Хаусхофер. Небо. - Саша. Часть 18

Каждое лето из города приезжает Саша со своей матерью, бабушкой и дедушкой. Они размещаются на одном крестьянском подворье, находящемся неподалеку. Саша намного старше Меты. Он уже учится в гимназии и к тому же отличник. Каждый год он привозит табели с самыми высокими оценками, так что его мама очень им гордится. Его отец погиб на  фронте, поэтому семья живет на пенсию дедушки, старого генерала. Воспитывают Сашу тоже по-военному. У него блестящие манеры и он беспрекословно повинуется взрослым. Тем не менее, Мете он очень нравится. Он — большой, крупный мальчик с бледным угрюмым лицом. У него непроницаемые серые глаза и черные, толщиной с палец брови. Он не похож ни на одного знакомого Мете человека. Конечно, он мог бы сидеть себе в сторонке, и никого не замечать, но он так не делает. Саша снисходит до того, чтобы поиграть с детьми. Нанди тоже нравится Саша, но в этой его симпатии есть определенная примесь страха. Малыш ещё слишком мал и его пугают густые, чёрные брови. Это большая честь — играть с Сашей, и даже не потому, что он отличник, а потому, что он умеет колдовать. Рано утром он появляется с ножиком и пустой джемовой банкой в руке и объявляет, что он отправляется в горы за берёзовым соком. Но Мете нельзя идти с ним, потому что он при этом «таинственном деле» должен быть один. Мета стоит перед домом, глядя вслед своему другу, пока он совсем не исчезает среди берез и лиственниц. Саша долго не появляется. И вот, около полудня, он, обессилевший от долгого горного похода, наконец, возвращается и показывает детям прозрачную ароматную березовую кровь. Её Саша (поскольку он сегодня милостив) превращает в леденцы. Для этого он запирается в сарае, завешивает окно старым мешком и вскоре дети слышат, как он бормочет какие-то непонятные слова. Саша колдует на латыни, он утверждает, что этот язык должен знать каждый порядочный волшебник. Наконец дверь открывается, на пороге появляется Саша. Он прикладывает свои ладони к ладоням детей. И смотри, в каждой руке уже лежит толстый шоколадный шарик. Ну разве он не прекрасный волшебник?
Дети полны изумления и восхищения, но Сашино широкое, сумрачное лицо остается непроницаемым.
Ещё Саша умеет летать. Он просто широко расправляет руки, поднимается в воздух и парит над горой.  Но детям он этого показать не может, потому что всё должно происходить ровно в полночь, иначе ничего не получится. О Сашиной тайне никто не должен знать, поэтому Мета и Нанди вынуждены поклясться, что никому ничего не расскажут. О, этот великий, но такой одинокий волшебник Саша, свои секреты он может доверить только детям. Каждую ночь, за исключением новолуния, он летает над горами, в тумане или при лунном свете. Пасущиеся на просеках косули кажутся невероятно маленькими и далёкими, а пролетающие мимо совы с любопытством наблюдают, как же это ему удается, так бесшумно совершать свой путь. «Ну, скажи, как тебе это удается?» - умоляет Мета. Но Саша не вправе ничего рассказывать. Кроме того, Мета в лучшем случае может стать только ведьмой, но никак не волшебником. Такая перспектива ее конечно мало привлекает, ведь все ведьмы старые и страшные, да еще и с бородавками на лице.
Но Саша не всегда в таком хорошем настроении, иногда наступают жуткие дни. Тогда он обвиняет детей в самых немыслимых преступлениях, например, что они украли быка в соседней деревне. Нанди отчаянно клянется, что понятия не имеет ни о каком быке. Но Саша неумолим. Он вытаскивает из кармана веревку, связывает детям руки за спиной и волочёт их в сарай, где они усаживаются на старых мешках с сеном.  Единственное послабление, которое Мете удается вымолить, это чтобы оковы Нанди не были слишком сильно затянуты. Она боится, что тот начнет реветь, и тогда считай – конец игре. Саша не  заставляет себя долго упрашивать, поскольку Нанди обвиняется лишь в пособничестве к грабежу. Главная преступница – конечно же Мета.  «Тьфу», - говорит Саша, - «ты втягиваешь несовершеннолетнего ребенка в свои преступные махинации». Мета лишь застывает от изумления. Саша выражается как взрослые в толстых книжках. Вероятно, этому учат в гимназии. Оковы глубоко впиваются в руки, но Мета героически переносит боль. Неужели она и вправду украла чужого быка? Стоит Мете только хорошенько поразмышлять, как такой исход уже не кажется ей невозможным. Вот если бы она еще могла вспомнить, куда же она задевала этого быка.
