове сидели германские солдаты. Они пылила полным ходом к рокаде (на картах значилась в пяти километрах от Алёшино). Вторая машина почему-то задерживалась. Но это его уже не волновало. С отцом Дмитрием не должно было произойти ничего плохого, в этом он был уверен наверняка. Волновало лишь одно: появление связного после полудня. Внутренне он подозревал, что одна машина с солдатами осталась до прибытия чинов полиции и жандармерии. А значит сын попа сегодняшней, да и завтрашней ночью из деревни не ходок – подстрелят, как пить дать…

Думал он и о другом: продолжать ли с Андреем игру в гестапо? Конечно, можно было без труда свести его счёты с жизнью – прямо сейчас! Но это было самым жестоким, поэтому – самым простым и самым бестолковым. А разведчик обязан думать, так учили его на курсах СМЕРШ. Но думать исключительно в своём направлении, не растекаясь мыслями по древу и не уходя в абстрактные истины. Разведка и контрразведка – точная науки. И все «абстракты», пренебрегшие этой суровой наукой,  кончают достаточно плохо, увлекая за собой массу людей  - в бездонную пропасть своего провала.

Чёрт, трам-трам-трам, чертыхнулся  и матернулся про себя Васька. Неужели, ещё сутки – в трубу? А, может, все двое или трое…

В подтверждении к своим опасениям он вскорости увидел двоих германских солдат, вышагивающих по кромке поля.  Вскоре через пол часа они показались снова, затем другие. Немцы явно патрулировали всю площадь деревни по периметру. На колокольне, будто что-то блеснуло – и Васька плотнее вжался в землю и «слился» с ближайшим кустом. Если так, то совсем дела плохи. А ночью они могут ещё выставить секрет с пулемётом, пускать осветительные ракеты. Вот сука, трам-трам-трам, как же угораздило…

Критически оглядывая свой костюм, который лоснился от пыли и зелени, Васька пополз в обратном направлении. И всё-таки надо ему будет открыться – рано или поздно. Врал мне парень в саду намедни, про свою доблестную службу Великой Германии, явно врал – от страха и прочих переживаний. Хотя и не трус. Мысли у него…

Чем ближе подползал он к месту сна Онищенко, тем легче становилось у него на душе. Возникало ощущение, что всё идёт как по маслу. А это было как раз-таки опасно. Поэтому Васька отправился не по прямой. Он прошёлся кругом, чтобы осмотреться на местности. Этому также учили на курсах СМЕРШ. Но ни примятой травы, ни окурков, ни обломанных хыойных веток он не обнаружил. Конечно, хорошо обученный, тренированный в конспирации враг мог двигаться также скрытно, иметь маскировочную одежду, пропитанную ворванью, которых у Васьки не было. Тю, вот оно что…

В одно мгновение Васька заметил – кусты малины шевельнулись. В них возникла голова «кадета». Так-так, надёжа и опора… Запреметил кого, Андрюха? Надо будет сейчас скрытно к нему подползти и не напугать. Это – главное. А то – знаем мы вас, предателей Родины и товарища Сталина…

Но Онищенко похоже дуба давать не собирался. Он просто сидел и выжидал в тени на травке. Поэтому, когда Васька незаметно оказался у него за спиной, он совсем не обрадовался. В глазах у него мелькнул дикий ужас, будто это мертвяк какой из земли восстал.  А не герр Фоммель (так Васька ему представился) вернулся с секретной вылазки.

-А, герр Фоммель… - с виноватым видом прошептал он. – а я вот решил от греха подальше… Всё чудится мне – ходит кто-то, ходит… Трещит вокруг – ветки всё хрустят и хрустят…

-То, что укрытие себе сообразил, то правильно – хвалю, - с одобрением кивнул Васька, подползая вплотную. – А вот что голову кажешь из кустов, то совсем  неправильно. Заховайся поглубже и сиди, будто умер. Усёк?

-Ага, понял… То есть, яволь, герр Фоммель.

-И не бойся ты меня – не съем.

Они помолчали, прислушиваясь к шорохам леса. Посвистывали и щебетали птицы. В лапах сосновых деревьев золотился солнечный свет.

-Нет тут никого, кадет, - сказал Васька и тут же белая вспышка, озарившая его мозг, отключила его сознание…

Когда он очнулся, то обнаружил себя связанным по рукам и ногам красноармейскими обмотками. Сидел он спиной к дереву. Причём – руки были связаны за спиной, не где-нибудь и не как-нибудь. Сам Онищенко в «говнодавах» на босу ногу с заправленными в них брюками «хэбэ»  сидел с винтовкой между ног и буровил его недобрым взглядом. А глазах к него было написано желание свести Васькины счёты с жизнью и своё желание начать жизнь сначала.

Бог мой, как же я не допёр, профи херов! Он же замыслил к наим пробраться, а меня – в качестве боевого трофея прихватить! Решил, раз этот гусь из гестапо – точно прощение будет…

Он хотел было произнести это в слух, но язык занемел, а горло сдавила кляпом красноармейская пилотка…

Васька приподнялся на локте и выразительно промычал. Ему казалось, что он говорит властно и требовательно: «дурень, вытащи кляп изо рта! Без меня пропадёшь. Я тебе всё объясню сейчас. Только давай что-то с кляпом решать…»

-Ага, замычала скотина… фрицев холуй! – вспылил парень. Он сплюнул для своего красноречия: - Ну, ты как телок! Ни хера никто не услышит!

Васька замычал ещё отчаянней. И вызвал у него лишь приступ задавленного хохота.

-Вот-вот, набедокурил на нашей земле со своим гестапо – умей отвечать, падаль… А то – задание фюрера… Кол в ж… твоему фюреру и весь сказ! Он кто мне, кум или сват?! Сука он, палач! Я когда в лагере сидел, от голода пух, зарок себе дал: выберусь, одного из таких сам порешу, либо к своим уведу. Пусть тогда стреляют – хоть вместе у одной стенки…

«…Дурак! Никто тебя там не расстреляет – только фильтрацию пройдёшь!» – с новой силой замычал Васька, но, понимая, как это выглядит глупо, внезапно закрыл глаза и провалился в убийственный сон…

Когда он проснулся, было уже темно и прохладно. Сосчитав до ста для успокоения и успокоившись, Васька стал согревать себя самовнушением. вскоре это подействовало... Свет голубоватых звёзд сочился сквозь кроны, серебрил листья и просветы между деревьями. На траве, казалось, кто-то поселил серебристую пыль. Но, чу...