Живая вода

        Утро в городе начинается рано: после шести один за другим вспыхивают огоньки в проснувшихся окнах многоэтажек, позёвывают во дворах и скверах сонные автомобили, подслеповато вглядываясь в окна: мой-то скоро? После семи, стряхнув с себя остатки сна, улица наполняется шорохом шин, бряцанием ключей и цоканьем каблучков. Хлопки дверей в подъездах и в машинах,  – словно сигналы стартового пистолета. Рабочий день начался, и время пошло.
    Анне нравилось переключаться с умиротворенного состояния на быстрый темп рабочего утра, в рабочем ритме ей было гораздо комфортнее, чем в лениво размеренном течении выходных и праздников. С удовольствием вдыхала горьковатый клейкий аромат тополей, совершая перед работой пробежки в соседнем сквере пару раз в неделю. Энергично, но вдумчиво начинала рабочий день в уже привычном универсальном режиме одновременного выполнения сразу нескольких дел. 
 Это был её неутомимый город-труженик, с размашистым полетом светлых высотных зданий, с чёткий и энергичным ритмом будней, со вполне осязаемым «чувством локтя» в часы пик.   Анне удавалось оставаться собой среди  ироничных и порой высокомерных, но настойчивых и смекалистых горожан. Пожалуй, больше всего полюбился ей дух старины, наполнявший узкие улочки, в которых местами ещё сохранились каменные мостовые. Прогуливаться по мостовой – сущая мука и гибель для каблуков, но фасады с лепниной и  колоннами, с подозрительно разглядывающими прохожих кариатидами и атлантами, тихие дворики под арками, резные балконы и эркеры приводили в состояние умиления и восторга, навевая грёзы о рыцарских турнирах и дуэлях, о бурных романах и пышных балах. В её реальной жизни ничего подобного не было и быть не могло. Но Анну это нисколько не огорчало. Минутных грёз о рюшах, мушках  и локонах было достаточно, чтобы отдохнуть от напряжённого делового ритма, обрести душевный покой и гармонию. И работать дальше, прокладывая дорогу к своей мечте: ей хотелось жить в одном из таких домов, нестандартном, с настроением, с историей, с двориком под аркой, с резными балкончиками, выходящими в сквер или во дворик с фасонистыми клумбами и клумбочками. И просыпаться по утрам от пения птиц во дворике, и готовить завтрак на просторной кухне с высокими потолками, и вдыхать аромат кофе с гвоздикой и корицей, сидя на балконе  с резной оградой и выгнутыми перилами, рассматривая деревья, прислушиваясь к голосам птиц. И хранить в себе ощущение гармонии, красоты весь суетливый день, до вечера, когда тишина и покой вновь станут реальностью. Она шла к своей мечте изо дня в день. настойчиво и неторопливо, с приветливой улыбкой. Но сегодня что-то пошло не так. Анна почувствовала это не сразу, только в офисе. Словно коготками царапнулось что-то изнутри. Что? Что-то забыла? Что же?

* * *
– Анна Аркадьевна, всё готово. Слоган обсудим с вами, есть два концептуально разных варианта. Эскизы уже на стенде, план рекламной компании Вика сейчас размножит, через пять минут можно начинать. Анна молча развернула кресло, иронически приподняла бровь:
– Прямо-таки концептуально разные варианты? Тогда до начала презентации озвучь, пожалуйста, обе концепции. А я хочу посмотреть на эскизы.
      
         Эскизы действительно были уже на стенде. На одном из них на фоне деревенской хаты высился небоскрёб, буквально вырастая из покосившейся, крытой соломой избушки. Что-то вновь царапнуло Анну изнутри… Она поморщилась:
– Вы бы ещё плетень нарисовали, чтобы стилизация под шевченковскую хату была идеальной. Какая солома? Если ключевой образ-метафора – дом, он должен быть узнаваемым. А тех, кто в таких хатках жил, давным-давно нет.
– Так лучше виден контраст.
– Контраст между чем и чем?...Вашей недооценкой клиента и вашим же самомнением? …Чем вы только занимались целую неделю? Презентация откладывается, несите всё ко мне в кабинет.
       Анна была намерена  перенести презентацию. Чутьё  подсказывало, что слащавый слоган-фальшивка не пойдёт, нужно искать гармонию, найти достоверную и чёткую фразу, способную поразить солидного клиента, строительную компанию «Ваш дом» простотой и оригинальностью ассоциации. Такие вот фразы и были  её коньком. «Не в бровь, а в глаз», – шутили коллеги. И шушукались, что Анна – колдунья, проникает в сознание клиента и выдаёт именно то, что он хочет услышать. И есть у неё особый ритуал, не зря же никого к себе не пускает, даже запирается на ключ, когда работает над слоганами. «Наверное она там колдовское зелье варит», – ехидничали самые желчные. Анну не задевали подобные слухи, скорее смешили и немного льстили. Боятся, – значит уважают.

