Она успокаивает...

Признание. Признание…
Прохладные струи воды текут по лицу и капают в белую натертую до блеска раковину, в которую можно смотреться, как в зеркало. Только само зеркало, приделанное к дверце шкафчика над ней, нисколько не привлекает. Капли стекают по щекам, останавливаясь на миг в отросшей щетине, но в итоге неотвратимо падают вниз.
Откуда-то находятся силы, чтобы закрыть воду, хлещущую из крана. Несколько томительных секунд ожидания прежде, чем поднять глаза и лицезреть метаморфозы, отличающие тебя вчерашнего от тебя сегодняшнего. Это порой бывает болезненно, но необходимо. Просто закрой глаза и сделай глубокий вдох, словно ты готовишься напугать собственное отражение. Но только выдох должен быть медленным и размеренным, похожим на освежающий зимний ветерок, дующий откуда-то из Арктики.
Глаза почему-то нисколько не удивились. Правда, это не их забота, а дело мозга. Впрочем, как и описание увиденного. Сухие покрасневшие воспаленные глаза, которые, скорее всего не слышали о сне последние дня 3-4 или же пережили 3-4 бессонные ночи за монитором компьютера. Сухие обветренные губы, которые с трудом пытается увлажнить шершавый не менее сухой язык. Волосы спутаны, но всего лишь одного приглаживания ладонью достаточно, чтобы придать им божеский вид.
Ни тени сомнения, волнения или смущения. Возможно легкое недопонимание, но это обычное дело, особенно, рано утром, когда начинает включаться память и мозговая деятельность в целом. Руки уперты в раковину так, что ее можно наклонять вправо-влево. Даже слышен хруст трущейся раковины о кафельную стенку.
Голова пуста, но свободны ощущения. Ты вопрошаешь у своего отражения, но оно остается перед тобой с таким же тупым, ничего не выражающим высокомерием. Ты настолько застенчив, что не осмеливаешься у него спросить подсказки, потому что стесняешься показать свою неосведомленность или же вызвать его гнев. Сердце выдает лишних два стука, не попадающих в ритм. Ты хватаешься левой рукой за левую часть груди, но не оставляешь попыток отгадать ответ. Затем хватка твоя ослабевает, это был ложный сигнал.
Ты сразу представляешь, что в ванной у тебя могут лежать черные мешки с расчлененными трупами, а перед тобой на гвозде может висеть окровавленная бензопила, а в голове иметься идеальное знание человеческой анатомии, словно ты Декстер Морган. Да и фактура внешности вполне подходящая, но ты бы не заметил и всей этой красочной картины, при этом ты бы, скорее всего, убедил любопытных соседей (если бы они внезапно нагрянули на чашечку чая), что это не твое, как и квартира, которую ты снимаешь вот уже 6 лет, а соседи видят его каждый день. Это не так, это был лишь долговременный мираж, вызванный неисправностью газового оборудования в вашем дворе, дорогие соседи.
Но внутреннее беспокойство, оставшееся еще со вчерашнего дня, нисколько не ослабло, оно сжимает внутренности своей крепкой хваткой. Смотреть на себя в зеркало уже осточертело, хочется сменить обстановку. Полотенце также уныло висит на вешалке около двери рядом с выключателем. Ты даже не удосужился бросить на него взгляд. Да и зачем? Ведь хочется насладиться всей свежестью утреннего туалета, пусть вода сама погибнет от температуры 36,6. Однако ноги пока еще не хотят слушаться, зацепившись за махровый бело-синий коврик, ты летишь к дверному косяку и цепляешься в него, что есть силы, оставляя кусочки ногтей в лакированной древесине. Превозмогая острую боль, ты подтягиваешься свободной рукой, выхватив куски обоев с внешней стены, мечтая о ногтях-ножах, доступных только старине Фредди и только в твоих кошмарах.
Как ни странно дыхание нисколько не сбилось, наоборот, легкие даже прочистились, забирают в себя еще больше воздуха. Правда, теперь сырость от ванной осталась не только на ладонях, но и перекочевала вверх по локтю до подмышки, но она нисколько не смущала, ведь в своем доме можно делать все, что захочется, а гостей сегодня явно не предвиделось, впрочем, как и в прошедшие дни.
