Беги, брат, беги! Из записок сельского учителя

      Живёт в одном небольшом сибирском селе учительская семья:  муж  – историк, директор, жена  –  словесник,  двое детей-погодков.  Это я и моя семья.
      Жизнь сельского учителя непроста по многим причинам: театры и библиотеки далеко, нужную книжку не купишь…  Но самое сложное:  жизнь эта - вся на виду у внимательных односельчан.  И уважение к тебе, как  к учителю, складывается из многих нюансов, и это не только знание или незнание своего предмета, умение вести уроки и  способы вкладывания (порой и вдалбливания) знаний в вихрастые головы юных земляков. Важно, как ты одеваешься, как разговариваешь, как здороваешься, как ведёшь себя в обыденной жизни,  как развешиваешь выстиранное бельё и как оно  постирано, хорошо ли прополот твой огород…
      И ещё есть один аспект: раз ты живёшь в селе, ты должен иметь корову и огород.  Потому как не имеющий ничего  и ничего в  сельской жизни не умеющий  - лодырь и уважения не заслуживает.  (Однако,  увлечённость своим двором  тоже  уважения учителю не добавляет,  ибо школа должна оставаться на первом месте.  Вот попробуй  найди  эту тонкую грань  и  сохрани  нужное равновесие!)
      Это длинное предисловие необходимо, скорее, для  городских жителей. Сельские  об этом  и так знают, может, только  не задумывались…
      Итак, мы живём в селе. У нас есть корова (две) и огород (два). И два поросёнка.  Они уже подросли, им месяцев по пять,  их пора кастрировать. У некастрированных кабанов мясо вонючее,  есть его невозможно.  Пригласили мы ветврача тётю Шуру, немолодую  уже  женщину, с больными  ногами.
      Один поросёнок здоровый, крепкий, у второго задние ноги с раннего возраста болят, он их таскает. Посмотрела тётя Шура на них и предложила позвать ещё кого-то из мужчин  на помощь – держать.  Муж мой, парень здоровый и крепкий, отказался,  дескать, и сам справится, всегда сам справлялся.  Ну, сам, так сам… Роли ясны: муж держит, тётя Шура режет, а мне, как всегда в таких случаях,  с ужасом и отвращением,  глядя в сторону, держать поросячьи яйца, пока не отрежут, а  потом закинуть их на сарай, птицам на съедение.  Дело минутное.  Я, недолго думая, сунула ноги в мужнины  сапоги 42 размера,  и отправились мы вершить задуманное.  Начали со здорового поросёнка. Загнали его в сарай, да и занялись своим кровавым жестоким делом.  А больного оставили во дворике - куда он денется с ногами-плетьми.  Здоровый же поросёнок так орал, так орал...  И, видимо, во всю свою поросячью глотку  орал:  «Беги, брат, беги!» Иначе как объяснить, что ноги-плети вдруг приобрели силу, и больной поросёнок не просто побежал, он помчался, пулей пробив штакетник.  Сначала мы от удивления остолбенели, а потом кинулись  ловить. Бежим:  бежит и визжит поросёнок, за ним – муж (директор, историк) в грязных штанах, рубашке и кирзовых сапогах, за ним - я (словесница) в мужниных резиновых сапогах 42 размера, а позади всех ковыляет на больных ногах тётя Шура,  но при этом пробует руководить захватнической операцией.  Бежим мимо конторы, мимо сельсовета, мимо пожарки, мимо магазина…  Дело происходит во второй половине дня, трудоспособное население на работе, но зрителей поросячьего марафона предостаточно.
     Первой с дистанции сошла тётя Шура: её ноги оказались больнее, чем у поросёнка.  Он же, как только увидел, что главный враг покинул ряды  преследующих, забежал в  первый же проулок и рухнул, обессилев.   Что делать? Муж пошёл искать коня с телегой. Меня же оставили стеречь беглеца. А он, обессиленный-обессиленный, а как увидел, что остался со мной один на один,  снова в бега собрался. Пришлось мне на него присесть, чтобы и не рыпался.  Сижу, жду, время тянется, как резина. Поросёнок уж и придрёмывает…
      Смотрю: идёт муж, за ним – подвода. Только вид у мужа сконфуженный. Да и ясно, почему:  на телеге с важным видом, с довольнейшей улыбкой сидит местный дурачок Лёнька – тихий и  безвредный. Он очень доволен, что может оказать услугу директору школы. Других подвод нет: пора уборки урожая, все заняты.
      Как мы с мужем грузили поросёнка, а тот визжал изо всех сил,  описать просто невозможно.   Лёнька невозмутимо держал лошадь.  Наконец поросёнок на телеге, Лёнька важно рулит своим транспортом, муж шагает рядом с телегой, придерживая пассажира.  Они шествуют по главной улице, на радость зрителям.   Я же, опережая транспорт и эскорт,  двинулась  сначала в магазин, мне нужно рассчитаться с Лёнькой за услугу. Вид мой был настолько экзотичным для посещения магазина, что в ответ на мою просьбу дать большую шоколадку в долг, продавец молча положила её на прилавок.   Лёнька с достоинством принял шоколадку, как благодарность за выручку.
       Поросёнка сгрузили. Дыру в заборе залатали. Через неделю опять пригласили тётю Шуру. И чёрное кровавое дело было довершено.
       … Вот не помню, что за темы уроков у меня были на следующий день: то ли  «Образ Наташи Ростовой в романе Л. Толстого «Война и мир», то ли «Образ Прекрасной Дамы в творчестве  А. Блока».  Но к подготовке уроков я всегда относилась серьёзно и творчески. Можете не сомневаться!

      

      


Рецензии
Замечательно. Прочитала с удовольствием. :)

Татьяна Буденкова   06.09.2014 10:43     Заявить о нарушении
Спасибо, Татьяна.

Татьяна Калюжная   08.09.2014 11:10   Заявить о нарушении
Жалко поросят: это же больно - по живому резать. Неужели не было никаких обезболивающих или наркоза? Так ведь поросенок от разрыва сердца мог умереть. А вам смешно!

Людмила Каштанова   30.03.2016 05:44   Заявить о нарушении
Людмила, у Вас взгляд на ситуацию - городского жителя. Если поросёнок взращивается на еду и его судьба - стать салом через 6-9 месяцев, никто не будет его обезболивать при кастрации. А мясо некастрированных животных воняет.
Крестьянский подход к жизни часто жесток, но эта жестокость подчинена целесообразности.

Татьяна Калюжная   14.04.2016 11:29   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.