      "Дом… «Ваш дом» – ваша крепость….Банально….Тёплый дом….Близко…Дом должен быть тёплым…  Как у бабули…"
      Вдруг она поняла, что именно её царапнуло изнутри: письмо. Вчера вечером она достала из почтового ящика письмо из деревни. И до сих пор его не прочла. Сколько же она не была там?...Почти три года. Видимо придется-таки ехать. Ах, как не к стати… Столько дел! 
      Вынула письмо из сумки. Писала соседка, присматривающая за бабушкиным домом. Новость была долгожданной: нашлись покупатели, семейная пара, живут где-то поблизости. Хотят, чтобы у них был загородный летний дом для многочисленных родственников, детей и внуков. Анна откинулась в кресле. Может быть не продавать пока? Можно же сдавать в аренду этим же людям, к примеру… Пожалуй, придется ехать и решать на месте. А следовательно презентацию переносить нельзя и нужно быстренько сложить слоган. И даже не один. Заказчику нравится выбирать из нескольких вариантов.
     «Пора «варить зелье», – усмехнулась про себя Анна. У неё действительно был ритуал, помогающий замедлить мышление, направить его, словно речной поток, в иную сторону,  как бы пропустить  через себя, чтобы изменить угол зрения, чтобы затем оказаться не в потоке а над ним, вне его,…и поймать нужную фразу, словно рыбку или бабочку…
Но сам подготовительный ритуал был прост до безобразия, потому никого в него и не посвящала, зачем разочаровывать? Анна обожала хороший кофе и не признавала кофемашины. Кофе для неё начинался с потрескивания зёрен в ручной кофемолке, с аромата. Комфорт и уют тёплого дома….Женский слоган, а среди команды заказчиков в основном мужчины… «Ваш дом»: вдали от суеты, в центре событий. Есть! Неплохо. Мелем кофе и  едем дальше….
      Через час слоганы были готовы, после обеда приехали заказчики, выбрали один из слоганов, одобрили основные положения контракта, договорились о дате подписания. Анне удалось выгадать 2 недели, сославшись на загруженность, на необходимость проработать детали.

      В поезде, отложив в сторону журнал, почти не слыша соседок, разглядывала однообразный пейзаж за окном, и вдруг опять ощутила тревогу,  словно что-то должна была сделать, но не сделала, не поняла, не услышала. Что-то, связанное с домом, с бабушкой, с рекой и полем за околицей деревни. С местом, которое она когда-то считала своей родиной. Когда-то давно. Но времена меняются. Прижилась в городе….Прижилась…Слово-то какое, словно пружина: сжалась-прижалась-прижилась…Слоганы придумываешь, словно орешки щёлкаешь, а где твой дом?..А едешь ты его продавать…Хочешь жить в престижном районе, в здании с историей, а зачем тебе это? Дом должен быть тёплым, как у бабушки. Будет ли тёплым твой дом, Аня?  Даже в самом престижном районе, даже построенный престижной компанией по самому новому проекту, будет ли он таким тёплым, каким был у бабули? Тебе ведь трудно расстаться с этим старым деревенским домом именно потому, что он всё еще остаётся самым тёплым домом в твоей жизни. И ничего иного ты до сих пор не нашла, не создала, к сожалению. Анна вышла из купе, остановилась у окна, обескураженная этой мыслью. Она привыкла осознавать себя успешной, уверенной  в себе современной женщиной, но эта иллюзия рассыпалась, стоило ей только изменить угол зрения. Да, это тебе не слоганы сочинять. Эта задачка посложнее будет.
С особым замочком. И ключик к этому замочку нужно найти.

