Вот осень 6

6.

Раньше, наверно. В подвале обитала развесёлая молодежная группировка, щедро расписавшая стены всевозможными цитатами и выражениями, умными и не очень, и это оказалось всё же лучше, чем ничего. Кэтрин осторожно спускалась по крутой лестнице, а Ромес бережно поддерживал её за локоть.

- Кэтрин, расскажи мне всё, что ты знаешь о сенталарах, - попросил Ромес.

- О ком? О сенталарах? Хм, знаешь, я вспомнила детство. Мне бабушка на ночь рассказывала сказки про прекрасных принцесс, отважных рыцарей, огнедышащих драконов… И про сенталаров – мифических животных. Они были сами по себе, ничего общего по происхождению с людьми и животными не имели. Похожи то ли на громадных кошек, то ли на собак, - чёрные звери. Очень умные и добрые. Они жили в мире с людьми и обладали знанием, во многом превосходящем знания людей. А потом они исчезли. Поскольку учёные – археологи там всякие – не нашли ровным счётом ничего, что подтвердило бы сказки и легенды, значит, сенталаров на самом деле не было, как и всех этих драконов…

- Хорошо, - сказал Ромес. – Теперь сюда, пожалуйста. Здесь осторожнее – из стены торчит металлический прут, не наткнись.

Кэтрин увидела впереди свет и задула свечу. Ромес сделал то же. Они вошли в маленькую комнатку с бедной обстановкой, но чистую. На грубо сколоченном столе стояли две керосиновые лампы, дававшие достаточно света, чтобы разогнать тьму, заложив по углам уютные тени. На обшарпанных стенах висели странные картины, притягивающие взгляд и зовущие разум в таинственную глубину – в морское царство, легендарные дремучие леса, инопланетные малопонятные, но поразительные пейзажи.

- Кто это рисовал? – спросила поражённая Кэтрин.

- Не знаю. Разные люди в разных мирах. Ну, здравствуй, миленькая! – эти слова относились явно не к Кэтрин.

И только тут девушка заметила, что, кроме них, в комнате находится ещё одно живое существо. Кэтрин отпрянула, когда мимо неё пронеслось нечто, обдав ветром, и прыгнуло на Ромеса. Сначала ей показалось, что на её друга бросилась огромная пантера, чтоб разорвать на мелкие клочки. И Кэтрин уже раскрыла было рот, чтоб закричать, позвать на помощь, но вовремя спохватилась, увидев, как Ромес нежно обнимает чёрное животное, что-то шепча ему на ухо и поглаживая по голове.

- Ну вот, познакомьтесь. Паукашечка, это мой хороший друг – Кэтрин. Кэтрин, это та, которую тебе так хотелось увидеть, моё любимое существо – сенталарка Леди Паукашка.

Кэтрин, всё ещё забывая закрыть рот, машинально протянула руку для знакомства. И сенталарка мягко пожала её в ответ.

- Ты первый человек, которому Ром меня показал,  - сказала сенталарка. – Значит, он тебе безгранично доверяет.

- Очень приятно. – Кэтрин всё ещё не пришла в себя.

- Ром, ты как раз вовремя. Чай уже готов и ещё не остыл. Кэтрин, будешь чай? А может, хочешь сока? Садись, будь как дома! – Ромес опустил громадную кошечку на пол, и она начала носиться по комнате, заглядывая в глаза Кэтрин и интересуясь её вкусами.
 
Вмиг на столе оказался мятый чайник, выпускающий пар из носика, вазочка с пирожными, банка джема, чашки, блюдца, ещё что-то… Наконец, Леди Паукашка угомонилась и уселась на лежанку из досок, на которую была набросана куча старых, хотя и чистых тряпок и которая служила, видимо, постелью. Там лежали потрёпанные книги, чтением которых, судя по её виду, развлекалась сенталарка. И это окончательно поразило Кэтрин. Сенталарка занялась толстой книгой, держа её в лапах и переворачивая страницы хвостом, временами заинтересованно поглядывая на гостью. Кэтрин совсем растерялась, но тут Ромес предложил ей стул и пригласил к столу.

- Паукашечка, у меня для тебя кое-что есть, - Ромес полез в карман.

Книга моментально была забыта, и Паукашка выжидательно смотрела на Ромеса снизу вверх.

- Вот, - он дал ей шоколадку.

- О! – восхитилась Паукашка и с гостинцем прыгнула обратно на лежанку.

- Значит, здесь ты живёшь… - протянула Кэтрин.

- Не похоже на храм божества, да? – Ромес налил Кэтрин чаю и подвинул вазочку с пирожными.

