Вот и погрелись...

Время в армии бежит быстро, особенно если ты прослужил половину срока. Ты - есть, "черпак" – дофига прослужил и дофига осталось. Приходят молодые (арм.: только, что призванные солдаты) и ты уже чувствуешь к своей персоне их уважение. Их заискивающие взгляды буравят тебе спину.
Расскажу, что со мной приключилось.
За очередной «залет» я был сослан на гарнизонную гаубвахту (сокр.: губа) для несения службы. Естественно не для отдыха, а для наказания. Дали мне пятнадцать суток за невыполнение, а точнее полного игнорирования приказов начальства. Мне было не привыкать.
За год службы в армии я уже отсидел, порядком 120 суток на «губе» и слыл по дивизиону, как «суперзалетчик». Кто-то меня презирал за это, кто-то уважал. Больше было тех, конечно, кто уважал.
В 5 утра – подъем, затем зарядка. Пробежка по огороженной колючей проволокой прогулочной площадке. Затем, завтрак и распределение по работам. Это кульминационный момент. Наконец ты покидаешь, изрядно надоевшую камеру и выходишь на свежий воздух.
Со мной в камере сидел такой же залетчик, как и я. Звали его Калина. Шустрый малый. На разводе нас с ним направили на артиллерийские склады с приказом вывести с боксов все гаубицы (это большие пушки) , чтобы провести с ними профилактические работы. Надо было начистить и смазать стволы и зарядные механизмы. На двоих нам досталось 20 гаубиц. Работу надо было сделать до вечера. На складе нам выдали два ведра солярки и жестяную бочку солидола.
На дворе стояла лютая зима. Морозы доходили до двадцати градусов. Работать было невозможно. От сильного мороза пальцы на руках пронзало иглами. Мы до такой степени замерзли, что уже не могли шевелить конечностями. После двух почищенных пушек мы встали и закурили, что являлось грубейшим нарушением правил нахождения на территории артиллерийских складов. В боксах еще красовалось 18 гаубиц, которые нам предстояло почистить.
- Обосраться, еще 18 стволов драить, - произнес Калина и взглянул на меня колючим взгядом, надеясь получить от меня какую-то поддержку. Я его прекрасно понимал, но сделать ничего не мог.
- Да и хрен с ним! Будем работать без напряга. Почистим до вечера еще с пару штук. Сегодня все-равно проверяющего не будет, - ответил я.
Покурив, мы принялись за третью пушку. Вытащили ее из бокса, и тут меня осенило.
- Давай факел зафигарим. Заодно и погреемся.
- Это как? – спросил изумленный Калина, застыв с громадным шомполом для чистки пушечного ствола.
- Солидол у нас есть, солярка – есть…
- Понял, тебя. – Калина откинул в сторону шомпол.
Мы сходили в гаражи и набрали всякой разной, сухой ветоши. Зарядный механизм (куда вставляется снаряд) мы обильно смазали солидолом и обмотали ветошью. Затем залили оставшуюся солярку в ствол пушки, предварительно, изрядно смазав ветошь солидолом и пропитав ее соляркой, мы всунули все это в ствол. Получилось очень даже ничего.
- Абдула, поджигай! – с ребячьим задором крикнул я.
Калина поднес спичку и ветошь начала медленно разгораться. Через минут пять верхняя часть ствола горела, потрескивая, как гигантский факел.
Мы протянули руки и стали греться.
- Надо уметь совмещать полезное, с приятным, - сказал я протягивая руки к огню.
Вдруг, на вышке послышался крик часового.
- Вы что придурки!? Тушите, сюда Зодько едет!!! – орал не своим голосом часовой.
Мы повернулись и увидели мчавшийся «Уазик» с начальником гарнизонной службы, майором Зодько.
Переглянувшись, мы стали быстро закидывать снегом горевший факел, а он вместо этого стал разгораться еще больше. Огонь стал еще больше и потрескивая распространялся вниз ствола, подбираясь к затворному механизму, который был изрядно смазан солидолом…
Возле пушки уже нельзя было стоять. Огонь разгорался и перешел на затворный механизм! Вся пушка была охвачена ярким пламенем.
Мы отпрянули в сторону.
- Колеса жалко, - сказал вдруг я.
Видно Зодько увидел все это и "уазик" буквально сорвался и летел с сумашедшей скоростью в нашу сторону.
- Вот и погрелись… - удручающе произнес Калина.
Зодько выскочил пулей из подъехавшей машины и подлетел к нам.
- Вы что, солдаты!? Под трибунал захотели?? Кто поджог пушку? – взревел Зодько.
- Это … она сама, мы ее чистили и произошло самовозгорание, - пытался я оправдаться.
- Самовозгорание! Я, вам сделаю самовозгорание! Тушите!!! – орал майор и попытался подойти ближе к пушке, но она так горела, что ближе десяти метров нельзя было подойти.
История для нас закончилась дополнительным сроком отсидки, а могли ведь и посадить.
Вот такая была служба в армии. Сейчас это смешно вспоминать, а вот тогда ….