В сарае жутко темно, только в самом низу вырезан небольшой глазок, Мета на коленях подползает к нему и начинает вести переговоры с охранником. «Что с нами будет, Саша, ну скажи». Но охранник непреклонен. Он сидит на камне и время от времени сообщает: «Суд собрался в полном составе» или «Сейчас слово предоставляется прокурору, это может затянуться надолго». Иногда он покидает свой пост и идет к маме за бутербродом или стаканом смородинного сока. Тогда Мете становится не по себе и ей с трудом удается успокоить Нанди. Наконец Саша снова сидит у двери. «Защитник полный осел», - говорит он, «да, плохи дела». «Саша», - умоляет Мета, - «ты можешь что-нибудь для нас сделать?» Позади, сидя на мешках с сеном, жалобно стонет Нанди. «Ты не должна называть меня Саша», - с серьезным видом отчитывает ее охранник, «говори : «Ваша милость»; я - неподкупный чиновник. Жди и помалкивай. Вообще-то я еще и палач.» Пристыженная Мета отползает от глазка и успокаивает стонущего Нанди. «Это всего лишь игра, не будь таким ребенком».
Неужели это и вправду игра? Теперь она и сама уже точно не знает. В сарае сумрачно, и то, что шуршит в углу – это точно крысы. В любой тюрьме есть крысы. Так кто же на самом деле сидит у двери, Саша или палач? Мета подползает на животе обратно к глазку и пытается выглянуть наружу. Палач читает какую-то серую книгу, и что же он читает? Мета чуть ли не свихнула себе шею, чтобы расшифровать перевернутые буквы. Он читает «Розенберг. Сборник задач по геометрии.» Вид у палача абсолютно бесчеловечный. Широкое лицо побледнело от напряженных размышлений, чёрные брови сдвинуты, на лбу видны складки. «Саша, Ваша милость», - шепчет Мета, «Нанди нужно высморкаться, а у нас руки связаны». Розенберг захлопывается, палач склоняется к глазку и приказывает: «Давай сюда свой нос, я не люблю сопливых заключенных! Нанди подползает и просовывает голову в  отверстие. Палач достает белоснежный платок и чистит малышу нос. Его руки грациозны и полны скрытой невидимой силы. Возможно его сердце дрогнуло при виде грязного лица Нанди, в любом случае теперь он направляется в зал судебного заседания, чтобы посмотреть как идут дела, потому что уже слышно недовольное мычание толпы. На этот раз Саша возвращается очень быстро. Под мышкой он несет деревянный меч и для Меты это дурной знак. «Выходите», говорит палач и отгоняет заключенных в тень позади дома. «Тебе , Нанди, в силу твоей молодости выносится только строгое предупреждение. Иди и начни новую жизнь.» Оковы Нанди падают. Он еще раз испуганно оборачивается назад и со всех ног несется прочь. Теперь Мета остается один на один с палачом. Она уже догадывается, что ей предстоит. «Ты, Мета, как неисправимая нарушительница моральных устоев приговорена к смерти через отрубание головы. Ты имеешь право на последнее желание. Но у Меты нет никакого последнего желания. Она хочет поскорее быть обезглавлена, потому что оковы причиняют невыносимую боль. Она становится на колени посреди высокой травы, сейчас на землю хлынет ее кровь, на эту ужасную, зловещую землю. Здесь всегда забивают свиней. Теперь наступила Метина очередь быть забитой. Все это конечно игра, но ей хотелось бы видеть палача. Может быть, это вовсе не Саша, стоящий сзади и вращающий мечом. Вдруг ее сердце начитает неистово колотиться. В игру больше не верится.
Мета уже не чувствует, как Саша снимает с нее оковы. В самую последнюю минуту она получает императорское помилование, Саша растирает затекшие руки девочки до тех пор, пока она не начинает чувствовать покалывание. Палач и жертва сильно смущены. Саша хочет сказать что-нибудь веселое, но у него не получается. Мета начинает дрожать и падает в траву. От пережитого ужаса она взвизгивает как маленькая собачка. Эти странные звуки непроизвольно вырываются изо рта, но Мета ничего не может поделать. Постепенно ее охватывает ярость. Как Саше, сотню раз бывшему волшебником, могло придти в голову обезглавливать или миловать Мету, как ему вздумается.
Когда она вырастет, она тоже его скрутит и отрежет его толстую голову, и вот тогда уже он будет визжать как маленький пес. При этих мечтах Мета успокаивается, и уже может встать и пойти в беседку. Там уже сидят взрослые, отделяя от гроздей красную смородину и складывая ее в специальную крынку. Мама собирается варить желе. Скучнейшая работа, от которой болят пальцы. Саша тоже уже тут и читает Розенберга. Дядя Отто осыпает Сашину маму различными любезностями, словно мед стекающими с его прекрасных губ. Но тут тетя Вюльмаус отрывает свой взгляд от работы и говорит: Мета, почему ты такая зеленая, тебе не хорошо? Ледяной взгляд серых Сашиных глаз застывает на Метином лице. «Мы все зеленые, это из-за виноградных листьев». Но ничего не подозревающая тетя Вюльмаус утверждает, что она в жизни не видела «такого зеленого ребенка». Боже мой, есть тут хоть где-нибудь мир и покой? Конечно же нет, особенно когда тебя чуть ли не лишили головы. Мета ускользает из беседки и пробирается в дом, вверх по ступенькам, босыми ногами. С кухни раздается мамин голос, отвечающий на сонные вопросы Нанди. Ему то хорошо. Ах, лучше обо всем этом вовсе не думать.