- Если бы я знала, я бы тебя пригласила жить к себе. Переходи, а?

- Вряд ли это будет удобно. Паукашка…

- Вместе с ней, конечно!

- Нет. Спасибо, но нам и здесь хорошо. Ты у неё спроси, у неё ведь тоже есть право голоса. Выглядит, как животное, думает, как человек. Паукашечка!

- Что?

- Ты хотела бы перейти отсюда?

- Куда?

- Вот к Кэтрин на квартиру.

- Это здесь. В городе?

- Да. Или в другом городе.

- Не хочу. Я хочу в лес. Я не люблю город.

- Я тоже, Паукашечка. Ничего, когда-нибудь мы с тобой вернёмся в лес.

- Вот будет хорошо! А мы сегодня пойдём гулять?

- Конечно. Только попозже. Вот видишь, Кэтрин. Нам здесь хорошо. Нас никто не трогает, и никто не знает, что мы здесь живём. По ночам мы гуляем.

- Ты раньше жил в лесу? – спросила Кэтрин.

- Да. Но пришлось уйти. Были причины.

- И ты собираешься вернуться обратно?

- Хотел бы, но в твоём мире вряд ли это возможно. Слишком много людей. Найду другой мир.

- Ты в силах взять с собой Леди?

- И я возьму её.

- А меня?

- Я мог бы, но… Ты – дитя своего мира, мира людей и городов. Тебе там будет плохо.

- Но ты предупредишь, если соберёшься уходить?

- Лично тебя. Пей чай, угощайся.

- Спасибо. А где ты взял сенталарку?

- Нашёл в лесу. Расскажу как-нибудь потом. Я не умею учить кое-каким вещам – я сам хотел бы научиться отличать добро от зла. Они ведь всегда рядом. И я боюсь, что неправильно научу Паукашку. Поэтому приходится искать для неё книги, чтоб она сама пробовала разобраться. Ей нравится читать.

- Это ты её научил?

- Да. Учить её – одно удовольствие! Ей интересно, и мне с ней интересно. Так вот мы и живём.

- Вдвоём. И никто вам не нужен…

- …Пока? Вспоминаешь песенку?

Они посидели ещё немного, непринуждённо беседуя и переходя от одной темы к другой; Паукашка тем временем прикончила плитку шоколада, а когда это случилось, она посидела в глубокой задумчивости, решая, стоит ли прерывать беседу людей и, наконец, решила, что стоит.

- Гулять, - сказала она, подскакивая к Ромесу и опуская передние лапы ему на колени. – Гулять, гулять!

- Идём-идём, Паукашечка, – Ромес взглянул на Кэтрин и пожал плечами: - Видишь, это юное создание намерено подышать свежим ночным… Впрочем, какой тут свежий воздух!..

Керосиновые лампы были потушены, и вновь зажжены свечи, и Кэтрин, Ромес и Паукашка выбрались из подвала. Кэтрин понимала и сочувствовала Паукашке – сама она вряд ли смогла бы днями просиживать в крошечной комнатушке, в которой даже нет окон, при свете керосиновых ламп (и где они их вообще раздобыли?..)

Паукашка с удовольствием носилась взад-вперёд по улицам, с наслаждением касаясь горячими подушечками лап остывшего после дождя асфальта. Кэтрин и Ромес неторопливо прогуливались по ночному городу, а Паукашка чёрной тенью поджидала их за углами и водосточными трубами и пугала, неожиданно выскакивая почти из-под ног, и тут же мчалась дальше.

- Да, ты так и не сказал, что выяснилось при твоём обследовании, - вспомнила Кэтрин. – Это тебе ещё не понравилось.

- Ха, исследуя кровь, они долго не могли  определить, что это за жидкость и где они её взяли.
 - А что там такое?

- Там был яд. Они так и не поняли, какой именно, но он в ничтожных концентрациях убийственно действует на любой живой организм. На растения, на животных… И они очень испугались, когда пришли к выводу, что это всё же моя кровь.

- Это всё из-за того паука?

- Из-за него. Не знаю, что мне теперь делать. Думаю, это скоро как-то пройдёт. Посмотрим. Я справлюсь с этим в ближайшее время. Здесь я умею восстанавливаться. Но меня ещё поисследуют.

От дуновения ночного ветерка Кэтрин поёжилась.

- А вот теперь ты точно замёрзла. И поздно уже. По-моему, ты хочешь очутиться в тепле и заснуть. Я прав? Хочешь, мы с Паукашкой тебя проводим до самого дома?

