Вне больницы

И снова мной одолеваешь ты,
                и снова я сижу один,
       не зная слов и лучше темы, куда загнать тебя, убить,
от слабости я убегаю;
Я не могу разгладить фото, твоих вибрирующих лиц,
    в зубах наш страх меня порвал,
                ты превращаешься в орла,
ты забираешь мои мысли, песок морщин
                меня сподвиг убить,
 себя, и всё, чего не вижу, боюсь, и слабостью пускаю прочь,
                я не могу пока себе помочь.

Твой взгляд – моя фантазия, желаю обладать желанием;
Кристальный берег отвлекает от любви,
 не думать и расслабиться, я не желаю продолжать так жить;
   хочу искать и искажаться, по веткам проноситься ветром,
 скользя свободой, заражаться, не быть угаданным другим,
забыть тебя и отпустить, и разгораясь, улыбаться,
           в мозгах потресканного сердца быть.

Мне сейчас ничего не интересно;
  Я познаю мир, вовлечённый в мои фантазии, и
           собственное желание отыскать себя, и убить.

Жизнь сложно контролировать, в силу её несуществования.
Не думая я делаю то, о чём боялся и подумать.
Я всегда тянусь к своей матери, метафорически.

Чего стоит этот момент?     Куда он уходит?
Почему он никогда не возвращается?
Он так тягуч и сладок, когда позволяет себя заметить.
Почему?
(Мне нужно сделать мир таким, в котором мне хотелось бы жить.)
История строится на общем непонимании и растерянности,
сдержанных, решительных и бесстрашных личностных порывах, желаниях изменить скуку времени определённого места. Интерес к себе привлекают единичные, смелые, доступные, чувственные личности; в плохих случаях – убийцы и роботы выгодного рыночного капитала, накопители своего собственного алчного страха.
Люди – Боги, вырубленные из камня, образы улыбки и варианты человеческой жизни в её самых экстремально-моральных проявлениях. Их злоба и отчаяние; скрытая слабость и признание бессмысленности человеческой жизни, рождают образ мгновения, яркие вспышки индивидуальности и свободы, на грани наказания;
Их существование, которое врезается, подобно лезвию, в потерянные умы общественного конвейера отупения;
Сила свободной личности меняет историю обыденного порядка, трансформируя застоявшийся прогресс, и указывает в сторону, противоположную вышитой логике, умело подхватывая и играя желаниями, рвущегося к новым удивлениям, поколения.

Юный преступник системы, как чисты твои законы;
ты не хочешь поддаваться иллюзионной магии картонных коробок, наполненных людьми и их лабиринтами.
Это фальшивая манера поведения – не замечать свою тюремную, гниющую, убогую, самооправдывающуюся, ненужную себе жизнь.
Ты здесь не для этого пополнения числа завуалировано- страдающих зомби; и ты это докажешь себе, и остальным.
Воплотишь.
Но жизнь очень сильно ломает, особенно, когда ты один.
Ломает именно этот самый верный и чистый голос правды; но он уже достаточно набрался сил для борьбы. Но это не физический катарсис, не повреждение физики. Это скорее противостояние себе внутри, дружбой разделяя разноплановые действия желаний души. Юный преступник системы, продолжай, и ты будешь не один.
Чудо…

Я так много о нём слышал,
                видел,
                чувствовал,
                радовался ему;
Ассоциации сгущаются в общее
                забывание всех моментов, ищущих вопросы.
Всё новое не поддаётся вопросу; оно прекрасно
                и без его надоедливого интереса.
Обусловленность вспышки в её уникальной и чистой реакции на пустоты бесцельно-воющего мира.
Тело не выдерживает и распадается. Незаметно, за день, но ощутимо после долгой разлуки. Некогда сильные и стойкие мышцы, не думавшие об усталости, с периодичностью в каждый новый экстремальный, революционный порыв, оказываются в состоянии выбора разрушения своей энергии.
Голос боли звучит всё громче, но уже не так слышен и ощутим;
Ты понимаешь танец жирафов под заразными крысиными шагами;
Ты растерян до невозможности, тихо наблюдая за своей
плотью; если разорвёшь открытую рану, оттуда вырвутся в воздушные просторы, неизбежные загноившиеся идеи, и ты умрёшь.



Вечер…. Ты один, после очередного дня эксцесса и инцеста.

Бледно-зелёный цвет твоей комнаты меняется на серый баланс, гранича с гниющим жёлтым, обволакивая твои посиневшие конечности, всасывая внутрь болезнь. Надувные стены разбухают и трескаются кривыми узорами твоих последних фантазий. На изгибах появляются первые знакомые тебе люди, с внешностью ящериц и кровожадностью львов. Глаза их напоминают лунные кольца, которые обычно всё чаще появлялись в твоих облетающих формы кошмарах. Они невыносимы.
Вначале, неспешно перебирая неровность, они начинали танцевать, причём так завораживающе, и пугающе. Крики различных песен окружали твоё слуховое внимание; отрывали уши и проникали в уже восьмиугольную голову. Ритм увеличивал напряжение, твоё, и общего экстаза. Все быстрее новые друзья разгрызали твои стены. Ступор их бешеного танца превращался в полностью неконтролируемый шумовой рёв. Всё стало пропадать: мебель, стены, мысли. Половое влечение обрело смысл полового исчезновения. Ты упал под себя, сквозь себя, через себя, разрушив ограничения земной плоти. На твоём лице застыла одна, никогда ранее непосящающая тебя эмоция - …
Ты провалился, или взлетел, или сплющился, или разбух, и тебя направляет этот процесс дальше…
Тысячи волчьих голов создают твою, принимающую полёт, постель. С треском хищных костей ты падаешь в прожорливые пасти почерневших созданий. Гнилые, но стальные зубы их впиваются во все нервные судороги твоего
тела, жадным блеском горят их пожелтевшие глаза. Прямо у тебя на глазах (испытателя и стороннего наблюдателя), тебя с непоколебимой жестокостью разрывают на части, и, гавкая, разбрасывают по молитвам твоего скудного ума. Твоя душа мертва, и только здесь её место. Ощути бессилие и обречённость; признай свою отрешённость от мира; мучай свой гордый взгляд и разруби себе лицо собственным топором. Может тогда ты поймешь причину своего дыхания.
Глупая скотина!




(Примитивизм высказывания расширяет спектр ассоциаций.)