Антоновы страсти. Роман. Часть 2. Глава 15

Глава 15

Люди собрались около церкви еще до восхода солнца. Кто-то разжег недалеко большие костры. Многие приехали прямо из больницы и рассказывали последние новости, которые ничем не отличались от непоследних.

Прилетевший из Москвы хирург вместе с местными коллегами сделали операцию, но Антон в сознание так и не пришел. Врачи ждали и наблюдали. Шансы оценивались как семьдесят на тридцать. Все же раненый потерял много крови, но молодое и сильное сердце добавляло оптимизма в прогноз медиков. А еще, наверное, простое человеческое желание: этот парень должен жить! И вообще, стольких людей задействовали, люди пришли помочь своему односельчанину, свинство будет с его стороны, по словам хирурга, не оценить это и умереть.

Таня прилетела с Викой, и как врач больницы прошла к подключенному к аппаратуре мужу. Вика наотрез отказалась поехать с Яковом домой, и ждала новостей в кабинете матери.
А люди шептались. Нашлись некоторые, кто хотел поспорить: выживет – не выживет, но после пары предложений односельчанам заключить пари, уловив при отказе их пламенные осуждающие взгляды, отказались от этой затеи.

Степаном никто не интересовался.

Ваню каждый считал своим долгом спросить о самочувствии, похвалить за мужское поведение и побаловать чем-нибудь вкусненьким или красивым, машинкой, например, солдатиком или роботом. Конечно, люди просто радовались, что ребенок в порядке, но при этом как-то искоса поглядывали на Катю, спрашивали Юрия о ребенке, а не мать. Народ между собой разговаривали о будущем суде, и уже все были убеждены, что Екатерина не сказала всей правды десять лет назад о случившемся, вопрос заключался в одном: на сколько наврала?!

Работы по ремонту церкви, конечно, не велись в праздник, но леса стояли как внутри, так и снаружи, и люди радовались, отмечая, как хорошеет их церковь.

Батюшка вышел к людям и удивился: у людей были сонные лица с затуманенными глазами, но запаха спиртного и перегара не было. Отец Федор не знал о произошедшем. Вчера он встретил студентов семинарии, приехавших к нему, чтобы помочь с праздничным богослужением, и целый день они обсуждали, кто и что будет делать. С полуночи они начали служение. Протоиерей хотел, чтобы служба прошла, как полагается. Не было у него возможности содержать еще священнослужителей и хор, но Яков обещал, что скоро церковь отца Федора не будет знать финансовых затруднений. Приехавшим семинаристам батюшка объявил о том, что скоро ему понадобятся священнослужители. Многие заинтересовались предложением: отец Федор был хорошо известен в семинарии, и многие семинаристы были не прочь начать свое служение под его руководством.

Под перезвон колоколов священнослужители вышли к людям с фонарем, большим крестом, иконами и хоругвьями, и пошли вокруг церкви, а люди за ними. Закончив три круга, процессия подошла к дверям, и началось богослужение, величественное, светлое, красивое и торжественное. Затем отворились двери церкви, и все зашли вовнутрь.

Все отмечали красивое пение хора, о котором успел позаботиться протоиерей, великолепное служение батюшки и его помощников.

Яков за всю ночь так и не сомкнул глаз. Он отказал Ксении лететь в Мудыкино, сославшись на то, что не хватит мест в вертолете. Но это не остановило женщину. Тогда он сказал ей, что кто-то должен помолиться за спасение жизни Антона, и если она хочет помочь Антону, то ее место в Храме Христа-Спасителя, а в больнице она будет бесполезна. А если честно, то даже мешать. И зачем детей пугать? Последний аргумент стал решающим.
Сам Яков тоже решил, что его присутствие в больнице бесполезно, попытался убедить Вику и Таню поехать домой, но безуспешно.

