Урсула

Новость ошеломила. К нам из Англии едет гостья. Вернее, даже не к нам, а к отцу.
   - Старая любовь объявилась, - пряча свою растерянность под иронией, сказала мама.
   - Какая ещё любовь? – Не поверила я. Отцу было семьдесят четыре года.
   - Подружка военных лет. Я сама о ней ничего не знаю. Спрашивай у отца.
   Её звали Урсула. Немка.

   Когда в тысяча девятьсот сорок пятом году военная часть, в которой служил отец, с боями вошла в Берлин, ему было двадцать шесть. Ей – шестнадцать.
   Победителей, советских офицеров, расквартировали в домах немецких жителей. Отцу понравилась небольшая опрятная комнатка, в которую его поселили. Но сухая, как жердь, хмурая фрау Хелга сначала не вызывала симпатии. Совсем другое дело – юное голубоглазое и светловолосое создание, её дочка Урсула. С любопытством она поглядывала на молодого русского капитана.

   К тому времени отец уже сносно изъяснялся на немецком. Мало-помалу завязалось знакомство.
   Семейство, с которым парня свела армейская доля, в конце войны бедствовало, буквально голодало.
   Как мог молодой человек, сам пройдя через немыслимые лишения и тяготы военного быта, остаться равнодушным к мучениям беззащитных женщин? Он стал делиться своим офицерским пайком с хозяйкой.

   Фрау Хелга смягчилась, стала дружелюбнее относиться к постояльцу, но строго присматривала за своей бойкой дочкой.
   Может, она не знала, что сдержать молодую страсть, да ещё в военное время, всё равно, что остановить горный поток после дождя?
   Симпатия юной немки возрастала с каждым днём, и, надо сказать, не была безответной. А то, что любовь такая не имела права на существование, и что с любой точки зрения, как ни глянь, она запретная, только добавляло остроты переживаниям.

   Неизбежная разлука приближалась. Урсула становилась всё грустнее.
   - Ты уедешь, милый Алекс, и я никогда-никогда не увижу тебя больше, - плакала девушка.
   - Я вернусь за тобой. Как только это станет возможным, - утешал тот, и сам не надеялся на встречу.
   На прощание молодой человек подарил возлюбленной свои стихи.

   Эту романтическую историю из уст отца я восприняла со странным чувством раздвоения. Удивительный романтизм её до глубины затронул сентиментальные тайники моей души, с другой стороны мне было жаль маму. Каково ей было узнать о давней пылкой любви своего избранника и о том, что чужая женщина с другого конца света через десятилетия пронесла трепетные чувства к русскому капитану, искала его повсюду, посылала и посылала запросы в непреступный Советский Союз, и каждый раз получала отрицательный ответ.

   Наконец, в начале девяностых, когда  рухнули все препоны, через «Красный Крест» она узнала адрес своего милого Алекса.
   И вот спешит на встречу. Спустя столько лет! Зачем? Чтобы посмотреть в глаза поседевшего, постаревшего некогда любимого человека, в котором уже ничего не напоминает бравого молодого офицера?

   Конечно, перед тем, как пуститься ей в далёкий путь, была горячая переписка. Да, она знала, что Алекс женат, и у него двое взрослых детей. Что по статусу он давно пенсионер и не один раз дедушка. Да и она не та наивная девочка Урсула, которую он знал. Она также вышла замуж и уехала в Англию. У неё есть дочь и внучка. А муж два года назад умер. И был он достойный и добрый человек.

   Тогда почему хранила она целую вечность два милых сердцу четверостишья и помнила… всегда помнила их автора?
   Я не могла бы поклясться, что отец, как и его далёкая подруга, сохранил в сердце глубокие чувства к ней. Он любил мою маму, и за всю жизнь немало нежных стихотворных строк посвятил ей. И эту неожиданно всплывшую историю воспринял с большой долей юмора.
   Но я видела, как помолодел он на глазах, подтянулся и принарядился.

   Их встреча была потрясающей, как молодо блестели их глаза, и руки тянулись к рукам, и крепкими, искренними были объятия.
   Мы все были поражены и пребывали две с половиной недели, пока гостила у нас Урсула, в возбуждённом состоянии.
   Я с интересом рассматривала женщину из другого мира. Ей ни за что нельзя было дать шестьдесят четыре года. Худощавая, светловолосая, с модной стрижкой и клипсами, в брючном костюме, очень подвижная и эмоциональная, она была для меня эталоном современной леди. Бабушкой назвать - язык никак  не поворачивался. Её и называли по европейскому обычаю просто Урсула.

   Отец с радостью возил подругу юности по примечательным местам Таганрога, при этом не всегда вспоминал пригласить маму. Да она и сама из какой-то чисто русской скромности отнекивалась, и всё  старалась угодить гостье, чтоб удобно ей было в отведённой комнате, чтоб еда нравилась, и нередко была переводчицей у этой интересной пары.
   Урсула по-русски почти не говорила. Да и отец немецкий язык практически забыл. А мама – сама малолетняя узница фашистов, благодаря своей цепкой памяти, помнила кое-что из немецкого.

   Так, общими усилиями,  и общались. Ведь если люди хотят понять друг друга, они поймут.
   Урсула привезла множество подарков своему дорогому Алексу и его жене. Не забыла и детей, и внуков. Всем досталось что-то интересное, даже диковинное для нас в те годы. Таким образом она хотела отблагодарить русского человека за благородство и доброту, за то, что в трудное время  помог выжить простой немецкой женщине, её маме, и ей, совсем неразумной тогда девчонке.

   Когда расставались, Урсула плакала.
   - Приезжайте в Лондон! – Уже почти без акцента приглашала она. – Гуд?
   На вокзале, в ожидании поезда, она  о чём-то вдруг вспомнила и достала из сумочки пожелтевший от времени листок. Это были поэтические строки, посвящённые ей влюблённым Алексом.
   На память о встрече с этой удивительной женщиной у меня остался шёлковый лепесток цветка, который до сих пор пахнет отголосками каких-то духов, далёким запахом романтических лет, когда немецкая девочка так опасно влюбилась в советского офицера.