     Ключа под крылечком не было, Анна шарила рукой под каменным порожком, пока не поняла, что никого не предупредила о приезде, следовательно, её не ждали. Поезд приходит утром,соседка, которая присматривает за домом, сейчас на работе. Анна вздохнула, оставила сумку на крылечке и пошла по тропинке к реке. \
     Возле реки было дремотно и солнечно, словно в ином измерении, на другой планете. Анна зашла в воду, побродила, намочила руки, умылась, потопталась в воде, распугивая любопытных мальков. Затем оглянулась… И вдруг иначе, снизу вверх, как в детстве, увидела желтоватую воду маленькой речушки с песчаным дном, невысокие ивы, зеленеющие вдоль реки, звенящий кузнечиками луг за речкой, светлые берёзовые рощицы на холме, пригорок с брусникой и голубикой, пару крикливых речных чаек, кружащих в бирюзовом небе. Солнце веселилось-сияло, разбрасывая лучи. Щекам стало горячо…Как когда-то  в детстве она зажмурилась и плюхнулась спиной в пропахшую солнцем, звенящую траву. И в один миг стала вдруг маленькой, улыбчивой и непоседливой Нюшей.
    Зелёный кузнечик карабкался по травинке прямо перед носом девочки, словно пытаясь выяснить,  кто  проник в его владения? Нюша следила за ним с улыбкой, сожалея, что не может стать такой же маленькой. Было бы интересно понаблюдать за большеглазым кузнечиком подольше, понять, как это он так ловко передвигается коленками назад? И где живет? Есть ли дом у кузнечика? А дети? И как зовут жену кузнечика? Кузнечиха?
     Трава пахла солнцем, желтела зверобоем, синела колокольчиками, стрекотала. Казалось, что звенит не только луг, но и небо, речка, берёзовая роща за рекой. Это был её мир, солнечный, просторный, медвяный, добрый и радостный. Нюша любила бежать к реке вниз по тропинке через поле льна, мимо открывающихся навстречу солнцу нежно-голубых цветков, которые вечером закрывались, склоняя вниз головы,  поле оставалось рыжевато-медным до нового утра, в ожидании очередной игриво переливчатой улыбки летнего солнышка. По дороге девочка  останавливалась у пригорка с кисловатой краснобокой брусникой, срывала веточки с ягодками, лакомилась и любовалась ими, потом собирала в листья подорожника  для бабушки. Нюша больше любила ароматную голубику, а бабушка называла голубику «дурочкой», потому что «от неё, если много съешь, голова дурная», и хвалила бруснику. Бабушка всеми днями возилась в доме, в огороде, в сарайчике где жили поросенок Борька и голенастые суетливые куры, но иногда после обеда присаживалась на лужок возле калитки и звала Нюшу:
– Ходи-ка сюда, внученька, скажи, где была, что видала? Нюша прибегала и ложилась головой на бабушкины колени, обхватывала её руками, смеясь, бормотала:
– Бабуня ты моя родненькая, любименькая!
– Ну будя, будя, завалишь, – смеялась бабушка. – Слушай, что скажу…

    Для таких минут и припрятывала Нюша в траве под вишней свою добычу – завёрнутые в листья подорожника ягоды с пригорка. Бабушка брала ягодку-другую, крупные ягоды подталкивала внучке, гладила её по голове широкой ладонью, улыбалась и рассказывала о своем детстве и юности, иногда соглашалась спеть, тогда Нюшка прижималась головенкой к бабуниному плечу и подпевала, тянула за ней старинные песни:

Ой, быстра жива вода,
Ой, судьба ты, лебеда.
Ой, как я свою беду
Живой водицей разведу

      Нюша слушала и представляла себя взрослой, высокой, с косами. Нет, лучше с одной косой вокруг головы. Ах, вырастет ли такая коса из её пушистых золотистых волос? Вьются непослушные. Если намочить и распрямить, точно вырастут. Костик тёть Танин одуванчиком дразнит. Вот будет коса, не будет дразнить, не посмеет. А я косу вокруг головы, нос кверху, и пойду, и пойду. И не гляну даже в его сторону!

     У сонной Нюши склеивались ресницы, перед глазами дремотно текла желтоватая вода маленькой речушки за пригорком, где она пропадала с утра до вечера. «Набегалась стрекоза, поспи, поспи», – приговаривала бабушка, укладывая сонную девочку в саду под яблоней на старую полосатую раскладушку. У яблони узловатый ствол, широко раскинуты ветви. На ней всегда было много сладких и сочных яблок.
      