Приехав к себе, он включил запись с камер наружного наблюдения. Он посмотрел, как Степан, Василий и маленький Ваня вошли в калитку, которую открыл своим ключом Вася.

- Вот, зачем ему Василий понадобился! А еще и собаку остановить, если что. Хитер!
После них крадучись через калитку прошел Кирилл. Он думал позвонить в домофон, но то ли передумал, то ли Антон не ответил.

- Наверное, в мастерской был!

Сначала мальчик направился к дому Антона, но передумал и побежал за троицей, видимо боясь потерять их из виду.

Двое мужчин с мальчиком вышли на полянку, расположенную в поле зрения двух камер, поэтому Яков мог наблюдать все происходящее.

- Так близко к дому! Чтобы сомнений не было, что я! Хитер! Только ведь меня в Мудыкино не было! С чего он взял, что на меня подумают??? Моя машина!

Яков и забыл, что распорядился пригнать в Мудыкино одну из своих машин на тот случай, если приедет сюда на другом виде транспорта.

- Так вот почему... Но Василий! А Василий не интересовался! Видимо Василий сказал, что не знает здесь я или нет. Степан спросил о машине и Василий подтвердил. Точно! А еще это убедило недоверчивого Василия, что я деньги приехал с деревьев срывать.

Василий прибил доску к брусу. Дело в том, что после строительства до снега не успели убрать территорию и решили убрать сразу все, когда снег растает, вот и остался материал для креста.

Яков с ненавистью смотрел на то, как испуганного сопротивляющегося  ребенка двое здоровых мужчин привязывают к кресту. Василий попытался остановить безумие, когда не давал Степану вбить гвозди в руки мальчика.

- Все же не такой он и дурак! Знаний мало! А так! Но все же почувствовал, что его просто втянули в грязное дело.

Увидев извлеченную из шапки-ушанки иконку, Яков улыбнулся.

Далее он видел предательское, гнилое, подлое поведение Степана. Руки Якова сжались в кулаки.

- Почему его не убили? Что теперь? Дадут ему лет десять и этот урод снова выйдет на свободу. А что он будет рассказывать? Скажет, что жиды его оговорили. И кто-то ведь ему поверит.

Яков позвонил своему другу адвокату Нейману, и тот пообещал незамедлительно приехать. Тогда Яков предложил и настоял, чтобы Борис Аркадьевич воспользовался его большой машиной и шофером:

- Все же пять часов ехать ночью!

Естественно, выпытав у мужа информацию, Роза Вениаминовна собралась в дорогу с ним. Будучи в полной уверенности, что Ксения находится с Яковом, она позвонила к подруге узнать более свежие новости и обмолвилась, что едет с мужем в Мудыкино на предложенной Яковом машине. Автомобиль подъехал к дому Неймана с водителем и Ксенией внутри.

Уже  к утру лимузин приехал в Мудыкино. Ксения настояла, чтобы ее выпустили около церкви. После чудесного исцеления своего сына Валентина, она ни капельки не сомневалась в существовании высшей силы, жизни после смерти и ангелов-хранителей. Она верила по-своему, но считала себя православной, а потому в Рождество и на Пасху считала себя обязанной помолиться в православном Храме.

Мудыкинцы очень удивились, увидев Ксению около церкви, но были рады ее приезду и присутствию. Она так же пошла с людьми вокруг церкви, так же стала на колени, зайдя в храм, так же крестилась. Перед богом все равны!

Нейман с чашечкой кофе, без которой у него закрывались  глаза, просматривал запись. Роза Вениаминовна не смогла смотреть эти ужасы и позвонила Тане.

- По-прежнему без сознания. Ждем! – коротко объяснила ситуацию Таня.

- Танюша! Как что прояснится – сразу мне позвони! Обязательно! – попросила Роза Вениаминовна, села на диван, глядя на мужчин, прикрыла глаза, да так и уснула.

Закончив с записью, Нейман объявил:

- Никто его не вытащит! Сядет и крепко сядет! Лет на десять!

