Глава 10. У сильных свои правила

басы закладывают уши и неприятно отдают в зубы. по машине барабанит зимний, ледяной ливень, я вглядываюсь в серую улицу с промокшей красной, ковровой дорожкой и стараюсь не смотреть на тебя. хотя беда с этими здешними человековозками. из за непомерных налогов они уродски карликовые - что бы не в убыток. и как бы я не вжимался в сиденье и дверцу по - дальше от тебя - все равно боком чувствую твой холод рядом. слишком близко. до прикосновения пол наших пальто. меня как обычно раздражает твое спокойствие и запах духов, то, что ты уже просчитал и мою реакцию, и то, как будут развиваться события в целом.
- мог бы взять на прокат.
я не узнаю свой голос, слишком сухой и абсолютно чужой. меня вечно корежит в его присутствии. как тогда, в январе. я долго пытался прийти в себя, снова и снова теряя ускользающее сознание и учась заново глотать и дышать перешитым горлом. уже потом, после всего того о чем вспоминать до сих пор стыдно и неприятно, я понял что было раньше. ты играешь всегда на опережение. мне так не научиться.
я ведь с трудом вырывал из памяти ту церковь, и твое лицо, злое и как у застывшей статуи. как обычно. ровная, уверенная поза. расставленных так грамотно и выверено охранников, и мой крик в периодически проясняющемся сознании. потом уже комната и мои ссохшиеся губы, через которые, с ложечки меня отпаивали, приводя в себя, но не в сознание. потому что иначе меня резало такой болью и сумасшествием, что я несколько раз бил все стекло, до которого мог дотянуться и пытался им изрезать себя.
ты терпеливо зашивал и раскрывая насильно мне рот вливал ту красную дрянь, которая ставила меня на ноги но отупляла. знаешь, я до сих пор думаю что это была чья то кровь. с примесью выведенных тобой лекарств, сложных химических формул и все же основной компонент - она.нет, конечно же нет, я и не скажу такого никому, но знаю этот вкус, и уверен, что с того света можно вытащить только таким способом - чужими жизнями.
я становился на ноги и возвращался в себя, пытался считать дни и не спорить с тобой. сколько так, в запертой, частной клинике твоего дома - пол года? потом было так легко сбежать что я с трудом верил и еще долго не мог отойти от мании преследования и дичайшей паранойи. это сейчас я знаю что ты просто меня тогда отпустил, иначе я бы живым от тебя не ушел.
у сильных свои правила, так ведь? и как бы я тебя терпеть не мог - я знал, что ты будешь единственным, кто в итоге поступит верно. даже если больно.
так и потом, когда я, увидев отчет об освобождении заложников, еще в конце лета, по совершенно не понятным причинами террористы которых не могли подкупит ничем - просто отступили, и я - вспомнил. комнату, с длинным столом, и наш с тобой договор. 16 детей в обмен на одну жизнь - мою. и от огня в камине узкая комната была вся залита оранжевым светом. я выпил предложенное тобой и забыл. как и кусками после помнил ту резню в январе, когда на наш отряд просто набросились, и снова - я почти выбиваюсь из сил, вижу тебя и в следующий момент мне располосовали горло таким неприятным и теплым острием ножа.
почему то мне так нравились эти моменты моего убийства. все разом стихало и становилось наконец так естественно спокойно. просто лежишь и смотришь распахнутыми глазами на суету, а она тебя больше не касается. звуки умолкают и тело больше не твое. его кто то поднимает на руки, зажимая рану но тебе все равно. кровь приятно стекает с пальцев и намокшая одежда тянет, как и это все мясо с костями, которым был ты, но еще мгновение, другое - и становиться темно.
тогда ты мне не дал умереть. не дал и после, спустя пару лет, когда я знал намного больше и пускай по прежнему тебя не любил - знал что идти нужно именно к тебе. я пытался покончить с собой, поняв, что произошло и что это произошло из за меня. я не мог с этим, я гнил заживо но каждый раз меня оттаскивали от края крыши или вырывали из рук пистолет или даже кухонную вилку. били, приводя в чувства, но я только бессильно кричал и звал его, зная, что уже не дозовусь. долго, просто бесконечно долго я привыкал к мысли, что его больше нет. а потом, не скоро, я понял что сам убил его. никогда не пойму, не вспомню, как именно это произошло и почему. почему именно тогда. но когда понял - пришел к тебе и вложив в руки нож попросил убить меня.
а ты отказывал. не смотр на то что я стоял перед тобой на коленях и умолял это сделать, потому что меня сжирало заживо осознание того, что я сделал, не мог просто, не мог жить без него и пришел к тебе, почти точной его копии внешне. и такому другому внутри. знаешь, он наверное меня проклял перед смертью, и я, кажется, теперь не могу умереть. наверное я сошел с ума. тогда, когда все это произошло, когда ты откинул нож и воткнул мне прямо в шрам на шее иглу шприца, полного каким то просто лошадиным по силе успокоительным.
больная, искореженная жизнь за счет чужой крови.
закрываю глаза, слыша только стук дождя и шум расплескиваемых луж, проезжающими мимо машинами. наверное и правда, я давно сошел с ума. и может быть до сих пор лежу в той палате, из которой вынесли все стекло, и пахнет твоими духами именно поэтому. но когда я открываю глаза, я вижу того, за которым мы приехали и кого мы ждем - я вижу его.