       Анна снова зашла в реку, оглянулась на звенящий кузнечиками пустынный луг, поросший камышом. Постояв так, осмотрелась, – никого! Она стянула одежду и, голышом, звонко, как в детстве, смеясь, упала в неподвижно-зеркальную воду, сначала расступившуюся, а потом волной хлынувшую на нее, втягивая в себя, возвращая в прошлое…
      Нюша могла целый день, до прохладных сумерек, бродить по рощицам в поисках грибов и ягод, знала заветные полянки. Возле ягодного пригорка, например, грибы обычно прятались под молодыми осинками и берёзками, которыми обрастал пригорок с высокой стороны. Здесь можно спуститься в овраг, к роднику. Нюша однажды увидела возле родника змею, а может быть ужа, не далось рассмотреть в траве, но с тех пор спускалась с опаской, внимательно разглядывая траву: а ну, как и вправду змея? Родничок маленький, неприметный с тропки, журчащий, словно подпрыгивающий в том месте, где выбивается из земли. Деревянный настил позволяет подобраться к нему поближе, наклониться, держась за траву, чтобы испить воды, звонкой и колючей, до ломоты в зубах. Теперь можно и дальше идти, только убрать нужно приставшие к ногам колючки и веточки. Сидя на деревянном настиле, девочка обтирала ступни смоченной в родничке ладошкой, потому как совать босую пятку в родник она не могла. Родник грязи да мусора не любит.
Впервые её привела сюда бабушка, присела на траву, вытерла вспотевший лоб уголком платка, улыбнулась:
– Ходи-ка сюда, Нюша. Посиди, остынь, пока я мусор поубираю.
– Какой мусор, бабуня? Тут только веточки…
– Эта и есть мусор. Родничок-та маленький, помочь нужна, ослобонить дорогу, расчистить. Вода родниковая живая, целебная, грязи да мусора не терпит, чахнет и погибает без дороги-та.

     Бабушка не любила грязь и мусор, постоянно мела, скребла, обрезала старые ветки в саду, полола грядки, носила на коромысле воду из колодца в жестяных холоднющих ведрах или возила воду для полива в больших молочных бидонах «на возике», как она называла старую скрипучую зелёную тележку.

     Больше пяти лет нет бабушки, запустел дом, зарос сад. Первые  годы после её смерти Аня приезжала два раза в год, сначала в мае, потом в августе,  оставалась на неделю-две, наводила порядок в саду, просушивала отсыревший за зиму дом, отворяя настежь окна и двери, очищала заросший бурьяном дворик. И дом оживал, наполнялся звуками, запахами лета, сада, яблок. Зелёная тележка возле калитки, старый яблоневый сад с полосатой раскладушкой под раскидистой яблоней и глядящий двумя окошками в сад синий бабушкин дом остались в памяти навсегда. Потому продавать дом и не решалась, что приезжала сюда, словно в детство, воды родниковой испить, наполнить душу горячим солнцем, ароматом яблок да клубники, теплом «бабуниной» огрубевшей ладони, твёрдой, но доброй и нежной. Сад был бабушкиной святыней и для Ани остался таковой, подобно алтарю в древнем храме, чистоту и покой которого берегут, лелеют. В этот свой приезд Анна, забрав у соседки ключ и разложив немногочисленные вещи на полках скрипучего шкафа,  первым делом вышла поработать в сад, обрезала засохшие ветки, сгребала мусор и прошлогодние листья, копала, освобождая землю от сорняков. День был жарким, но под сенью старых яблонь дышалось легко. Работа спорилась. Аню узнавали,  приветливо здоровались немногочисленные прохожие. Подруга бабушки Шурочка, по-прежнему говорливая и сухонькая, первой пришла обсудить маркетинговую стратегию.
 
– Ой, не тяни, Анютка. Продавать надо дом. Дому-та руки нужны, мужик нужон.
  Ты давно не была-та. Всё одна?
– Одна, баб Шур. Пока одна. А дом жалко продавать, думаю.
– Ну подумай-подумай. А как покупец-та уйдёть, чё думать будишь?
– А тогда думать нечего, начну клубнику рассаживать, усы обрывать.
– Вусы! Ой, гляди, девка! Сказала-сказанула-та! Вусы она обрывать будить! Ты б кому другому вусы-та пообрывала, чтоб голову те не морочил да за ум взялси. Во каки вусы те обрывать надобно, девка! Чуешь мяне?

    Шурочка замахала на нее руками и пошла к своей хате, посмеиваясь и придерживая под подбородком узелок тёмного платочка. Анна тоже рассмеялась, представив, с каким бы удовольствием она и впрямь «кому другому вусы-та пообрывала». Постояла так, улыбаясь да раздумывая, и, выйдя из сада,  повернула на тропинку к реке.