- Всего-то?

- Хватит ему и десяти! Он же не убил все-таки!

- Вот гуманисты!

- Надо бы людей поспрашивать: какую характеристику этому Степану дадут, – предложил адвокат.

- Зачем это?

- А чтобы не рассказывали потом, каким он замечательным парнем был. Идем в церковь!

От неожиданности такого предложения Яков поднял брови:

- Я вообще-то не православный!

- А жена твоя? – спросил Нейман, а Яков неподдельно изумился вопросу.

- Жена да! А при чем тут жена?

- Ксения в церкви. Она с нами приехала. Ты что? Не знал?

- Представь себе, нет! – Яков слегка улыбнулся.

- А там за одно и с народом поговорим. Пасха же! Все там.

Решили идти пешком, чтобы освежиться на утреннем воздухе и убить время.

А в церкви утренняя праздничная служба подходила к концу. Уже звучали последние слова:

«Воскресе Христос, и ты низверглся еси.
Воскресе Христос, и падоша демони.
Воскресе Христос, и радуются Ангели.
Воскресе Христос, и жизнь жительствует.
Воскресе Христос, и мертвый ни един во гробе.
Христос бо, востав от мертвых, Начаток усопших бысть.
Тому слава и держава во веки веков. Аминь»

Катя подошла к иконе Божьей матери, чтобы поблагодарить Всевышнего за чудесное спасение жизни своего сына Ивана. Она хотела поцеловать святой лик, как вдруг невидимая сила оттолкнула ее. От неожиданности Катя упала навзничь. Она поднялась и огляделась. Люди шептались и с интересом наблюдали за ней.

Катя приблизилась к иконе, встала на колени, перекрестилась, поднялась и хотела поцеловать, как вдруг...

Казалось, что невидимая рука дала ей две пощечины, Екатерину приподняло над полом и отбросило назад, и еще раз, и еще, как-будто кто-то невидимый выталкивал ее вон, и Катя только успевала ногами отталкиваться от пола, чтобы не упасть на спину.

Так ее и вынесло из церкви. Двигаясь спиной вперед,  она соскочила с лестницы и упала в лужу, попыталась встать, вновь упала. Встала на колени и закричала, глядя в небеса:

- Прости меня, Господи! Прости меня грешницу! Ибо согрешила я!

Ее трясло. Люди собрались вокруг. Кто-то крикнул:

- Бесноватая!

Все перекрестились.

Вышел батюшка, окруженный семинаристами. Отец Федор полил на нее святой водой и приложил крест ко лбу.

Катя смотрела взглядом, молящим о помощи.

- Нет! Она не бесноватая! Грех ей великий не дает подняться. Пала она. Давно пала. Один только грех, но такой, который многими делами праведными не искупишь. И покуда не покается она в грехе том, не быть ей прощеной.

Руки Кати обхватили ногу батюшки, он остановился.

- Помогите мне! Помогите! Грешна я! Хочу исповедаться!

- Хорошо, дочь моя! Раскаиваешься в грехе своем?

- Раскаиваюсь!

- Ты расскажешь мне о грехе своем. Пострадал ли еще кто-то от греха твоего?

- Пострадал! – Катя опустила голову, вновь подняла ее и вдруг закричала. – Пострадал! Нет! Как же я раскаюсь, если не расскажу правды? Всем! Будь, что будет! – она перекрестилась и, не смея встать с колен, продолжила. – Наговорила я на Антона. Наговорила!

По толпе односельчан разнесся шум. К дочери подошел Степан Андреич, а с ним и Петр Антонович.

- Цыц, все! – скомандовал старый Степан, и все замолчали. – Продолжай, дочка! – он хмуро поглядел на Екатерину.

Катя повернулась на коленях к отцу и продолжила:

- Наговорила я тогда на Антона! Ничего не было! Ничего!