И вот Мета уже в своей комнате, закрывает ща собой дверь и тут же укладывается на коврике перед кроватью, чтобы почитать Дэвида Коперфильда. Она тут же забывает о происшедшем, пьянящее море букв захлестывает ее с головой. Ее сердце уже бьется в маленьком Дэвиде, а рука смахивает со лба его черные кудри.
Много позже мама зовет всех на ужин. Двуполое существо - Дэвид-Мета самым жестоким образом разорвано на части. Дэвид застывает в виде плоской картинки, а Мета –раскрасневщаяся, в состоянии полного замешательства и помутнения рассудка спотыкаясь движется вниз по ступенькам. Только что она так увлеченно беседовала с  мистером Диком, и теперь вот должна прервать его ради какого-то дурацкого омлета. Жизнь – ужасная путаница. Нет, Мету определенно нельзя так резко разрывать с Дэвидом, потому что когда-нибудь она точно застрянет между книжными корками, а за столом будет присутствовать лишь ее пустая оболочка. Хотя возможно, этого никто и не заметит. Да, мысль пугающая.
И лишь когда Мета больно ударяется большим палецем о дверной порог, она наконец приходит в себя.  Конечно же палец начинает кровить. Он слишком длинный и поэтому выпявивает немного вперед. Но поскольку Мета унаследовала такой палец от отца, она склонна с гордостью относиться к этому мученью. У Нанди длиннее второй палец, точно как у мамы. Успокаивая Мету, отец заверил ее, что такие длинные пальцы на ногах - признак «благородных кровей». Очевидно - мама и Нанди не такие «благородные». Конечно они в этом не виноваты, но зато Мета может ощутить в этом свое превосходство. Круглые разляпистые стопы может иметь каждый, а о длинных и узких, может быть, тайно мечтают все люди на земле, они только не хотят это признавать. Мама, например, ни за что бы не призналась.
Всё имеет свое тайное значение, и если бы еще уметь его распознавать, тогда можно было бы стать мудрецом. «У тебя острые колени», - говорит мама, - «значит у тебя никогда не будет мужа». Разумеется, у нее колени круглые. Но отец говорит: «С острыми коленями можно быстрее бегать.» Конечно это поважнее. И вообще, Мета не собирается всю жизнь варить и шить, а значит ей и муж никакой не нужен. Так она думает, но внутри словно застревает маленькая  заноза. Иногда мама говорит такие вещи, от которых становится ужасно больно. Мете постоянно приходится держать наготове неотразимые контраргументы. Конечно, она делает вид, что ей все равно, но при этом она никак не может привыкнуть к острому маминому языку.
Сейчас Метин палец будут мазать йодом. И только потому, что «процедура» сопровождается некоторыми интригующими обстоятельствами, страх немного затихает. Отец отправляется в кабинет и открывает там шкаф с книгами. Сильный запах дезинфекционного средства ударяет в нос. Все книги пахнут йодом и лизолом. Там, в шкафу, стоят они - эти «недоступные», в красных льняных переплетах с золотыми оттисками – классики - «Библиотека досуга и знания» - и все они строго запрещены. Отец бы давно разрешил их почитать, но мама не поддается никаким уговорам. «Может быть», - говорит она, - «к твоему восьмилетию я разрешу тебе почитать Гауфа - сказки и «Лихтенштайн». Разумеется, если ты до этого времени будешь послушной».
Но день рождения не хочет приближаться, да и с послушанием имеются проблемы. Поэтому Мете то и дело приходится перечитывать Дэвида Коперфильда и книгу сказок, давно выученную ею наизусть. Разрешено читать только «Альбом Вильгельма Буша»* , эту скверную книгу, в которой постоянно избивают собак, а Мета этого как раз не любит.
Вероятно, она должна была бы разок посмеяться над тем, как какой-то человек держал за хвост пуделя. И может это плохо с ее стороны, но Мете неприятно об этом даже думать. Она уверена, что пудель так же жалобно визжал, как Шланкл, когда его избивают.
Таинственный запах лизола затуманивает Мете голову. Отец скручивает ватную палочку и опускает ее в бакончку с йодом. Так еще в полку лечили все болезни. Хотя ей адски больно, но Мета лишь покрепче сжимает губы и не издает ни звука. Раз мужчины полка такое выдерживали, значит и она выдержит. А иначе над ней бы только посмеялись. Отец с пониманием кивает и снова запирает йод в шкафу с «классиками», а Мета гордо усаживается за стол со своим коричневым длинным пальцем, где ее уже заждался яичный омлет.

* Вильгельм Буш – немецкий поэт и график, его «альбомы» с картинками стали прообразом современных комиксов.