Разумеется, Кэтрин ничего не имела против. Они договорились встретиться и на следующий вечер…

Всё было прекрасно. Кэтрин казалось, что она знает Ромеса сто лет, что это – самый близкий на свете человек, которому можно рассказывать всё, что случилось, все свои мысли, спрашивать совета в любом деле, в любой ситуации. Он выслушает и поймёт. Прекрасный человек, брат по духу, великолепный психолог. Сам Ромес даже не подозревал, что может дать предлог для таких измышлений. Кэтрин он стал нужен, как наркотик. Когда она видела его, всё вокруг словно озарялось солнечным светом. Рядом с Ромесом у Кэтрин никогда не было плохого настроения. Она радовалась, что на свете есть такой человек, как Ромес. Но была ли это любовь? Нет. Возможно, пока нет. Огромный интерес, поглощающий всё вокруг и преображающий восприятие. Ромес для Кэтрин стал как бы призмой, сквозь которую она смотрела на мир и видела его теперь почти таким, каким видел Ромес. Это было ужасно занимательно. У Кэтрин появился подлинный интерес и вкус к жизни, которого она никогда прежде не знала. Ромес стал её кумиром, её персональным богом. И вряд ли она видела в нём простого представителя рода человеческого.

Ромеса это настроение Кэтрин устраивало отчасти. Это всё значило, что Кэтрин может встретить приличного человека и по-настоящему полюбить его. Это хорошо. Но Ромес по природе своей не был властелином мира и повелителем народов. Ему не нравилось, что ему поклоняются. Он пытался выразить это путём тонких намёков, но Кэтрин отказывалась понимать. И в конце концов Ромес смирился со своим положением. Он мог бы сказать прямо, но не хотел обижать Кэтрин, которая боготворила его от чистого сердца. Он понимал её чувства, представляя себя на её месте. Сейчас у Кэтрин в душе весна; пройдёт время, настанет лето, а там – осень и зима. Всё пройдёт. Если только весна не будет вечной, что отнюдь не исключено.

Настроение, если честно, и у Ромеса было радужным. В боях он не выступал, людей не калечил и был почти доволен жизнью. Его радовали успехи Паукашки в познании окружающего мира.

- Смотри! – воскликнула однажды она, поражённая сделанным открытием. – Здесь написано, что всё вокруг притягивается друг к другу! Есть такая сила! Это же так интересно! Планеты притягиваются к звёздам, а я – к планетам, да? Муха притягивается к варенью… Всё относительно… Может, варенье притягивается к мухе?

Если бы Паукашка была первооткрывателем, несомненно, она сделала бы умопомрачительные открытия и выводы.

Но солнце не может светить вечно. Как-то раз Ромес провожал Кэтрин. Паукашка отсиживалась дома, а точнее – отсыпалась, начитавшись каких-то старых журналов, подшивку которых Ромес нашёл в укромном уголке подвала.

- Ромчик, ты даже не представляешь, какой ты хороший! – заявила Кэтрин.

«Ну вот, опять я хороший», - подумал Ромес. А раз все так считают, может, и вправду он хороший? И не исключено, что именно с этого начинается мания величия.

- Ты рядом, и мне кажется, что это всё – чудесный сон, - говорила Кэтрин. – Я сплю, и мне так хорошо, приятно и спокойно!..

- В таком случае, красавица, мы здесь для того, чтобы тебя разбудить! – из подворотни выступили люди в одинаковых серых куртках с глубокими капюшонами, бросающими густые тени на лица их владельцев. Один из них шагнул вперёд, и Кэтрин узнала в нём «грязного-белого-мятого».

- Сожалею, красавица, но у этой сказки будет несчастливый конец, - ухмыльнулся он. – Этот красивый мальчик не достанется ни одной представительнице прекрасного пола, кроме разве что вечной невесты в белом саване и с косой. Понимаешь, лапочка, что я имею в виду? Ты умная, понимаешь…

Ромес вышел вперёд, закрывая Кэтрин.

- Ты, крыса, что тебе надо?!

- Ну, зачем же так грубо? Не надо так грубо, не надо… Слишком уж хорошо себя чувствуешь, Рейн Раут… В нашей стране нежелательно себя так чувствовать… Нужно помочь тебе отречься от этого заблуждения, дорогой мой… Поэтому ты пойдёшь с нами.

- Нет!