- Как это ничего не было? – спросил Степан Андреич. – Люди! Да она же не знает, что говорит! Она же вся побитая, исцарапанная была. Да и Антон тоже! Ну, в смысле исцарапанный был. Да и..

- Все я подстроила! Дала ему водки со снотворным, он и вырубился. Я его тогда поцарапала, его руками себя поцарапала. Ударила себя несколько раз дрыном. Потерлась об Антона.

- Зачем? – закричал отец.

- Чтобы его кожа оттуда у меня там была. Я по телевизору видела, что так изнасилование доказывали. Смотрели кожу под ногтями и в половых органах. Я его руками себя и там царапнула.

- Я спрашиваю, ты зачем это удумала? – задыхаясь от гнева, уточнил свой вопрос Степан Андреич.

- Я Юру любила, мужа своего. И сейчас люблю. Ну, так получилось, что мы... А потом я поняла, что беременна. А ты, отец, и сейчас говорил, что убил бы, если бы узнал, что мы тогда с ним. Меня бы побил, ладно! А так! Я подумала, что Антон на Тане женится. Его ты и простишь. А я бы потом Юре все рассказала. А Антона посадили. Я и не думала, что так могло получиться. А потом я хотела рассказать. Все время хотела. Но не получалось как-то. Дальше хуже. Потом он вышел. К нам приехал. Я уж подумала, что с моих признаний? А оно вон как!

- Как же ты могла, дочка? – ласково проговорил Степан Андреич. Через мгновение глаза его наполнились кровью и яростью. – Как же ты могла? – заорал он, доставая и пропуская свою нагайку через крепко сжатый кулак.

Размахнулся, и плеть с устрашающим визгом опустилась на спину Екатерины. Она даже не вскрикнула, а покорно опустила голову, подставляя спину для новых ударов.
 
- Остановитесь! – закричал протоиерей.

- Мама! Мама! – с этими криками на спину матери легли, закрывая своими маленькими телами, ее дети: десятилетний Кирилл, семилетний Иван и восьмилетняя дочь Лена.

- Отойдите, щеглы! – Степан Андреич безуспешно попытался скинуть внуков со спины дочери. – Ах, так?!

Он замахнулся еще раз, но перед ним вырос Юрий. Степан Андреич сильно ударил того кулаком с зажатой рукоятью своей нагайки и замахнулся вновь. Его руку перехватил Петр Антонович, а удивленное лицо казака Степана получило удар кулаком от старого друга казака Петра.

- Поздно уже, Степа! Поздно! Она теперь не только твоя дочь! Она теперь его жена! Она теперь их мать!

- Ты за что меня, старый хрыч, по физиономии? – удивленно спросил казак казака, проигнорировав объяснение.

- А не за что? Кто от меня потребовал от сына отречься именем нашей дружбы?! Не за что? – Петр Антонович закричал последний вопрос, прямо в лицо друга.

- А за то, что ты отрекся...?

- А меня за то, что отрекся, убить мало! – предвосхитив вопрос Степана Андреича, ответил Петр Антонович и упал на колени перед священником.  – Грешен я! От сына родного отрекся я. Трижды отрекся!

Рядом с ним упал на колени и его друг-казак:

- И я грешен! Заставил друга грех совершить. Дочку застращал! Заставил ее тоже согрешить. Моя во всем вина!

- Грешен я! Грешна я! – раздалось вокруг. – К Антону плохо относились. Смерти ему желали.
Люди вокруг падали на колени.

- Боже! – вдруг закричал Петр Антонович. – Я прошу тебя: спаси сына моего Антона! Во всем воля твоя!

- И я прошу за раба твоего Антона! Боже милосердный! – раздалось из толпы.

- И я! И я!

Люди стояли на коленях на апрельской еще холодной земле и просили Всевышнего о жизни одного человека. Были здесь и Лиза с Василием, и Ксения, и муж ее Яков с другом Аркадием, услышавшими все покаяния и тоже просящими искренне Единого бога о спасении жизни.