Ой, текут мои года,
Ой, студёна реченька,
Ах,  за мила за дружка
Всё болит сердеченько…
      
     Течение в речке быстрое, но вода не обжигает. Тело не стынет, а словно оживает, наливаясь свежей силой. Анна плавала долго, ныряя в медленную воду, задерживая дыхание, лягушачьими движениями проталкивая себя вперед, распугивая удивленных рыбок. Она окуналась с головой, стараясь смыть напрочь жесткий прессинг столичной жизни, запрограммированность на активные, часто инерционные действия, вслушивалась в себя, улавливая и повторяя неторопливую текучесть речной воды, словно растворяясь в ней. Отталкиваясь от песчаного дна руками, выплывала на поверхность, поворачивалась лицом к солнцу и долго лежала на воде, закрыв глаза, скользя по течению. Решение должно прийти само, правильное решение так и приходит, само, изнутри, неожиданно и чётко, словно всплывает из глубины сознания…А может из желтоватой воды детства?...Живая вода не только в детских сказках встречается. Река детства наполнена живительной любовью и теплом, потому и будит искренние чувства, заставляя нас по-иному осознать себя в этом мире.  Живая вода из реки детства питает душу, проникая глубоко в наше сознание, прокладывая из него дорожку в подсознание. Целительной способностью оживлять, врачевать душу обладают и  творческие занятия, увлечения. Те из них, которые мы воспринимаем «с душой», пропуская через себя,  действительно делают нас лучше, развивают. Речь о том творческом занятии, что дается легко, позволяет открыть и очистить душу, словно в живую воду войти. Возвращение в детство словно обретение себя, путь к себе. После таких возвращений человек яснее, осознаннее воспринимает реальность и себя в ней.
      
     Нюша в панике бежала домой напрямки, перепрыгивая через кочки, причитая и охая.Солнце уже низко, лён позакрывался, а она до сих пор бабушке не показалась. Вот будет ей! Нюша даже зажмурилась, до чего не хотелось от бабушки нотации выслушивать! Калитка была открыта, и девочка облегчённо выдохнула: раз дома гость, значит меньше ругать будет! Заглянула в окошко и увидела соседку-подругу бабушки Шурочку, которая рассказывала что-то, держась за щёку ладонью. Нюша тихохонько проскользнула через веранду, даже дверью не скрипнула, чуть приоткрыла дверь в хату и ящеркой шмыгула  в другую комнату за высоким быльцем железной кровати, за спиной у сидящих за столом подруг. Там отдышалась и прислушалась:

– Ой, Лиза, я как вспомню: Он укол-та как сделал, у меня-та грибы раздулись, харя распухла!.....Ой, Божа мой Божа!... Натерпелася старуха страху-та!
Не ходи, Лиза, к врача-рвачам, пущай болить зуб ентат. Сильно болить – шалфейчиком пополощи, боль и уйдеть-та…Чем страх такой терпеть, лучше шалфейчиком-та.
– Ты б спросила, чего ж ён так болить? Можа лекарство како-нить приложить?
– Ай, йди ты, не смяши, Лизка! Лякарство ён положить! Зуб-та рвуть за деньги, а лечать задарма!
– Ну да, ну да, – кивала бабушка, прихлёбывала чай из широкой чашки с красными цветами и вытирала шею да лоб уголком платка.
    
      А с лежанки за печкой полосатая кошка Василиса таращила на Нюшу жёлтые глаза. Нюша забралась на лежанку, осторожно миновав любопытную кошку. Она вспомнила, что на печи сушатся яблоки. Бабушка запрещала Нюше их трогать, но голодной девочке наблюдать чаепитие двух бабулек было не под силу. Она решила набрать побольше яблок в подол и удрать на улицу, чтобы казанской сиротой, до которой никому нет дела, обиженно сидеть возле калитки. И наесться сушки, и наказания за позднее возвращение избежать! Нюша была в восторге от придумки! Чтобы дотянуться до разложенных на полотняном полотенце золотистых долек, пришлось стать на цыпочки. Не достать. Нюша потянула на себя полотенце…Ещё чуть-чуть…И ещё…Стоя на лежанке, она сделала маленький шажок поближе к печи, продолжая тянуть полотенце на себя и нечаянно наступила на кошку. Оскорбленная Василиса рявкнула, вывернулась. А Нюша, пошатнувшись, рванула полотенце на себя…Василиса с воплями кинулась прочь от сыпавшейся на неё золотым дождём яблочной сушки…На глазах оторопевших бабуль с лежанки следом за орущей Василисой с грохотом и криком свалилась Нюша, а сверху, с печи, на неё всё сыпались и сыпались яблоки….
   
     Нюша собирала с пола и с лежанки рассыпанные яблоки до самой ночи. Потом, уже  в постели,  умытая, с опухшими от слез  глазами,  ещё долго шмыгала носом, вспоминая, как стыдно ей было! А как ещё будет стыдно, когда словоохотливая  Шурочка всей деревне расскажет о  её неуклюжести и неаккуратности! Вздыхая и ворочаясь, Нюша никак не могла заснуть, представляла, как тёть Танин Костик примется её дразнить запечной  тараканихой! Заснула девочка только под утро, совсем отчаявшись и решив больше никогда не выходить из хаты на улицу.

