Пресуппозиция

Вслед за модернистами, тщательно осваивавшими субъективное время и временные отношения человека, проблема детства — ключевая в романе Иен Рассел Макьюэна «Дитя во времени». Таинственно исчезнувшая Кейт продолжает существовать в родительской памяти, словно дитя, потерявшееся во времени. Образ утраченного ребенка и утраченного детства становится метафорой романа. Читатель и сами герои никогда не узнают, что именно произошло с Кейт. Если бы смерть ребенка стояла на переднем плане, то стало бы невозможным транспонировать основной мотив романа — поиски ребенка в себе. Поиск Стивеном дочери есть и поиски детской сущности внутри себя. Время навсегда стирает из памяти «детскую душу», рожденную когда-то в каждом человеке. Становление и взросление не проходит без утраты детского мировидения,  непосредственности и наивности. По сути, все герои романа являются «детьми во времени».
Особенностью эпизода «путешествия во времени» и последовавших за ним событий является открытость для множественных интерпретаций — в том смысле, что в процессе анализа вычленяется несколько возможных истолкований этого путешествия.
Первый путь — трактовка эпизода как фантастического. Несомненно, что здесь присутствует элемент необъяснимого, недоступного обыденному сознанию, трудно представимого: каким образом герой мог оказаться в другом времени? Событие иррационально, знаний Стивена не хватает для его объяснения. Предполагается возможность научного объяснения от физика Тельма: в мире, который все больше понимается квантовым, в котором отсутствуют причинно-следственные связи, а вероятности порождают множественность параллельных миров, то, что случилось со Стивеном, допустимо. При этом фантастическое не растворяется: Тельма, тем не менее, считает, что только наукой произошедшее объяснить нельзя.
Отрывок может быть истолкован и как описание действия измененного сознания, когда важнейшим двигателем процесса становится воображение, а человек способен переместиться (пусть и мысленно) в другое пространство/время. Можно предположить, что все случившееся с детским писателем игра его фантазии. Но пребывая «не в своем времени», Стивен ощущает странную знакомость переживаемой ситуации. Его подсознание подсказывает, что в этом месте заложены потенции его будущей жизни. Воспоминания о прошлом воплощении обладают качеством реальности. Очевидно, что мистическое предполагает доминирование иррационального над логическим. В связи с этим Е.С. Веденкова (Веденкова Е.С. Темпоральный дискурс в романе И. Макьюэна «Дитя во времени» - дис. к. ф. н. - Воронеж - 2012 - С. 16) заключает, что мы имеем дело с иррациональным в значении «иррациональное-само-по-себе» - что в принципе не познаваемо никем и никогда. А это значит, что элемент фантастического снова возвращает свои права. Текст романа Макьюэна при пристальном прочтении, если применить метафору У. Эко, представляет собой лес, выйти из которого невозможно. Мистический и научный пути интерпретации опытов времени исключают друг друга, а их сопряжение способно открыть истинную картину вещей. Сознание, по автору, представляет собой мост между логическим и интуитивно-психологическим, и шире — между рациональным и иррациональным. Роман «Дитя во времени», являя собой эстетическую рефлексию сложной проблематики, демонстрирует возможности сочетания в одном художественном пространстве кажущихся взаимоисключающими способов постижения мира и человека.
Между прочим, эвристическая интуиция с точки зрения своей динамики иррациональна, поскольку механизм интуитивного решения проблемы не сводится к цепочке последовательных и контролируемых шагов логического рассуждения. Интуиция отражает познаваемый предмет целиком, позволяет «схватить» вещь в ее сущности. В интуиции постигается изменчивость, текучесть действительности, тогда как в общих понятиях рассудочного знания мыслятся лишь неподвижные, общие состояния вещей.
Время первых пяти глав романа, забегающее вперед и возвращающееся назад, образует свой собственный «пульсирующий» темп. Нарративное время во второй части романа разворачивается линейно, и в это время укладывается огромное количество событий настоящего времени персонажа. Повествователь словно переключает скорость, чтобы почувствовать «сейчас». Мы переходим из недвижного времени утрат к быстро движущемуся времени ожидания какого-то события, времени обретения. Это время, порождающее перемены: время смены обстоятельств и развития личности главного героя. Ретардации (от лат. retardatio — замедление, литературный прием приостановления повествовательного времени за счет отсутствия действия) помогают запечатлеть сюжет — пейзажные и урбанистические зарисовки (Лондон, образы природы), описания вещного мира, портреты, философствования, комментирующий экскурс в эпоху.

Интересно, что современная лингвистика, не отставая от актуальных тенденций развития наук в мире, обнаруживает все большую «склонность» к синтезу подходов в исследовании языковых феноменов. Сегодня дискурс подвергается рассмотрению через призму составляющих когнитивно-дискурсивной парадигмы Е.С. Кубряковой.
У М.Н. Мостовой (Мостовая М.Н. Пресуппозитивные особенности презентации «универсального» и «национального» в художественном дискурсе - дис. к. ф. н. - Кемерово - 2011) не вызывает сомнения, что язык - культуроносное отличие нации. На материале произведения немецкоязычного автора, лауреата Нобелевской премии по литературе Г. Грасса «Ein-weites Feld», включающего в себя пять книг и тридцать шесть глав, доказано, что «универсальное» и «национальное» являются важными категориями формирования пресуппозитивной базы знаний (ПБЗ) художественного дискурса. Они проявляются на всех трех уровнях ее репрезентации в произведении и составляют его сложный и неоднозначный параметр — художественный смысл, на дешифровку которого направлена пресуппозиция, особая единица организации дискурсивного взаимодействия. Под универсальным компонентом ПБЗ подразумеваются широкодоступные для понимания представителями-читателями иного языка-культуры векторы организации дискурсивного взаимодействия. К специфическим параметрам относится проявление в дискурсе особенностей национального лингвального комплекса знаний. К примеру, одним из маркеров специфически «русского» в романе «Братья Карамазовы» является распевная, напоминающая причитания речь носителей православного народного сознания. Частое употребление слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами отражает особое любовное отношение христианина к миру и людям. А одним из ведущих концептов немецкой ментальности является «экономность», в одних случаях граничащая с жадностью, в других приводящая к эффективности, целесообразности. О.В. Кореневская (Кореневская О.В. Репрезентация русского мира в немецких переводах романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» - дис. к. ф. н. - Томск - 2011) констатирует, что все немецкие переводы демонстрируют акцентирование внимания на идейно-аксиологических аспектах православной картины мира романа.