Антон пребывал в блаженстве. Приятные ощущения легкости и свободы вскружили ему голову. Он летал.

Встреча с Дедом и капитаном Шкандыбайло порадовала его.

- Ты должен вернуться! Ты нужен там! – убеждал его Никита Харитоныч. – Пользуйся своим даром на благо людей. Ты ведь можешь их предупреждать о неприятностях, а главное защищать их от греха!

- И зачем? Чтобы кто-то назвал меня шарлатаном? Всех предсказателей и целителей хоть раз, да шарлатанами называли.

- А потому что почти все шарлатаны и есть! Но ты ведь нет! Тебе люди поверят! Ты им нужен! – не унимался Дед.

- Люди кровь тебе сдавали! Ночь спать  не могли! Не будь свиньей! – добавил капитан.

- А кем? Педофилом?

- Посмотри! Уже все знают, что Катя оклеветала тебя. Ты думаешь, легко ей было при всем народе в таком признаваться? Она же жить теперь не сможет, если перед тобой не извинится! А отец твой? А Степан Андреич? Тесть твой, между прочим!

- Поплачут и забудут.

- А жена твоя, а дочь? И сын у тебя будет!

- Устал я! Устал всем доказывать, что я простой человек. Такой же, как все!

- Но ты не простой человек! Ты наш! Слышишь? Антон! Я не мог в тебе тогда ошибиться! Ты можешь многое сделать хорошего для людей, и теперь, когда все ... – Дед подбирал слово.

- Устаканилось! – нашелся капитан.

- Да! Ты отказываешься вернуться? Подумай!

Антон лежал и думал.

Он слышал молитвы матери, отца, матери, тестя, Кати, Ксении, Лизы, Василия и всех односельчан.

Он слышал обращения к Всевышнему Якова Рабиновича и Бориса Неймана.

Жена сидела рядом с ним и говорила ему все, что взбредет ей в голову: о воспоминаниях каждого дня вместе, о доме и работе, о дочери и еще нерожденном ребенке, о будущем вместе, и что она не мыслит это будущего без него, своего любимого мужа, отца ее детей.

Виктория наконец-то пробралась к отцу. Она достала скрипку и заиграла «Каприз» Паганини, зная, что отцу нравилась именно эта вещь. Играла громко и с чувством, пытаясь разбудить папу, а по щекам текли слезы.

- Вернуться! – подумал Антон. – Или все же нет?

Он лишь немного сомневался в своем желании, как вдруг услышал незнакомую скрипку, игравшую прекрасную неслыханную ранее мелодию. У каждой скрипки есть свой неповторимый голос. Голоса скрипок одного мастера все же похожи, но эта скрипка звучала особенно. Нет! Это была не его скрипка! Он никогда не сделает такую! А мелодия? Что это?

- Вернуться! – твердо произнес Антон. – Вернуться! Вернуться! Вернуться!

- Антон! – вскрикнула Таня. – Антоша!

- Мама! – Вика перестала играть и посмотрела на отца. – Папа!

- Как ты красиво играешь, Вика! – похвалил дочку отец. – Танюша, правда?

И хотя было тяжело разобрать эти звуки из-за трубки во рту, и дочь и жена поняли его прекрасно.

- Правда! – подтвердила Таня. – Вика! Позови врачей!

Вика тут же выскочила из палаты. Бегом проносясь по коридору, она радостно кричала:

- Папа очнулся! Мой папа очнулся!
 
- Ты же сама врач! – напомнил жене Антон.

- Я твоя жена.

В комнату ворвались медработники, и каждый занялся своим делом. Пришел и хирург, проведший операцию:

- Очнулся? Молодец! Мог бы и пораньше! У меня выходной сегодня должен был быть. Все отлично! Будете жить, молодой человек! А в следующий раз постарайтесь, чтобы всякими острыми предметами в вас не попадали.