- Пойдёшь, пойдёшь… - Шеф Ромеса говорил тихо, почти ласково. – Только не надо шуметь, привлекать внимание, не надо, понимаешь?.. Спокойно, милый, спокойно… Разве я когда-нибудь хотел, чтобы моему лучшему бойцу и хорошему мальчику было плохо? Разве я допущу это, а? Не надо сопротивляться, кричать, драться. Всё будет тихо, правда? Ну вот, хороший, хороший. Молодец, умница… Мы разойдёмся полюбовно… - с этими словами шеф медленно приближался к Ромесу, успокаивая, убаюкивая его голосом, протягивая руку…

Но Ромес на эти уловки не купился. Таким людям, как «грязный-белый-мятый», ласка несвойственна.

- Пойдём, пойдём с нами, Рейн, и всё будет хорошо…

- Я тебе не верю.

- Почему? Я же тебе ничего не сделаю…

- Оставь меня в покое.

- Значит, так? Ладно. Хорошо. Ребята, взять его!

Ромес так просто сдаваться не собирался. И никто бы его не взял, если бы не предательский удар цепью по голове.

Кэтрин с ужасом смотрела на распростёртое у её ног тело того, кто стал для неё центром Вселенной.

- Что же ты так испугалась? – нежно улыбнулся ей шеф. – Не беспокойся, мои мальчики работают чисто. Что, кровь у него в волосах? Ерунда! Он жив, уверяю тебя. Для него приготовили другую смерть. О, уже поздно! Извини, нас ждут великие дела…

В назидание Кэтрин всего-навсего избили – легко, она даже смогла самостоятельно добраться домой. Про Ромеса она больше ничего не слышала.

…Сознание возвращалось медленно. Ужасно болела голова; боль пульсировала в горячих глазах в темноте красными, зелёными, жёлтыми искрами, кругами и вспышками. Потеряно чувство времени. Ромес открыл глаза. Было темно, хотя он смог различить некоторые предметы – стол, стул… Ромес лежал на животе – видимо, не меняя положения тела после того, как его сюда бросили. Он был один в тёмной комнате. По интуитивному чувству одиночества, по уже знакомому запаху запустения он понял, где находится. Он здесь был однажды; тогда его укусил ядовитый паук. Тогда его тоже хотели убить, но не получилось. Что ж, это удастся во второй раз. Ромес поднялся, рассудив, что лежать на холодном полу бессмысленно. Дверь в тёмной комнате была, естественно, заперта. Единственная дверь… Окна – какие могут быть окна в помещении глубоко под землёй? Ромес сел за стол и опустил голову на руки. Ничего не хотелось.

Что-то подозрительно шуршало. Ромес открыл глаза. Оказывается, он задремал. А всё-таки, что тут могло шуршать? Ведь звук не почудился. Мышей, крыс здесь нет, это точно. Тогда что? Опять пауки? Это уж слишком!

Как это ни прискорбно, предположение оказалось правильным. Из мрака выступил огромный чёрный паук на мощных мохнатых ногах. Блестели его бусинки-глаза, ничего не выражающие и оттого жуткие. Он сжался, подобрав ноги, и Ромес понял, что паук сейчас прыгнет. И Ромесу стало страшно. Он едва успел поднять руку, чтобы защитить лицо – паук бросился на него, и последнее, что он помнил, - жгучая боль в руке…

…Он находился в Междумирье, одинокий и свободный. Свободный? Пожалуй, нет. Он не мог бросить Паукашку на произвол судьбы, и он за ней вернётся.

А интересно, что там дома?.. Хотелось бы туда попасть, но потом всё равно придётся уходить, а это не очень-то приятно. Так что с этим лучше подождать. Хотя дома волнуются. Кажется, они так до конца и не поверили, что если там, у них, он погибнет, то всё равно сможет вернуться.

Так нехорошо тогда получилось… И ему уже расхотелось уходить из дома в Миры. Такой нелепый, по-настоящему несчастный случай… Ромес помнил только убийственную боль. Мама тогда так плакала на похоронах, отец стоял, как громом поражённый, Ник застыл с ужасом в глазах… Его семья – отец, женщина, которая стала ему настоящей матерью, брат, сестра… Сестра. Только Мика по-настоящему поверила, что Ромес умер только там, у них, но на самом деле он где-то есть. И ей было намного легче. Жаль, что они увидели то, что от него осталось там, и это уж никак не способствовало укреплению их веры в возможности Ромеса. Да, неплохо было бы как-нибудь сообщить, что он жив, почти здоров и чувствует себя отчасти прекрасно, вот только рука болит. Не возвращаться же ради сообщения!.. Ромес уселся в неопределённости, которую представляло собой данное Междумирье, и задумался. И нашёл выход. Это оказалось просто – легче, чем написать письмо или объясниться условными знаками.