     Анну разбудил мобильник, который она спросоня никак не могла отыскать и несколько минут металась по хате, поднимая вещи-газеты-сумки. А телефон неторопливо сползал вниз по покрытой клеёнкой полке с цветочными горшками. Одной рукой поймала его, уже почти наполовину свесившийся с полки, второй, – натянула на себя майку, пододвинула табурет, затем взглянула на часы: «Ого, уже десять!»
А номер был знакомым. «Не колдунья ли ты, баб Шур?», – усмехнулась Аня:

– Здравствуй, Андрей.
– Здравствуй, Анечка. Что-то ты пропала, не звонишь. Где ты сейчас? Я подъеду.
– В деревню Козятники Смоленской области приедешь? Я здесь.
– Куда? Повтори, не слышу…
– Андрей, я далеко.
– Скажи где ты, я приеду.
– У тебя сколько времени? Час-полтора на быстрый секс и лёгкий ланч?
– Ответом было молчание. Вздох…– Что-то случилось?
– Ничего особенного, усы обрываю…
– Усы? У меня нет усов. Аня, я тебя не понимаю…
– А себя понимаешь? Навряд ли, у тебя такой напряжённый график, ответственность за процесс. Как же тебе трудно, милый. Но я не пожалею. Не надо приезжать,  я слишком далеко. Мы друг от друга уже слишком далеко. А на ланч езжай к жене. Приятного аппетита.
      И дала отбой. И отключила телефон. Незаменимых у нас нет.То есть у него.
И нечего цепляться за интрижку, которая к реальности, к жизни уже не имеет никакого отношения. Да, щемит внутри, очень хочется реветь, но истина в том, что давняя, устоявшаяся и потому вполне, как говорят, «приличная» история их отношений с Андреем тоже обманка, фрик. Это не реальность. Да, сначала была любовь. Во всяком случае у неё, но это уже в прошлом. А сейчас их обоих этот вполне современный формат отношений просто устраивает. Это раньше она сначала не знала, что Андрей женат, потом запрещала себе приближаться, чтобы не влезать в женатую историю, не разбивать семью. Страдала и мучилась от ревности. Со временем поняла, что так даже удобно, больше сил и времени остается для работы и карьеры. И согласилась на продолжение, на игру по мужским правилам, на роль подруги, музы, любовницы… А собственную историю слабо сложить?  До тридцатника дожила, а даже влюбиться по-настоящему не смогла себе позволить. Хочешь тёплый дом? Начни с реально тёплых отношений. Признайся для начала, что тебе, самодостаточной и независимой, тяжко  в одиночестве, что в съёмную квартиру вечерами идти не хочется. И праздники ты не любишь, потому что боишься одиночества, гордыня воет.

- О-о-о, начинаются сопли и слюни…Что, клубнички захотелось? Выращивайте свою, Анна Аркадьевна. Потрудитесь, это вам не слоганы сочинять.

Ой, подружка реченька,
Остуди сердеченько…
Покажи мою судьбу:
Близка ли,  далеченька?

     Нюша сидела на лавочке возле окошка и ела клубнику. Медленно поднимала каждую ягодку вверх, разглядывала её с разных сторон. Клубника была бабушкиной гордостью, любимицей и отрадой. Три разных сорта на восьми аккуратных грядках на солнышке, на возвышении, под окном. Слева от грядок – ящик с песком, справа, возле садовой калитки, бочка с перегноем. Куры ходили по двору и подозрительно поглядывали на девочку: тихо сидит, жди беды! Шустрая девица, глаз да глаз! И кивали петуху:

– Сидит, глянь-ка!

      Нюша опасливо поджимала ноги, когда петух косил в её сторону и как-то боком приближался, грозно бормоча. Гусей и петухов она опасалась.

     Нагретые солнцем клубничины  влажно блестели на солнце. Сок стекал по подбородку, по щекам.  Рядом с миской клубники – литровая кружка маслянистого домашнего молока. И глубокая тарелка с мёдом. Такие тарелки в бабушкиной деревне называли блюдцами. Это был её завтрак. Нюша с удовольствием выпила треть кружки молока, съела почти половину миски клубники, несколько ложек мёда.Затем завтрак замедлился. Еды все ещё было много. А сил уже не было совсем.