Антон улыбнулся и поблагодарил доктора.

Таня позвонила Розе Вениаминовне и сказала, что Антон очнулся. Преподаватель дочери удивилась не найдя мужчин в доме, о чем тут же сообщила Татьяне.

Тогда Таня набрала номер Якова.

- Что? Ты уверена? – боясь, уж не придумал сам себе эту долгожданную новость, переспросил Яков.

- Конечно! Я же рядом с ним! Врач сказал, что уже все будет хорошо. Скоро дома будет.

- Люди! – взволнованно закричал Яков Семенович и прошел в центр стоящих на коленях людей к Кате. Нейман шел за ним. – Люди! Антон очнулся!

Демонстрируя в доказательство свой телефон, он продолжил:

- Мне только что позвонила Таня, жена Антона, из больницы. Он очнулся.

Петр Антонович вскочил, обхватил голову Рабиновича и поцеловал его:

- Яков! Какую весть принес! Ты хоть и еврей, Яков, но ты наш еврей! Русский!

Неуспевшего опомниться Рабиновича уже лобызал другой казак. Люди ликовали.

- Если кто Якова в глаза али за глаза жидом назовет али еще как, высеку! Вот вам крест, высеку! – не унимался Петр Антонович.

- Я, если от кого вообще слово жид услышу, высеку! – придумал свою угрозу Степан Андреич.
Потом старые друзья казаки обняли и Неймана.

Не так часто можно наблюдать картину, когда люди, искренне веруя в силу молитвы, радуются и славят Всевышнего. Люди кричали, бросали вверх шапки, обнимали друг друга.

Освободившись от сильных мужских объятий, адвокат опустился на колено к Кате, взял ее руку.

- Благодарю вас, Екатерина Степановна! Вы совершили мужественный поступок.
Но Катя смотрела не на Неймана, не на мужа и детей, а на отца Федора. Тот понял ее вопрос и утвердительно кивнул. Тогда она медленно встала и пошла к дверям церкви. Остановилась, нерешительно огляделась и вновь глянула на священника. Тот вновь кивнул. Катя зашла вовнутрь, и многие любопытные зашли за ней. Она подошла к той самой иконе, встала на колени, поклонилась и перекрестилась, подошла и поцеловала ее.

Наблюдавшие не заметили ничего удивительного, но Катя почувствовала, как камень упал у нее с плеч, стало легко, спокойно и весело.

- Христос воскрес! – радостно крикнула она.

- Во истину воскрес! – ответили ей.

Она выбежала из Храма и крикнула:

- Христос воскрес!

- Во истину воскрес!

Кто-то крикнул:

- Радуйтесь, люди! Радуйтесь!

Отец Федор сказал:

- Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии.
 
Кто-то подхватил:

- Или какая женщина, имея десять драхм, если потеряет одну драхму, не зажжет свечи и не станет мести комнату и искать тщательно, пока не найдет, а, найдя, созовет подруг и соседок и скажет: порадуйтесь со мною: я нашла потерянную драхму.

Так, говорю вам, бывает радость у Ангелов Божих и об одном грешнике кающемся.  Еще сказал: у некоторого человека было два сына;  и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение.  По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно.  Когда же он прожил всё, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться;  и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему.  Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода;  встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою  и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих.  Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его.  Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим.  А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги;  и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться!  ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться.  Старший же сын его был на поле и, возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование;  и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое?

Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым.

Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его.
Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими;  а когда этот сын твой, расточивший имение своё с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка.  Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и всё мое твое,  а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся.

Люди внимательно слушали притчу, думая, что это говорит семинарист.

- Василий? – отец Федор не смел перебить человека, читавшего слово божье. – Ты откуда это знаешь?

- Василий наизусть Библию читал!

- Не может быть!

- Точно! – пронеслось по толпе.