До комнаты было несколько шагов. Надо одеться, чтобы выглядеть более-менее прилично, внутреннее чувство эстетики даже под пытками не предашь. После происшествия в ванной комнате ноги стали послушными, могли передвигаться строго прямо, и не надо было прилагать лишних усилий для балансирования в пространстве.
Ты обогнул бело-бежевый диван, перед которым расположился прозрачный журнальный столик с открытым журналом на странице телевизионной программы, пестревшей от объявлений по краям каждой из страниц. За ним на широкой тумбе стоял черный плазменный телевизор с диагональю никак не меньше метра. Рядом с ним уютно примостилась ваза с цветами и карликовым бамбуком. По всей видимости, все было бутафорией.
Лишь войдя в дверной проем, ты повернул голову в сторону высокого небольшого столика на тонких ножках из клена, стоящего перед входом в твою комнату. На нем примостился плюшевый медвежонок с растопыренными лапками, которые призывали к теплым объятиям, в красном вязаном свитерке, с вышитой на его мордочке улыбкой и глазами-пуговицами. Этот трогательный зверек был свидетелем всех перипетий его жизни, начиная с далекого детства, оставаясь немым и по-прежнему искренним.
Ты смотришь на него, наполняясь воспоминаниями, временно рассеивающими туман памяти, но он снова сгущается, потому что даже тот, кто подарил тебе его, уже забыл свою роль, которую играл когда-то в твоей жизни. А твои воспоминания лишь кучка пыли, видимая на свету твоего воображения, qui ne valent rien. Поэтому задерживать долее в дверном проеме нет смысла.
Ты входишь в свое царство, свое убежище и свой приют. Стены наводнены плакатами различных фильмов, поверх которых приделаны полки с различными фигурками кинозлодеев, супергероев различных комиксов, фигурок звездных и космических саг, включая «Звездные войны» и «Стар трек». Лишь стена над твоим письменным столом не завешана полками. На ней красуется плакат в полстены, который то ли похож на кельтский крест, то ли на подпись хитроумного серийного убийцы по прозвищу Зодиак. В твоем сознании это лишь недоделанный компас или циферблат.
Внутри вновь стянуло внутренности, что ты с неприкрытым отвращением плюхнулся на край кровати, застеленной белой простыней. Надо было меньше уделять время миру кино, меньше влезать в него, меньше брать оттуда метафор для своей жизни, меньше уподобляться ему. Или все дело в элементарной усталости духа, когда и к себе относишься равнодушно, если верить Ницше? Или же нагляднее будет вспомнить самого первого Скайуокера, у которого не нашлось ни друзей, ни наставников, чтобы помочь ему вернуть душевное спокойствие. Где же твоя Падме сейчас?
Первой на моральную усталость откликнулась правая, которая просто безжизненно повисла на коленке, а потом сползла на белую простыню. Затем ты весь лег на кровать, смотря в потолок пустыми глазами, перед которыми только ползли прозрачные пятна, напоминавшие амеб, которые можно было увидеть только под микроскопом. Внутри постепенно наступил покой и умиротворение, правда, внезапно стало достаточно прохладно, хотя комната была освещена лучами солнца – сегодня будет никак не меньше 20 градусов снаружи.
Ты подобрал ноги с пола и забрался всем телом на кровать, добравшись головой до мягких подушек. Затем сложил руки на груди и потер озябшие плечи, по телу пробежала дрожь, смешиваясь с пощипыванием, отдававшим эхом во всей пустоте твоего тела, похожего на футляр из-под скрипки. Хотелось согреться. В позе зародыша стало чуть потеплее, ты обхватил руками щиколотки и перевернулся на правый бок. На тебя серьезно с пониманием смотрела фигурка мастера Йоды, правда, на этот раз он тебе не будет давать никаких уроков, теперь ты сам по себе. Теперь твоя жалость к себе будет твоим истинным наставником, внемли ей, окунись в нее.
Затем ты посмотрел в пустое пространство под столом, где в тени прятался сабвуфер и кейс с дисками, твое единственное богатство. Только небольшое неудобство доставляла оставшаяся влажность, которая тянулась шлейфом за ним из ванной, только теперь она сконцентрировалась под ним, словно обволакивала его целиком. Она не была холодной, она была теплее окружающего воздуха, она успокаивала…