"Молоко не проблема, есть Василиса, есть Дружок. Клубнику оставить можно. Бабушка сварит компот. А мёд принесла тёть Нина, оставлять нельзя. Обидится. Надо что-то придумать".

   Несколько минут спустя ошалелый от счастья пес, вылакавший почти литр домашнего молока, лежал, растянувшись поперек крыльца, и сладко икал. Кошка Василиса, слишком поздно появившаяся во дворе, могла только облизываться, мрачно-подозрительно разглядывая блаженную физиономию пса. Мед Нюша подмешала курам в жестянку с водой, правда воды в жестянке мало, была она горячей, нагретой солнышком… Куры и петух с пониманием отнеслись к вниманию со стороны приезжей девицы, отведали медовуху, поквохтали одобрительно, да ещё раз отведали… После этого обычно хрипловатый голосом петух вдруг расправил крылья, взлетел на забор и закукарекал высоким фальцетом, выпячивая подбородок и торжествующе оглядывая окрестности. При звуке неожиданно высоких нот куры отпрянули от корыта и замерли, свернув шеи набок. Из дверей выглянула бабушка:

– Нюша-а, у нас тут чей-та маладой петух забежал-та через гарод, ишь, гарланить, оглашенный! Так ты гани яго, внуча. А то передерутся. Наш-та тожа во дворе. Осоловевший «наш-то» при звуке скрипучей двери пошатнулся и едва не свалился с забора в огород.
– Хорошо, бабунь, щас прогоню! Нюша вскочила с крылечка, стараясь загородить жестянку-поилку и остолбеневших возле неё кур. Бабушка вернулась в дом, а Нюша стремглав бросилась к бочке с водой, чтобы разбавить медвяную смесь. Пока тихохонько шла с ведром мимо хаты, поставила его на землю, стала на приступочку, осторожно заглянула в окошко. Бабушка сидела на стареньком продавленном диванчике, вязала крючком и напевала:

Как из дальня-далека
Все бежит-течет река…
Говорлива да чиста,
Не мала, не велика.

  Когда бабушка пела, её лицо молодело, а глаза сияли тихим загадочным светом, голос становился глубже, словно далекая молодость вновь наполняла душу энергией, вытягивала из повседневности, освежала, как вода из маленькой речки, возле которой бабуля жила всю свою жизнь. К реке бежала в молодости, чтобы выплакать обиды, в прохладе желтоватой воды набиралась спокойствия и уверенности, смывала усталость и дневные заботы. И никогда не покидала этих мест.
     "Но разве сейчас так живут? Ни дорог, ни бутиков, ни машин, ни клубов…Один колодец на две улицы! Разве это жизнь?"
   Анне пора было возвращаться в город. Дом нужно продавать, ничего не поделаешь. Чтобы забрать памятные вещи, разбирала коробки и чемоданы, сложенные на лежанке за печкой. Искала связанную бабушкой скатерть. Бабушка когда-то связала её для Нюши, а она не захотела тогда забирать подарок, в общежитие её жалко было везти, решила оставить у бабушки до лучших времён. А потом забыла. Сейчас же вдруг вспомнила, захотелось сохранить энергетику отчего дома, детства, её «бабуни». К этой скатерти прикасались трудолюбивые бабулины руки, старательно вывязывая узоры так, как она их увидела внутренним зрением. Бабушка не умела рассчитывать количество петель, накидов. Она просто смотрела на узор-образец и вязала, без схем, читая его, угадывая-понимая, как вывязать, сколько раз повторить. "Без скатерти не уеду". Раскрыв очередной чемодан, услышала скрип калитки и выглянула в окно:

– Анка, ходи-ка сюды, – послышался голос соседки.
– Здравствуйте, тёть Нина, заходите в дом.
– В хату не пойду, у мяне тёлка во дворе непривязана гуляить, неравён час в гарод забредёть. Тебе када ехать-та?
– Поезд завтра вечером, в 22.30. А сегодня с покупателями встречаюсь. Скоро должны подойти.
– Встречайси, встречайси. А завтра увечери за молоком прийдешь в девять, будить табе парненькое на дорожку, как ты любишь. Тесто я поставила, пирогов напеку, в магазин не ходи, там и хлеба свежего нынче не сышешь.
– Тёть Нина, за молочко спасибо. А больше ничего и не надо, мне ночь ехать, какие пироги?
– А ну-ка, не позорь мяне, Анка. Мы с твоей бабкой-та, с Лизаветой, скольки годочков рядом прожили! Скольки живу, стольки её поминать буду добрым словом. Работяшшая и добрая была, слова худого не скажить. Што ж я её унучку голодную в таку даль отправлю? Ай, йди ты, забярися. Молока надоим, пирогов напечём, проводим… Усё будить по-людски.
– Ну спасибо, тёть Нина, – Аня обняла соседку. – И правда здорово: приеду, буду завтракать вашими пирожками и вас вспоминать.
– Вспоминай, девонька, вспоминай. И свою бабушку помяни добрым словом. Мы тут её часто вспоминаем. Хату-то продаёшь?
– Продаю, пока покупатель есть. Старая хата-то.
– Мы тута все старые, кто осталси…А место хорошее, станция близко, речка рядом…Ты не стесняйси, раз покупатель есь. Своё бери. Пойду я, а за молочком-то приходь.
–- Приду, тёть Нина. Спасибо вам.
* * *
      Бабушкину скатерть Аня нашла под стопкой вещей в очередном чемодане. Скатерть была бережёной, совсем новой, узорчатой, большой, тёплого цвета слоновой кости. Аня обрадовалась, прикоснулась щекой к грубовато-шершавой поверхности и закрыла глаза, вспоминая, как когда-то провожала её бабушка. Неспешно, в несколько дней, с обстоятельным ритуалом пришивания потайного кармашка для денег, сэкономленных ради любимой внучки с маленькой пенсии. С запеканием жёлтой курицы и заворачиванием в отдельные бумажные кулёчки десяти вареных яиц, с обязательной покупкой конфет в станционном магазине, где бабушка подробно рассказывала продавщице, что внучка учится в самой столице, в университете, что учится хорошо и пенсию получает. Слово «стипендия» бабуля так и не смогла запомнить.
     Аня задохнулась от слёз и внезапно осознала, что в этой дальней деревушке зачерпнула ей судьба из старого колодца, из родника и небольшой речушки столько любви и доброты, сколько иному человеку за всю жизнь не собрать.
"Идеалистка…Нет, не о том речь. Да, я не хочу жить в неустроенной, далёкой от цивилизации российской глубинке, но видно до сих пор меряю степень открытости, искренности в отношениях с людьми по этим, деревенским меркам. Может потому и одна до сих пор? По городским-то меркам я не одна. Я по деревенским меркам одна. Вот и думай.
     А может и вправду не продавать дом? И приезжать почаще, купаться в реке детства, освежать мысли и заглядывать  в себя,  чтобы увидеть себя и свою жизнь в ином ракурсе, словно с другой стороны, чтобы изменить то, что ещё можно изменить. Чтобы не просто комфортный и престижный дом создать, а тёплый. Как у бабушки. Чтобы на эту мечту идти и чтобы однажды воплотить её в реальность. Правильно, ей нужны эта речка, этот дом, словно маячок, действительно нужны. А дальше всё сложится, главное, чтобы маячок был ярким и настоящим, без фальши.

 - Как тёть Нина сказала: «Всё будить по-людски». Да, будет, всё будет по-людски, бабуленька моя. И приезжать сюда нужно,  возвращаться к себе настоящей, именно сюда, где так легко  и просто дышится, где осталась бабушкина могилка. За ней-то кто будет ухаживать? Соседка?

   Аня застыла, поражённая тем, что эта мысль раньше не приходила ей в голову. О доме думала,  о любви, о работе, а о бабушкиной могилке, о своём долге перед ней – не задумывалась. Сколько же можно потерять, если подменять ценности, жить иллюзиями, обманываться и обманывать! Вот он, ключик: жить реальностью, а не иллюзией, уметь вовремя отличать одно от другого. Родная моя бабуля, спасибо тебе за этот ключик, за то, что научила меня пить живую воду и очищать воду в роднике, а мысли в голове от мусора. Я к нашему родничку и своих детей приведу, чтобы научить их этому же, чтобы о тебе рассказать. Обязательно приведу. Обещаю.
   Выглянув в окошко, увидела, что к бабушкиному дому подходят средних лет мужчина и женщина. Вероятно покупатели.
         Точнее, теперь уже и не покупатели вовсе. Ей придётся приложить максимум усилий, объясняя людям, что дом старый и непростой, что нужно сначала оглядеться, а потому лучше арендовать его на лето, ухаживать за ним, присматриваться к месту, к людям. А не согласятся, – так тоже не беда. Чаще буду приезжать…

Аня огляделась:
        – Дом, слышишь меня? Помогай! Бабуня, родная, не оставь. Видишь, как я не хочу тебя и дом наш оставлять. Нельзя нам друг без друга.
А во дворе глухо стукнула калитка.


 

* * *