- Так вы же сами мне Библию дали. Я прочел. – признался Вася.

- А когда ты успел наизусть это выучить? – удивленно спросил протоиерей.

- Я прочел. – повторил Василий не понимая, чему все так удивлены.

- А другой отрывок знаешь? – спросил отец Федор.

- Я все знаю. Я всю Библию прочел.

- Тогда почитай! – с удивлением, граничившим с недоверием, попросил священник.

-  А ему и нужно было для праздника отпустить им одного узника.  Но весь народ стал кричать: смерть Ему! а отпусти нам Варавву.  Варавва был посажен в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство.  Пилат снова возвысил голос, желая отпустить Иисуса.  Но они кричали: распни, распни Его!

- Как мы! – кто-то перебил Василия. – Взяли невиновного и требовали его убить.

- Да ведь он святой! Антон святой!

Никто позже не мог установить, кто первым выкрикнул это предположение, но мысль эта быстро пронеслась, залетев в каждую голову: «Святой! Святой! Святой!»

- А почему ты прочитал именно эту главу? – спросил Василия батюшка.

 - Я не знаю! – честно признался Василий.

- Приходите вечером на Пасхальную вечерню! – пригласил батюшка прихожан.

Все начали расходиться, обсуждая происшедшее.

- Василий! Иди сюда!

Вася подошел к Якову и поздоровался. Лиза стояла немного в стороне.

- Лиза!

Та радостно подбежала к Рабиновичу.

- Здрасте, Яков Семенович!

- Что Василия прячешь?

- Куда я его прячу?

- Ты тоже ничего не видишь?

Лиза удивленно пожала плечами. А Яков спросил:

- Василий! А ты числа помнишь, которые рядом стоят с тем, что ты нам только что читал?
- Помню, конечно! Они там по порядку идут. Начал я с 17. После 21 меня остановили. А что это за числа вообще, вы знаете?

- Ты что? Дурак? – громким шепотом одернула мужа Лиза. – Яков Семенович не читает Евангелие.

- Читал! – перебил ее Яков. – А скажи мне, Василий! Нет! Подскажи мне, что идет после слов: «Абрам родил Исаака...»? И с числами.

- Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его;
3 Иуда родил Фареса и Зару от Фамари; Фарес родил Есрома; Есром родил Арама;
4 Арам родил Аминадава; Аминадав родил Наассона; Наассон родил Салмона;
5 Салмон родил Вооза от Рахавы; Вооз родил Овида от Руфи; Овид родил Иессея;
6 Иессей родил Давида царя; Давид царь родил Соломона от бывшей за Уриею;
7 Соломон родил Ровоама; Ровоам родил Авию; Авия родил Асу;
8 Аса родил Иосафата; Иосафат родил Иорама; Иорам родил Озию;
9 Озия родил Иоафама; Иоафам родил Ахаза; Ахаз родил Езекию;
10 Езекия родил Манассию; Манассия родил Амона; Амон родил Иосию;
11 Иосия родил Иоакима; Иоаким родил Иехонию и братьев его, перед переселением в Вавилон.
12 По переселении же в Вавилон, Иехония родил Салафииля; Салафииль родил Зоровавеля;
13 Зоровавель родил Авиуда; Авиуд родил Елиакима; Елиаким родил Азора;
14 Азор родил Садока; Садок родил Ахима; Ахим родил Елиуда;
15 Елиуд родил Елеазара; Елеазар родил Матфана; Матфан родил Иакова;
16 Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос.
17 Итак всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов.

- А как ты эти имена запомнил? – поинтересовался Яков.

- А я страницу перед собой вижу, – удивился Вася. – Все же так!

Лиза с интересом наблюдала за происходящим.

- Лиза! Ты читала Библию?

- Да!

- Ты знаешь, откуда фрагмент, который процитировал Василий.

- Знаю. Евангелие от Матфея.

- А повторить сможешь? Хотя бы без цифр?

- Да вы что? Никогда не могла эти имена запомнить.

- Борис! – обратился Рабинович к Нейману. – У тебя карты есть?

- Откуда? Зачем мне карты? – подумав, он достал из кармана пачку. – В дорогу взял.
Яков не обратил внимания на вопросы и, достав карты из пачки, продолжил опыты:

- Смотри, Василий! Карты ты знаешь? Валет, дама, король, туз, масти...?

- Знаю! Я в дурачка у мамы всегда выигрывал.

- Хорошо! – Яков веером разложил все карты рубашкой вниз. – Запомнил?

- Да!

- Закрой глаза! Натяни шапку!

Яков убрал семерку пик.

- Повернись! Какой карты нет?

- Семерки пик! Она здесь была между дамой бубновой и шестеркой червей.

Тогда Яков пролистал карты перед глазами Василия.

- Запомнил?

- Запомнил! – Василию понравилась игра.

Яков вытащил бубновую даму и снова пролистал карты перед Василием:

- Какой карты не хватает?

- Бубновой дамы нет! Она между вальтом трефовым и тузом пиковым была.

- Сколько будет 134 плюс 243?

Василий подумал и сказал:

- 377.

- А 134 умножить на 243?

- А я столбиком умножать не умею.

- Дурачок! – виновато развела руками Лиза.

- Так вот, Василий! Больше тебя никто и никогда не будет называть дурачком. – Яков подумал и, улыбнувшись, добавил. – Кроме Лизы. Меня Ксения тоже дурачком называет. Ты не дурак! Ты гений! Уникум!

- Лиза! – Василий обратился за разъяснением к жене. – Лиза! А гений и уникум – это хорошо?

- Это очень хорошо! – ответил за нее Яков. – А образованием твоим мы займемся. Ты у меня звездой станешь! И как я выбрал для своей затеи Мудыкино? И кто мне теперь скажет, что нет бога на свете? Василий! У тебя ж голова – золото!

- Это потому что Блаженный Василий мне голову защитил. – Василий снял шапку и показал разломанную икону. – Вот Антон Петрович приедет и склеит, он обещал.

- Вася! Ну, что ты со своими глупостями. – посетовала Лиза.

Нейман улыбнулся.

- Знаешь, Боря! – обратился к адвокату Яков, заметив улыбку друга. – Я вот иногда думаю, кто в мире глупее: человек с образованием, не верящий ни в бога, ни в черта, или человек, который не знает, ни кто такой Маркс, ни кто такой Ницше, и интеграл может перепутать с гранитом, но который твердо верит, что бог есть. Оба невежественны по-своему, и оба умны по-своему.

- И все же бог любит каждого из них. – вмешался в разговор с интересом наблюдавший за происходящим отец Федор.

- Тоже по-своему, – улыбнулся Нейман.

- Приходите вечером! – вдруг пригласил евреев священник.

- Мы не крещенные. – нашел повод для отказа Нейман.

- Можем исправить! – возразил протоиерей.

- Нет-нет! Для нас это скорее традиция. Традиция нашего народа. – ответил Яков.

- У нас с вашим народом бог один.

- Только понимаем мы его по-своему, – с улыбкой ответил адвокат.

- Все равно приходите.

- Обязательно придем. – сказала Ксения, уже держащая мужа под руку и показательно грозно глянула на Якова.

- Теперь уж точно придем! – подтвердил Рабинович.

Вечером Яков с Ксенией и Борис с Розой были в церкви.

Пришла туда и Таня с Викой. С ней все почтенно здоровались и спрашивали о здоровье мужа. Когда позже Яков ответил ей на вопрос о непонятном поведении односельчан, Таня громко рассмеялась:

- Антон святой? Новый анекдот! Он с этим никогда не согласится!

глава 16: http://www.proza.ru/2013/05/09/1177